Авторский блог Татьяна Воеводина 19:17 8 июня 2019

Новому средневековью - новую сословность

это не способ поддержания привилегий и несправедливости, это разделение труда

Про сословность сегодня говорят все: от профессоров социологии до победителей битвы экстрасенсов. Даже не просто про сословность, а про необходимость ее возрождения. Мне кажется, в этом проявляется инстинкт выживания: человечеству хочется отрулить от пропасти, к которой подталкивает его равноправное смешение всех со всеми. Мы по привычке полагаем это смешение прогрессивным, а вот Константин Леонтьев больше ста лет назад называл предсмертным. Он считал, что каждое явление проходит в своём развитии три фазы: первоначальная нерасчленённость, специализация элементов целого - «цветущая сложность» и, наконец, предсмертное смешение, равенство, неразличимость.

Каждому своё

Никакого мистического смысла в сословной структуре, скорее всего, нет (хотя, конечно, иногда хочется пофантазировать о чём-нибудь волшебном). Это просто разделение труда. В обществе требуются разные работы, вернее, разные типы деятельности. Всегда, начиная с седой древности, выделялись люди, управляющие умами и копившие знания – духовное сословие; воины, защитники и управители – дворянство; люди практического труда – крестьяне, ремесленники, купцы.

Александр Дугин со ссылкой на француза Дюмезиля утверждает, что такая трёхчастная общественная структура свойственна индоевропейцам, к которым мы имеем честь принадлежать. Дюмезиль, изучая древнюю историю, пришёл к мысли, что трёхчастная структура была свойственна именно индоевропейскому обществу. Собственно, ради этой мысли, может, и не надо так глубоко копать: в его родной Франции до революции 1789г. были чётко выраженные три сословия, да и повсюду они были. Мне кажется, эта структура настолько функциональна и естественна, что, скорее всего, в тех или иных формах присутствует и не-индоевропейских цивилизациях, но для нашей темы это не имеет особого значения. Словом, Дугин считает, что «стать русскими» мы можем только восстановив сословное членение общества, как это полагается индоевропейцам. Даже наши знаменитые васнецовские богатыри, отмечает Дугин, – суть представители всех сословий: Алёша Попович духовного звания, Добрыня Никитич вроде как боярского рода, а Илья Муромец – из крестьян села Карачарово (кстати, во Владимирской области, говорят, есть его потомки, в том же селе). В общем, что-то вроде какой-нибудь фрески в метро, изображающей рабочего с отбойным молотком, колхозницу со снопом пшеницы и инженера с логарифмической линейкой.

Но, серьёзно говоря, нельзя не согласиться с Дугиным: правильное функционирование общества, переход от деградации к восстановлению, требует разделения на сословия. Что их должно быть именно три – не очевидно; просто три – некая сакральная цифра, а соответствует ли она потребности – трудно сказать. Между прочим, победитель битвы экстрасенсов Алексей Похабов выделяет четыре касты: работник, купец, воин, маг. Он так и назвал свою книжку: «Четыре касты. Кто вы?». Впрочем, он считает это подразделение не социальным, а скорее свойственным индивидуальной психологии.

Кстати, если присмотреться, то в Индии, стране, где эти разделения дожили до наших дней, сословий (их там называют «варны») не три, а четыре: наряду с брахманами, кшатриями и вайшьями есть ещё т.н. шудры – люди грубого физического труда, слуги. Это не касты, хотя у нас так называют индийские сословия. Касты – это профессиональные корпорации, их бесчисленное множество.

Разное место в системе общественного разделения труда формирует людей разного типа сознания и мышления. Это порождает разный образ жизни, разные ценности и моральные нормы, разные образцы для поведения. Что хорошо для одного – недопустимо для другого.

Часто внешнему человеку не понятны какие-то паттерны поведения или цели человека из другого сословия. Например, преувеличенное представление о дворянской чести непонятно и даже смешно нам, мещанам. Что за дурь – вызывать на дуэль из-за косого взгляда? Но вот беда: сегодня сложился руководящий слой, полностью лишённый чести. Быть подозреваемым в воровстве, присвоении казённого имущества – им не стыдно. С отпадением сословной гордости и чести отпал мощный социальный регулятор, позволяющий верховной власти рассчитывать на этих людей. За ними нужен глаз да глаз, как за вороватым кладовщиком. А вот выпускник Пажеского корпуса граф Игнатьев, имел этот сословный предрассудок - честь. Во время Первой мировой войны он был военным атташе во Франции и руководил размещением там военных заказов и поставкой их в Россию, для чего на его имя во французские банки были вложены 225 млн рублей золотом - гигантская по тем временам сумма. Так вот при первой возможности он вернул их советскому правительству: как только восстановились дипломатические отношения с Францией и это стало технически возможным. При таких известиях начинаешь понимать, что культивирование на протяжении веков дворянской чести было вполне функционально.

У крестьян когда-то был сословный инстинкт – прирезать землицы. Нужна ли она, посильно ли обработать - неважно; земля ощущалась как неоспоримое и необсуждаемое благо. (Это хорошо описано в рассказе Льва Толстого «Много ли человеку земли надо?»). Сегодня этот сословный инстинкт тоже исчез. Не оттого ли столько брошенной земли в нашей стране?

У людей разных сословий была разная этика, разные мысли, даже, наверное, разные чувства и устремления. Что похвально для одного, осудительно для другого. Об этом много рассуждал Дугин применительно к военным – «кшатриям». Нельзя с ним не согласиться в том, что будь у нас сословие людей чести, «стражи», как это называлось в утопии Платона, - позора Перестройки и дальнейшего распада государства они бы не допустили. Но они повели себя как, извините, шудры. С этим невозможно не согласиться.

В Индии, стране с сохранившимся сословным строем, бытует такая древняя легенда. В эпоху царя Рамы был почти что золотой век, царила гармония, все жили сытно и дружно, а дети никогда не умирали прежде родителей. И вот однажды эта гармония нарушилась: у одного почтенного человека умер малолетний сын. Царь Рама сразу понял, что случился какой-то сбой в идеально отлаженной системе, нарушилось равновесие. Он сам решил доискаться до причины. Он лично обошёл всё своё царство, ища неполадку. И нашёл. Один вайшью (представитель третьего сословия) молился и постился, как полагается делать брахману, а вайшью – не полагается. Религиозные практики вайшью легче и проще; к нему не предъявляются столь высокие требования. Простолюдин делал вроде хорошее дело, но – не своё. Царь Рама вынул свой лук, прицелился и застрелил ослушника, сказав при этом что-то вроде знаменитой формулы «Каждому своё». Миропорядок был восстановлен, и по возвращении царь узнал, что умерший мальчик ожил.

Между прочим, формулу «каждому своё» использовал Платон, говоря о распределении обязанностей в своём идеальном государстве; её же использовали римские юристы (Suum cuique), говоря о справедливости; нацисты, поместившие это изречение в Бухенвальде, его вовсе не выдумали, а просто использовали, так что дурного в нём нет.

Разделение на сословия – это не способ поддержания привилегий и несправедливости, как издавна утверждали борцы за равенство. Это разделение труда, а разделение труда – это условие его производительности и качества.

Мысль о том, что для успеха народа и государства нужно восстановить разделение на трудовые сословия, высказывали многие. Известный публицист и глубокий мыслитель Михаил Меньшиков по итогам первой русской революции писал в статье «Сословный строй»:

«В средние века европейское общество сложилось органически, как всякое живое тело, то есть по трудовому типу. Общество было сословно, но сословия были не пустые титулы, как теперь, совершенно бессмысленные, а живые и крепкие явления. Сословия были трудовыми профессиями, корпорациями весьма реального, необходимого всем труда. Дворянство было органом обороны народной, органом управления. Оно действительно воевало. Рождаясь для войны, оно часто умирало на войне. Духовенство действительно управляло духом народным; доказательство – глубокая религиозность того времени и уважение к священству. Купечество торговало и ничем другим не увлекалось, ремесленники занимались ремеслами, земледельцы – земледелием. Как живое тело, общество было строго разграничено на органы и ткани, и при всем невежестве и нищете, зависевших от других причин, этот порядок вещей дал возможность расцвести чудной цивилизации, при упадке которой мы присутствуем.

Упадок строения общественного начался очень давно. Почти за сто лет до революции рыцари и судьи народные превратились в придворных – трагическое призвание их подменилось светским распутством и бездельем. Духовенство потеряло веру в Бога. Среднее сословие, продолжавшее работать, выделило нерабочую корпорацию софистов, которые с Вольтером и Руссо во главе подожгли ветхую хоромину общества. Отказ столь важных органов от работы, извращение сословных функций повели к истощению самого туловища нации – крестьянства. Голодные ткани рассосали в себе атрофированные органы – вот сущность революции. Народ втянул в себя ненужные придатки и старается переварить их, чтобы создать новые. Разве не то же самое идет и у нас?

Что могло бы спасти Россию, это возвращение не к “старому порядку”, каким мы его знаем, а к старому порядку, какого мы не знаем, но который был когда-то. Спасти Россию могло бы устройство общества по трудовому типу. Надо вернуть обществу органическое строение, ныне потерянное. Надо, чтобы трудовое правительство постоянно освежалось и регулировалось трудовым парламентом, то есть представительством трудовых сословий страны. Надо, чтобы нелепые нынешние сословия, фальшивые и бессмысленные, были заменены действительными сословиями, то есть, как некогда, трудовыми профессиями, и чтобы эти профессии – подобно органам и тканям живого тела – были по возможности замкнутыми. Необходимо всему народу расчлениться на трудовые слои и чтобы все отрасли труда были настолько независимыми, насколько требует природа каждого труда. Начинать нужно с главного очага революции – с бессословной школы».

Дальше Меньшиков утверждает, что школа должна тоже быть сословной, т.е. готовить детей не вообще, а к жизни и труду в своём сословии. Так ребёнок, подросток, юноша привязываются к той среде, в которой рождены и начинают любить её быт и занятия.

«Равенство – вещь прекрасная, но все прекрасное в равенстве, как в свободе и братстве, осуществимо только в сословном строе. Вне трудового разграничения если мы все равны, то мы решительно не нужны друг другу и не интересны. Общественное сцепление получается тогда лишь, когда является неравенство, когда, например, мужчина встречает женщину, когда около пахаря, умеющего печать хлеб, поселяются сожители, умеющие делать платье, сапоги, утварь. При развитии общества в силу крайней нужды, в силу разделения труда образуются воины, правители, ученые, священники, и только в качестве таковых они полезны друг другу.

Недаром профессии всюду приобретали замкнутый характер. В интересах совершенства каждой отрасли труда – то, чтобы люди отдавались ему всецело, на всю жизнь, чтобы они рождались в стихии этого труда и умирали, передавая потомству выработанные в течение веков навыки, склонности, способности, изощренные до таланта. Каждая профессиональная каста являлась вечной школой определенного труда. Воин среди военных изучал и не мог не изучить свое ремесло до степени искусства. Пахарь среди пахарей вбирал в себя еще с малых лет тысячелетние познания земледельца. У нас удивлялись, когда покойный А. Энгельгардт3 объявил крестьянина профессором земледелия, а он сказал правду. Наш крестьянин – профессор, так сказать, плохой эпохи земледелия, а возьмите немецкого или китайского крестьянина – это профессора хорошей эпохи. Такими же профессорами своего труда являются цеховые ремесленники, торговцы, священники. Нетрудно видеть, что именно замкнутость труда делает людей аристократами. Рыцарь меча потому рыцарь, что он артист меча, но почему артист сохи или сапожного шила не дворяне – именно своих призваний? Благородство всякому труду, как бы он ни был скромен, дает честность и техническое совершенство. Никакого иного значения сословия не имели в своем замысле. Именно цеховое устройство труда позволило выработать скелет нынешней цивилизации – средневековые промыслы и искусства. При крушении старых сословий очень быстро сложились новые классы, и чем более процветает какое-нибудь дело, тем чаще видим в нем преемственность целого ряда поколений, сословность труда. С этой крайне важной точки зрения самыми совершенными школами были бы профессиональные, где дети каждого трудового класса втягивались бы в дух и знание наследственного труда. Я не говорю об исключительных призваниях – они найдут свою дорогу, но заурядная молодежь только выиграла бы от сословных – назовите их профессиональными – школ. Заурядные дети приучались бы к какой ни на есть работе вместо дилетантской неспособности ни к какому труду. Говорят: школа должна готовить не ремесленника, а человека. Какой вздор!»

Мысль очень верная; я вообще советую всем прочитать эту статью. Особенные люди – всегда найдут свою особенную дорогу, а средние, обычные, каких подавляющее большинство – для них наследственное занятие и общественное положение – только облегчение и возможность стать подлинным мастером своего дела. Но не только это. Связь со своим сословием и профессиональной корпорацией – делает человека устойчивым, а не пылью, гонимой ветром. Сегодня люди – всё больше пыль. Никто. И так везде, а вовсе не только у нас.

Какое сословие должно по преимуществу править – вопрос интересный. Итальянский философ-традиционалист Юлиус Эвола в статье «Регрессия каст» высказал интересную мысль на этот счёт. «С доисторических времён происходил постепенный переход власти и типа цивилизации от одной касты к другой (от сакральных вождей к воинской аристократии, к торговцам и, наконец, к слугам); в традиционных цивилизациях эти касты соответствовали качественной дифференциации главных человеческих возможностей». В социалистических революциях, которые ему привелось наблюдать, он видел, что «власть норовит перейти в руки низшей из традиционных каст – касты вьючных животных и стандартизированных индивидов».

Это звучит шокирующе, однако не менее шокирует то, какие люди в разных странах призываются к власти и как качество этих людей падает даже на протяжении жизни одного поколения. Так что какую-то сторону истины Эвола ухватил.

Преемственность

А.Дугин изящно обходит важный вопрос, точно его и нет: если мы, желая «стать русскими», будем разделяться на определённые социальные категории – это разделение в дальнейшем будет продолжаться в следующих поколениях, т.е. передаваться по наследству? По смыслу сословий – они должны быть наследственными. Это противоречит угнездившимся в большинстве голов догмам, но для исторического успеха народа – это было бы правильно.

Идеально ли такое положение? Разумеется, нет. У всякого положения, как и у всякой вещи есть своя теневая сторона. Сословия не должны быть непроницаемыми и слишком застывшими. Они должны обмениваться людьми с другими сословиями. Реально в царской России так и было: дослужившийся до определённого чина военный или статский становился личным, а дальше и наследственным дворянином. В Павлово-Посадском краеведческом музее я слышала, что сам Николай I, узнав о производственных успехах крестьян в ткачестве платков, своим указом приказал перевести их из крестьян в городских обывателей, что повышало их статус и давало возможности сосредоточиться полностью на новом промысле. В жизни всякое бывает, но важен принцип, замысел, чертёж.

Кстати, не все стремились повысить статус. В Третьяковской галерее рассказывают, что Павел Третьяков, когда ему предложили за его заслуги дворянство, - отказался. Он счёл, что нечего ему садиться не в свои сани, а приносить пользу Отечеству он и его потомки смогут, оставаясь в купеческом звании.

Вообще, любую общественную структуру можно и подправить, и довести до абсурда эксцессами исполнения.

Очевидно, разделение на сословия не делается на основе какого-то начальственного предписания или бюрократического установления. Это естественно-исторический процесс. И, как мне кажется, он будет идти. Важно понять, что он – благотворен и способствовать ему, а не препятствовать. То «Новое Средневековье», которое, как мне кажется, нас ждёт, потребует и новой сословности.

1.0x