Образование неформальной глобальной управляющей сети современным Китаем не просто облегчается, но и прямо диктуется самим характером китайской культуры и истории
С одной стороны, даже если не рассматривать опыт средневековых мореплавателей, «вскрытие» Китая колониальными державами в последней четверти XIX века, создав в нём колоссальные социальные проблемы, привело к массовой эмиграции китайцев, интенсивность которой вынудила, например, США ввести жесточайшие ограничения ради сохранения этнокультурного баланса американского общества (да и просто рабочих мест).
Способствовала эмиграции и длительная война с Японией, и гражданская война, тем более, что обе сопровождались чудовищными массовыми зверствами (вроде нанкинской резни или блокады Чаньчуня). При этом с началом экономических реформ эмиграция не наказывалась даже в периоды ужесточения политического регулирования (как из демографических, так и, насколько можно понять, из стратегических соображений):
скажем, семья студента, уехавшего учиться за границу и не вернувшегося, не подвергалась сколь-нибудь значимым репрессиям.
В результате в 1987 году работать на родину после получения высшего образования за рубежом вернулось лишь 5% китайских студентов (правда, в 2007 их доля выросла до 30%, а в 2017 – до 79%).
Исторически длительный опыт жизни не просто «в рассеянии», но и в тесной связи с диаспорой не столько облегчает формирование транснациональных хозяйственных сетей, сколько предопределяет его. В этом отношении китайцы близки евреям и армянам, скорее всего, значительно превосходя их (по крайней мере, неформальные еврейские банки развиты неизмеримо слабее китайских, а армянские и вовсе неизвестны исследователям).
Эмиграция воспринимается китайской культурой (в том числе современной культурой управления) не как сборище потенциально опасных врагов, но как зарубежное продолжение Китая, как способ осуществления влияния далеко за его пределами, что выражается афоризмом «Китай не огражден границами; Китай там, где живут китайцы». Более того:
в 2017 году наметилось исчезновение в позиции китайских властей чётко проводившейся до того грани между проживающими за границей китайцами, принявшими местное гражданство и сохранившими гражданство КНР.
Формирование эмигрантами из Китая собственных замкнутых сообществ, живущих по своим законам и не допускающих внешнего вмешательства, предопределяет неформальность управляющих систем. Важно, что неформальность общественных связей является одной из важнейших черт не только эмигранской, но и всей китайской культуры, в том числе культуры управления.
Китайское общество, исторически организованное в региональные кланы и пронизанное непубличными структурами (в том числе именуемыми европейцами «тайными обществами»), является сетевым по самой своей природе.
Китайская цивилизация накопила колоссальный исторический опыт именно неформальных взаимодействий и не собирается отказываться от него, ибо он является одной из ее ключевых особенностей, одним из ее принципиальных конкурентных преимуществ. Исторические описания даже формально непримиримых противоборств кишит эпизодами не только совместных действий вроде бы принципиально противостоящих друг другу политических сил, но и, что даже более важно, - согласованными «по умолчанию» действиями. В них ненавидящие друг друга стороны достигают общей цели без всяких даже теневых контактов, демонстрируя тем самым высочайший уровень взаимопонимания.
Сетевой и неформальный характер управления, свойственный китайской культуре, не только качественно повышает эффективность китайского государства (так как неформальные сети, включая даже преступные, сравнительно легко превращаются в проводников его политики), но и накладывает на него дополнительные, порою весьма обременительные обязанности.
Так, когда после обеспечения видимого успеха экономических реформ (на первом этапе заключавшихся прежде всего в привлечении капиталов эмигрантов в континентальный Китай) китайскому государству удалось обеспечить серьезное влияние на общины эмигрантов, ему долго пришлось использовать это влияние отнюдь не для достижения каких-либо целей своей политики. Главной его задачей оказалось миротворчество:
недопущение резни между враждующими общинами выходцев из различных регионов континентального Китая, которые оказались соседями в различных (в том числе фешенебельных) районах США и некоторых других стран.
Наличие разветвленных и в основном неформальных китайских глобальных сетей, как коммерческих, так и технологических, и политических позволяет рассматривать нынешнее руководство Китая как глобальную финансовую управляющую сеть, потенциально равнозначную Ротшильдам и Рокфеллерам (а, возможно, и им обоим, вместе взятым). Непрозрачность и затрудняющие понимание ее образа действия и мотиваций цивилизационные отличия качественно повышают ее эффективность
В то же время китайская глобальная финансовая управляющая сеть, выражаясь терминологией Гегеля, до сих пор еще является таковой «в себе», а не «для себя»:
она не полностью осознает как свои возможности, так и ограничения, накладываемые на нее ее растущей мощью.
Это вызвано невероятной скоростью возвышения Китая, его выхода на авансцену глобальной политики. Не стоит забывать, как в первой половине 2000-х годов китайское руководство безуспешно пыталось снизить темпы экономического роста хотя бы до 8% во избежание «перегрева» экономики. В результате рост влияния Китая обогнал возможности его управляющих структур даже не по использованию, а хотя бы по осмыслению этого влияния.
Китайское руководство с начала «нулевых» годов и вплоть до Си Цзиньпина напоминало актёров, которые, благодаря длительным титаническим усилиям прорвавшись на первый план, чтобы играть главные роли в пьесе, внезапно обнаружили, что пьеса не написана, и придумывать её предстоит им самим, прямо по ходу стремительно разворачивающегося действа.
Китайские аналитики с середины «нулевых» годов признают, что сознание современной китайской управляющей системы в целом отстало от расширения сферы ее влияния и увеличения совокупной мощи последнего. В результате она, влияя в ходе решения своих текущих задач на весь мир не осознаваемым ею образом, вызывает не представимые ею заранее и оказывающиеся неожиданными (а часто и болезненными) обратные воздействия.
Этот феномен «внезапной обратной связи» - одна из основных проблем современной китайской управляющей системы, все еще остающейся глобальным игроком с региональным сознанием.
Специфика китайской культуры, жёстко утилитарной, прагматичной и склонной воспринимать некитайцев как варваров, способствует постановке китайской глобальной мощи исключительно на службу решению собственных проблем. Учёт глобальных последствий своих действий (кроме грозящих самим китайским интересам) просто не интересен:
основной недостаток начинает восприниматься если и не как достоинство, то как одна из ключевых черт.
Это чрезмерное упрощение ситуации для китайского управления уже в ближней перспективе грозит превращением его в разрушительный фактор для Китая, - а значит, и для всего мира.
Начиная с прихода к власти Си Цзиньпина с его глобальными стратегическими проектами китайская управляющая система прилагает колоссальные усилия для преодоления своей ментальной ограниченности и обретения глобального стратегического видения и достигла на этом пути серьезных, хотя ещё и не решающих, успехов.
