Единомышленников сменяют подельники.
Стон стоит по Руси: откуда столько сволочей по руководящим креслам? Известное дело, что в семье не без урода, но когда вся семья из уродов состоит…
Ленин высоко ценил «тонкий слой революционеров» размазанный по России, поскольку они шли как на каторгу, так и на госслужбу не ради личной наживы. Но со временем этот «тонкий слой революционеров оказался» размытым, поглощенным и задавленным толстым слоем желающих поруководить и «попользоваться». Об этом, кстати, ещё Плеханов предупреждал: «при низкой культуре и самосознании народа государство может превратиться в феодала более страшного, чем монарх, потому что последний все-таки человек, тогда как государство - безликая и бездушная машина». А откуда этому самосознанию взяться?
Но ведь честных людей в стране большинство, а у власти жулик на воре сидит и мошенником погоняет. Как такое стало возможным? Ответ даёт исследователь номенклатуры М.Восленский. К власти рвутся ухватистые мужички, «которых жажда господства и умение её удовлетворить объединяют в слой, ставший правящим классом общества. Соответственно, и социальная психология номенклатуры не пролетарская, а по преимуществу крестьянско-мещанская, точнее - кулацкая.
Неудивительно: ведь именно тот человеческий тип, который в природных условиях в русской деревне, охватывавшей тогда 80% населения страны, выбивался в кулаки и лабазники, выходит сейчас в номенклатуру. Речь идёт не об идеализированном типе кулака как спорого на работу крестьянина, а прижимистом кулаке-мироеде с мёртвой хваткой, со стремлением взнуздать батраков и самому любой ценой выбиться в люди».
И неплохо живут-с! Только из скупых сообщений о разбившихся самолётах мы узнаём, что местный руководитель ЖКХ, сдирающий оплату с населения за свои сомнительные услуги вместе со шкурой, летал на отдых в какую-нибудь райскую страну. Это означает, что собирать оплату за услуги ЖКХ гораздо выгоднее, чем оплачивать оные.
Сбылось пророчество Шульгина, сделанное им в 1926 году: «Жидов, конечно, скоро ликвидируют. Но не раньше, чем под жидами образуется дружина, прошедшая суровую школу». Сбылось реченное! Дружина пронесла сквозь суровую школу репрессий, чисток и прочих гонений со стороны столь ненавидимых ими учреждений, начиная с ЧК и заканчивая ОБХСС, заповеди «не плошай!» и «хапай, что плохо лежит!»
Эти люди готовы кому угодно служить и делать какие угодно подлости, чтобы «выбиться в люди».
Случай этот не первый. Буржуазный переворот 1688-1689 в Англии принёс столь же любопытные плоды. «Политические трофеи – доходные и тёплые местечки – оставлялись в руках знатных дворян-землевладельцев при условии, что они в достаточной мере будут соблюдать экономические интересы финансового, промышленного и торгового среднего класса». (Маркс, Энгельс. Соч. т.22 стр.310). В России тёплые местечки достались партхозчиновникам, именуемым номенклатурой, а целые отрасли промышленности – ворам, бандитам и проходимцам, доходы которых свято блюдут чиновники. Если, конечно, воры не забывают делиться.
Но в Англии дворяне понимали, что их «собственное экономическое процветание неразрывно связано с процветанием промышленного и торгового среднего класса». (Там же). А наши ведут себя, как раковая опухоль, которой безразлично состояние тела, которым она питается. При виде таких деятелей даже тургеневские героини с вещалки «Эхо Москвы» возмущаются «этими уродами».
Хотя они не более уроды, чем те, которые с завидным постоянством появляются на вещалке ЭМ, проповедуя нетленные нравственные ценности: умри ты сегодня, а я завтра. Вот и столь почтенный человек, как Е.Г.Ясин отказался рассматривать то, что он вытворял, с нравственной точки зрения.
А когда их спрашивают, за каким (благородным идеалом) они подались в большевики, кулацкое отродье честно – насколько это возможно для наших приспособленцев – ответствуют: «Я хотел развалить всё изнутри». Потому что созидать у них получается несколько хуже. Кроме созидания собственного благополучия, разумеется.
Вот и летели наперегонки Ельцин с Горбачёвым докладывать Вашингтону, что СССР их усилиями развален, а холуеватая молодёжь с ЭМ не забывала подсказать: «С нашей помощью».
Генеральный Секретарь ЦК СЕПГ Эрих Хонеккер, вторично сидя в клоповнике, куда его запихнули соратники (первый раз он получил десять лет каторги при Гитлере) вспоминал: «Есть ли совесть у этого Горбачёва? Я всё ещё хорошо помню этого мелкого буржуа от перестройки, когда он мне объяснял свою стратегию и ту роль, которую должна сыграть его жена Раиса. Помню и о том, как он боязливо жаждал одобрения и любви со стороны других генеральных секретарей. Престиж был ему всегда важен. Однажды, когда он сомневался в себе, я попытался его успокоить. Правда, аплодисменты с Запада были ему дороже».
Чего можно было ожидать от мелкого буржуа-подкаблучника, занявшего неустанным прислужничеством большую должность?
Куда же делись приличные люди в нашей стране?
«Политрук роты старший лейтенант Владимир Николаевич Ботковели метко угодил противотанковой гранатой в «тигр», и тот запылал. К сожалению, погиб от вражеской пули и Ботковели.
… Восемнадцатилетняя Аня Соколова за время службы в дивизии вынесла с поля боя 80 раненых бойцов и командиров, за что была удостоена ордена Ленина. И всякий раз, когда обстановка осложнялась, когда надо было не только оказать раненому медицинскую помощь, но и защитить его, она смело бралась за винтовку. И погибла Аня, как героиня, в неравной схватке с гитлеровцами.
… Полкового комиссара Руденко гитлеровские палачи расстреляли в гестапо в Умани вечером 5 августа.
Военком батальона политрук Пахомов слыл в дивизии отличным связистом, весельчаком.
Когда шли уличные бои в Лигедзино, Пахомов с радистом Рубисом около трех часов вели неравный бой, защищая узел связи. Немцы пустили в ход танк. Пахомов поджег его связкой гранат и уничтожил экипаж. Когда минометным огнем гитлеровцы разрушили узел связи, Пахомов с Рубисом побежали к реке, в камыши. Фашисты бросились вслед. Рубис погиб. Пахомов остался один… Улучив момент, он выстрелом из автомата сразил офицера. К политруку кинулись девять солдат. В них полетела граната. Но и Пахомов был сражен автоматной очередью. Хватаясь руками за стену хаты, он из последних сил приложил пистолет к виску, крикнул:
— Все равно, гады, нас не победите! — и нажал на курок. Так героически погиб политрук Пахомов, уроженец города Балашова.
… Командир батареи Чалов последним оставался в живых из командиров-артиллеристов. Весь день 3 августа его батарея вела огонь по врагу. Вражеская мина оборвала Чалову обе ноги. Когда сержант Грушев хотел вынести своего командира и спрятать его в подсолнухах, тот сказал:
— Дай мне связку гранат, а сам беги.
Едва Грушев скрылся, как к лейтенанту подбежало больше десятка гитлеровцев. Чалов сорвал предохранительную чеку с противотанковой гранаты и подорвал себя вместе с немцами.
Героически погибли батальонные комиссары Гладышев и Карпец, старшие политруки Дерягин, Сидоров, Корнеев и другие».
Майор Стуруа Борис Георгиевич был сын председателя Президиума Верховного Совета Грузии Георгия Стуруа, племянник Вано Стуруа — славного соратника и друга В. И. Ленина. Этот племянник, вместо того, чтобы сидеть подальше от передовой, «в
корпус прибыл прямо из Москвы, где до отъезда работал в комиссии по ленд-лизу. Перед отъездом виделся с отцом — он приезжал в Москву по служебным делам. Отец и помог добиться направления на фронт, так как не отпускали. Писал рапорт Ворошилову. Ответ получил отрицательный. Сказали: «Комиссия по ленд-лизу тоже работает для фронта». Ну а приехавший в Москву отец добился…
Увидеться с Борисом Георгиевичем Стуруа больше не пришлось. Через несколько дней стала известна печальная есть: майор Б. Г. Стуруа в бою на Тиме был тяжело ранен умер в полевом госпитале, не приходя в сознание». (Генерал-лейтенант, Герой Советского Союза Владимир Джанджгава «Немеренные версты (записки комдива)»).
Генри Метелманн, охранник лагеря для военнопленных «где-то между Донцом и Днепром», предназначенного для уничтожения “коммунистического заразы”, вспоминает:
«Ключом ко всему, как я полагаю, был печально известный “приказ о комиссарах” Гитлера, согласно которому все пленные политруки (комиссары) и другие члены коммунистической партии подлежали расстрелу». Тот самый приказ, о котором большинство немецких военнослужащих «не слышали».
Как и для российских либералов, «к тому времени большинство из нас смирилось с тем, что коммунизм равноценен преступлению, а коммунисты считались преступниками, что освобождало нас от какой-либо необходимости доказательства вины в рамках законности.
… Пленные, ежедневно доставляемые сюда в лагерь, будь то поодиночке, или небольшими группами, были совсем не такими, какими я их себе представлял. Они и в самом деле отличались от остальной массы пленников во внешнем участке лагеря, которые своим видом и поведением сильно походили на обычных крестьян востока Европы. Что меня больше всего поражало в политруках и членах компартии, так это присущие им образованность и чувство собственного достоинства. Я никогда, или почти никогда, не видел, чтобы они стонали или жаловались, никогда ни о чем не просили для себя. Когда подходил час казни, а казни происходили постоянно, они принимали её с высоко поднятой головой. Почти все производили впечатление людей, которым можно безгранично доверять; я был уверен, что повстречайся я с ними в мирных условиях, они вполне могли бы стать моими друзьями.
Один из пленных благодаря выученному в школе достаточно сносно говорил по-немецки. Я уже не припомню его фамилию, но звали его Борис. Поскольку я тоже неплохо владел русским, хоть и коверкал падежи и склонения, мы без труда общались, обсуждая множество тем. Борис был лейтенантом, политруком, примерно на два года старше, чем я. В разговоре выяснилось, что и он, и я учились на слесаря, он - в районе Горловки и Артемовска на крупном промышленном комплексе, я - в железнодорожной мастерской в Гамбурге. Во время наступления мы проходили через его родную Горловку. Борис был светловолосый, ростом около метра восьмидесяти, с веселыми голубыми глазами, в которых даже в плену мелькал добродушный огонек.
И вот пришла последняя ночь для Бориса. Я узнал от наших сотрудников СД, что завтра утром он должен быть расстрелян. Днем его вызвали на допрос, с которого он вернулся избитым, со следами кровоподтеков на лице. Похоже было, что его ранили в бок, но он ни на что не жаловался,
- А как же теперь ваша мировая революция? - спросил я. - Теперь все кончено, и вообще, это преступный заговор против мира и свободы и был таковым с самого начала, разве нет?
Любопытно, что соображения фашистов о «преступном заговоре против мира и свободы» целиком совпадают с домыслами современных российских либералов.
- Генри! - сказал он. - … Даже если вы и выиграете эту войну, в чем я серьезно сомневаюсь, революцию в мире не остановить военными средствами. У вас мощная армия, вы можете нанести огромный ущерб моей Родине, вы можете расстрелять много наших людей, но идею вам не уничтожить! Это движение на первый взгляд дремлет и незаметно, но оно есть, и оно скоро гордо выдвинется вперед, когда все неимущие и угнетенные простые люди в Африке, в Америке, в Азии и в Европе пробудятся от спячки и восстанут. Однажды люди поймут, что власть денег, власть капитала не только угнетает и обирает их, но в то же время обесценивает заложенный в них человеческий потенциал, в обоих случаях позволяет использовать их лишь как средство получения материальной выгоды, словно они безвольные слабые фигурки, а затем выбрасывает их за ненадобностью. Как только люди поймут это, маленький огонек превратится в пламя, эти идеи подхватят миллионы и миллионы во всем мире, и сделают все, что нужно во имя человечества. И не Россия сделает это за них, хотя именно русский народ первым сбросил цепи рабства. Люди мира сделают это ради себя самих и их стран, восстанут против своих собственных угнетателей так, как представится необходимым и тогда, когда придет час!
Во время его пылкой речи, я не мог ни прервать его, ни возразить ему. И хотя говорил он вполголоса, слова его невероятно меня потрясли. Никому и никогда еще не удавалось затронуть струны моей души настолько глубоко, я чувствовал себя беспомощным и обезоруженным перед сознанием того, что донесли до меня его слова. И чтобы нанести мне последний сокрушительный удар, Борис указал на мою винтовку и добавил, что “эта штука не имеет никакой силы против идей”.
На горизонте показались первые лучи восходящего солнца, и Борис был расстрелян. (Генри Метелманн “Сквозь ад за Гитлера”).
Приспособленцы
Приличные люди погибли в жестоких боях, а кто занял их место? Из захватывающих воспоминаний участника войны, добровольца, впоследствии доктора наук, преподавателя института им. Герцена Альтшуллера Р. С.:
«По моему внутреннему убеждению, вся трагедия нашей страны была в том, когда лучшие сразу пошли на фронт, их места заняли недостойные люди. Пришли всякие приспособленцы на их места. Особенно все касалось руководства среднего звена и так же тружеников науки.
Из тех, кто на фронте уцелел, единицы смогли вновь занять свои прежние должности. Нам в институте преподавал минералогию профессор Гинсбург. На его лекции все стремились, студенты сидели даже на подоконнике. Человек уникальной биографии.
Крестился до революции, хотел жениться на дочери Петербургского градоначальника. Согласия главы семейства не получил и выкрал любимую. Вывез в Италию, девушка болела чахоткой. После революции прибыл на Родину. На начало вторжения ему было около 59 лет. Он упорно стал проситься на фронт и своего добился. Взяли рядовым.
Часть стояла в Пулково. … вот такие первыми погибали...».
А теперь угадайте с трёх раз, кто говорил, что Зоя Космодемьянская шизофреничка? Пошла бороться с врагом, а не в немецкий дом терпимости. Наши либералы склонны к последнему решению.
