«Токката вечности», исполненная Н. Коновским словесно, воспринимается теперь иначе: с феноменом потустороннего, с которым соприкоснулся, казалось, при жизни, а теперь растворился в оном поэт, извлекавший звук из самых сердечных глубин, насыщавший его смыслом предельной ёмкости:
Но дивный Бах! – необычайной мощи
И глубины исполненные звуки
Преображались над моей главою
В разверзшийся непостижимый космос,
Гимн вечности и трепет перед ней…
А близко, за церковною оградой,
Увитою плющом и виноградом,
Почти касаясь Божьего престола,
Свой гимн Творцу и славу пело море,
В своей любви и безраздельной мощи
Почти не уступающее Баху…
Торжественный, плавный стих, в котором есть и отзвуки реквиема, и величавое, виноградное любование роскошью жизнью, великолепной в изобилие своём…
Музыкальность особого, узнаваемого толка присуща поэзии Н. Коновского, ныне входящего в незримые врата, в миры, где поэзия должна разворачиваться бесконечной чередой красоты, смутные отблески какой мы ловим в земных созвучиях…
Музыка Коновского неспешна и постепенна, она овладевает сознанием читающего плавно: так море вбирает в себя входящего в его пределы.
Полдневный жар. Мерцание ракит.
Светящееся золото остожий.
Горит в дали дрожащей, предстоит
Мир пред тобой – непостижимый Божий.
Пронизанное вечностью насквозь
Глубинное печальное раздолье,
Навстречу каждым взгорком подалось,
Наполнив грудь неразделённой болью…
Любование миром, сочетающее в себе отточенное словесное мастерство с детской непосредственностью чувства – присуще поэтическому саду Коновского в не меньшей мере, нежели музыкальность.
И теплом таинственной субстанции разливается в стихах ощущение Божественности – золотящееся, как иконы.
Много природы: рассмотренной с разных ракурсов, как правило – нежно, когда и дождик становится столь значимым персонажем, что не зафиксировать его мотив невозможно:
Тайно, тепло и отрадно –
Где-то уж невдалеке –
Дождик поёт на невнятном,
Смутном своём языке.
Льётся с тревогой неложной
В кроны разросшихся ив,
Перерастает в тревожный
И неотступный мотив…
Пусть тревожен – тревога частая спутница проходящих земные дороги, не стоит превращать её в трагедию, равно – отворачиваться от неё.
…душа алкает света.
Душа поэта – вдвойне, ибо природа собственного дара не объяснима ему самому, и Коновский, исследуя собственную душу, выводил нежные, но и гранёные – формулы стихов:
Из оболочки, тягостной и тленной,
Душа моя! – о, столько долгих лет
Зачем туда стремишься, где блаженный
И неподвластный разуменью, свет?..
А мир лежит во тьме и лжи, и горе.
Кровавый огнь стремится низойти.
Но путь души – в Его руке и воле…
И жизнь и смерть, распутья и пути.
Теперь он очевиден: всепобеждающий, жизнь дающий свет – поэту, оставившему земным пределам свой словесный сад и свод: свет от которых такая же данность, как физическая смерть, не способная тронуть подлинные созвучия.
