Авторский блог Вячеслав Кочнов 12:08 20 марта 2017

МУЗЫКА – ЭТО НЕ НОТЫ, ЭТО - ИГРА

МАКСИМ ФЕДОТОВ В КЗЧ

Вечер великих скрипичных концертов в исполнении народного артиста России «русского Паганини» Максима Федотова и АСО Московской Филармонии под управлением Александра Ведерникова оказался настоящим пиршеством для музыкальных гурманов и подлинным триумфом гениального исполнительского мастерства. После заключительных аккордов Концерта Чайковского раздались многочисленные крики «браво!» и «брависсимо!!!», зал дружно встал и устроил артистам грандиозную овацию.

Я знаю, что некоторые поклонники скрипичного мастерства маэстро Федотова специально приехали из Петербурга и других городов и весей на этот концерт, была целая делегация из Италии, послы нескольких стран, включая Японию и Корею, что само по себе является большой редкостью и доказательством того огромного эстетического впечатления, которое производит именно живая (а не записанная на диск) игра прославленного скрипача. Среди слушателей мной были замечены несколько V.I.P. – телеведущий Лев Новоженов и дирижер Алексей Карабанов с женами, один известный по передачам телеканала «365 дней» российский историк, а также не нуждающийся в отдельном представлении и эпитетах пианист Дмитрий Башкиров со своей, по-видимому, ученицей, которая очень заинтересованно слушала всю программу, а потом о чем-то настойчиво расспрашивала своего знаменитого спутника.

Вечер по справедливости носил название «Великие скрипичные концерты», но если захотеть быть очень точным, не стесняясь длиной заголовка (помните, как это бывало в старинных романах – «Глава, из которой вдумчивый читатель узнает и т.д.»), я думаю, что правильное имя концерта было бы таким: «Два великих скрипичных концерта (Петра Чайковского и Яна Сибелиуса) и в исполнении знаменитого скрипача Максима Федотова, который в качестве аперитива сыграет концертино некоего Макса Бруха». (Здесь стоит упомянуть о том, что Максимом Федотовым записаны все скрипичные сочинения Макса Бруха).

* * *

…А если серьезно, ставить концерт Макса Бруха в один ряд с главными шедеврами двух величайших гениев мировой музыки и неправильно, и обидно для гениев. Это нарушало бы систему координат и девальвировало бы слова «великий», «гений», «шедевр». С другой стороны, сыграть для разогрева публики эдакий симпатичный и приятный во всех отношениях дивертисмент – абсолютно правильное решение, потому что включить в программу еще один неоспоримый великий шедевр (например, скрипичный концерт Бетховена, Шумана, Мендельсона, Брамса, Прокофьева или Шостаковича – а у Максима Федотова «в руках» их более 50-ти) было бы явным перегрузом для слушателя.

Макс Брух (1838-1920), будучи на пять лет моложе Брамса и на два года старше Петра Ильича, так же как и его великие современники, находился под сильнейшим влиянием Лейпцигской школы и двух ее главных корифеев – Роберта Шумана и Феликса Мендельсона-Бартольди. Брух – типичнейший «герой второго плана», фоновый персонаж, каковыми были, например, Альбрехтсбергер или Сальери в эпоху Моцарта-Гайдна, Фердинанд Рис и Людвиг Шпор в эпоху Бетховена-Шуберта, каковыми были Рубинштейн для Чайковского, Медтнер и Глазунов для Скрябина и Рахманинова, автор десятков мало востребованных симфоний Мясковский для Прокофьева и Шостаковича и несть им числа.

В музыке Бруха при всем ее внешнем обаянии и мелодичности то и дело звучат какие-то очень знакомые отголоски и отзвуки знаменитых тем Шумана (вступление 1-й части напоминает главную тему форт. конц. ля минор) и Мендельсона (начало скрипичной партии похоже на начало знаменитого ми минорного конц.), не достигая уровня афористичности и законченности, отличающих подлинно великих артистов. У Бруха в его Концерте все как-то слишком правильно, ожидаемо и очевидно, как учили, в то время как Роден гениально заметил, что для того чтобы создать нечто великое, художник должен приниматься за свой труд с тем же чувством, с которым вор готовится к преступлению. Гений всегда ходит по грани, хотим мы, смертные, того или нет.

…Но чудо заключалось в том, что в руках маэстро Федотова эта, в общем-то, заурядная музыка превращалась в страстный, взволнованный, а иногда нежный и мучительный рассказ о какой-то очень глубокой и серьезной человеческой драме. И зал замер от восторга, ожидая развития и развязки этих драматических перипетий. Наверное, так же ярко и убедительно этот Концерт звучал в руках у его адресата – великого Йоахима. А я вспомнил правило, усвоенное мной от моего фортепианного педагога: лучше посредственную музыку играть гениально, чем гениальную – посредственно.

Не зря говорят, что музыка, записанная нотами, вне конкретного исполнения – это, по сути, еще не музыка. Музыка живет не на плоскости нотного стана, а во времени своего звучания, и это особенно понятно, когда слушаешь записи оркестра Вильгельма Фуртвенглера, рояля Глена Гульда или присутствуешь при живом (слава Богу, есть такая возможность!) музицировании Максима Федотова. Маэстро Федотов щедро поделился с опусом Бруха и своим музыкальным гением, и своим изумительным даром рассказчика, и своей очень русской душевной широтой. А оркестр во главе с Александром Ведерников с большим и тонким пониманием его в этом поддержал. Не сказать о великолепных акустических возможностях зала имени Чайковского, которые позволяют воспринимать полный объем звуковой информации в любой точке, тоже нельзя.

* * *

Однако после аперитива, дело перешло к основным блюдам, и это было уже настоящим музыкальным пиршеством.

Скрипичный концерт Сибелиуса известен нам во второй, упрощенной редакции. Сначала амбициозный Сибелиус, находившийся тогда уже на пороге своего сорокалетия, сам мечтавший и пытавшийся профессионально играть на скрипке, написал для своего ре минорного Концерта очень сложную сверхвиртуозную скрипичную партию, как бы в отместку всем скрипачам мира за свою несостоявшуюся скрипичную карьеру. Мне довелось слышать практически неисполняемую первую редакцию Концерта в Большом зале петербургской Филармонии, и я подумал о том, как полезна для композитора бывает газетная критика, если он в состоянии к ней прислушаться. Потому что, вняв появившимся в музыкальной прессе статьям, в которых осуждалась чрезмерная сложность и вычурной сольной партии, во второй упрощенной редакции Сибелиус создал один из величайших шедевров музыки всех времен и народов. Как говаривал Антон Палыч Чехов, всё гениальное просто.

Сибелиус Федотова – это пряный и душистый, как цветущий весенний луг, сочный полновесный звук скрипки, проникающий, кажется, тебе в самое сердце. Максим, играя этот Концерт, быть может, уже в сотый раз в своей артистической жизни, играет его как будто впервые – свежо и остро, транслируя в зал ненасытную страсть первой брачной ночи.

* * *

Когда говорят об отзывах на великий Скрипичный концерт Чайковского, одно из самых популярных и исполняемых произведений классического репертуара вообще, обычно в качестве исторического курьеза приводят слова Ганслика из его рецензии на венскую премьеру Концерта о том, что, дескать, музыка Финала очень груба и «просто воняет сивухой». Над Гансликом потешаются, а зря. Да лучше пусть уж хоть сивухой, чем пылью ученых книг по теории и гармонии!!!

Музыка Финала (так же как, скажем, и в Финале 4-й Симф. фа минор), на мой взгляд, рассказывает – и рассказывает гениально – именно о том, о чем упомянул знаменитый в свое время венский критик, сам по совместительству тоже композитор, правда, на сегодня в этом качестве прочно забытый (вероятно, от его опусов ничем кроме ученой пыли «не воняло», но веяло нестерпимой скукой заурядного эпигонства). Да, это, несомненно, детальное описание пьяного разгула в стиле модного тогда (а Концерт написан в 1878 году) в России реализма (Толстой, Достоевский, передвижники, Репин, Мусоргский), в правилах которого было передавать жизнь такой, какая она есть, ничуть не приукрашивая. По жизни, по правде, по кровотечению – правило братьев Гонкуров. Вспомните хотя бы портрет Мусоргского, умирающего в лечебнице от последствий запоя, кисти Репина (1881 год) – художник ведь мог хотя бы привести цирюльника и попросить доставить в палату накрахмаленный воротничок и фрак. Нет! Репин усадил Мусоргского позировать ему расхристанного, непричесанного, в халате, не пожалел красок для носа, ничуть не приукрасил пустые потухающие глаза. (К слову, самого себя на автопортрете Илья Ефимович изобразил совсем по-иному – ухоженным галантным франтом, мечтой гимназистки).

Но ведь в Концерте Чайковского есть совершенно фантастическая – торжественная и жизнеутверждающая – блестящая Первая часть с гениальным полонезом на 4/4, которая с какой-то несокрушимой силой предает в зал ощущение безоблачного и праздничного восторга! Есть Вторая часть – пронимающая до слез нежнейшая Canzonetta-ноктюрн…

Лично у меня после Концерта Чайковского в его трактовке Максимом Федотовым осталось удивительно ароматное послевкусие – наверное, то самое чувство, которое у людей принято называть счастьем – полным и бескрайним…

Агогика Максима Федотова с ее неожиданными микроферматами, приводящими к изумительно пикантным микросинкопам и с ее волшебным tempo rubato сродни сценической речи гениального драматического актера. Я бы рискнул выразиться так: маэстро Федотов, с его потрясающей способностью к перевоплощению играет на скрипке по Станиславскому – как Смоктуновский играл Гамлета или Энтони Хопкинс дядю Ваню…

Здесь можно послушать видеозапись концерта: http://www.meloman.ru/concert/maksim-fedotov11032016/

1.0x