В детстве, каким бы оно ни было, наша жизнь ещё полна тайн и чудес, неожиданных открытий и ярких впечатлений, новых звуков и красок, шумит крыльями будущего и лишена груза прошлого. Она, несмотря на любые горести, обиды и разочарования, всё равно похожа на волшебную сказку или увлекательную игру, которая, рано или поздно, заканчивается…
Лев Абрамович Кассиль (10.07.(27.06.)1905—21.06.1970) традиционно входит в «обойму» детских писателей-классиков советского периода. Условно говоря, в её «второй ряд» — в «первом ряду» стояли детские «суперклассики» Корней Чуковский, Агния Львовна Барто, Самуил Яковлевич Маршак и примкнувший к ним чуть позже Сергей Владимирович Михалков. И в СССР не было, наверное, ни одного ребёнка, который бы не прочитал (или которому не прочитали бы) их произведений. Если использовать терминологию фигурного катания, это была «обязательная программа» детского чтения и воспитания. А такие писатели, как Лев Кассиль, Аркадий Гайдар, Николай Носов (да простят меня читатели и почитатели других авторов — здесь можно назвать ещё не одну фамилию) — это была уже «произвольная программа», без которой тоже никак не обойтись, но всё-таки возможны вариации.
Конечно, «вне конкурса» шли произведения для детей, авторами которых были «большие классики» советской литературы: «Легенда о Данко» (из рассказа «Старуха Изергиль») Максима Горького, стихи «про ребят и зверят» Владимира Владимировича Маяковского, «Золотой ключик, или Приключения Буратино» Алексея Николаевича Толстого, «Нахалёнок» Михаила Александровича Шолохова… Не говоря уже о том, что в «базовый стандарт» советского детского чтения, поддержанный школьной программой, входили сказки Пушкина, стихи Лермонтова, Тютчева и Некрасова, некоторые рассказы Льва Толстого, и, конечно, переводы зарубежной литературы (порой — сильно авторизованные): от Гулливера, Робинзона и Дюймовочки до Чиполлино, Винни-Пуха и Карлсона, «который живёт на крыше».
«Детские» книги Кассиля — в общем-то, уже не для детей и не про детство. Все они: и «Кондуит и Швамбрания», и «Вратарь Республики», и «Черемыш, брат героя», и «Великое противостояние», и «Дорогие мои мальчишки», и «Улица младшего сына», и «Ход белой королевы», — как раз про то, как детство заканчивается. Иногда — очень рано, иногда — уже в очень зрелом, если считать по годам, возрасте. О том, как чудеса жизни и разного рода фантазии о ней уступают место устоявшимся, проверенным формулам, правилам и законам, как вымышленная «Швамбрания» стыкуется с реальным «Кондуитом». И — всё-таки изменяет, преобразует его! Да, мечты меняют нашу жизнь — нужно только мечтать правильно…
Мечтать мы учились по книгам. Они мечтать не мешали — только помогали. Лично у меня сложилось так, что без Льва Кассиля не обошлось. И не просто «не обошлось» — прочитанная лет в 11 «Кондуит и Швамбрания» толкнула на подражание и «продолжение». В ходе игры, которая продлилась у нас с младшим братом несколько лет, как бы сами собой «смоделировались» пусть простейшие, но системные и, самое главное, «изнутри» представления об истории, культуре, политике, экономике в их взаимосвязях между собой, которые во многом и определили нашу дальнейшую жизнь — именно они, а не полученное в школе и вузах формальное образование. И, ведь не будь этой книги Кассиля, всё сложилось бы совсем по-другому. «Нам не дано предугадать, как наше слово отзовётся…»
Но это, так сказать, индивидуальное, личное, а в целом у каждого из нас: тех, чьё детство пришлось на 70-е и начало 80-х годов прошлого века (даже говорить такое страшно), кто вырос до начала «эпохи интернета», — есть своя «внутренняя библиотека», состоящая из книг, не просто прочитанных, а ставших частью собственной личности и сущности, жизни и судьбы. Теперь книги уже не читают, они становятся такой же «архаикой» и/или предметом роскоши, как конные кареты в эпоху всеобщей автомобилизации. В начале 80-х, сорок лет назад, трудно, почти невозможно было себе представить книги, выброшенные на помойку, как мусор, — на крайний случай, сдавали макулатуру и получали право на покупку «дефицитной» классики. Зачитанные до дыр книги даже «лечили», переплетали, давали им «вторую» и даже третью жизнь. Сегодня выбросить книгу — в порядке вещей, словно кусок засохшего или заплесневелого хлеба…
«Электронные книги» — всего лишь тексты, которые не читают, а смотрят: вперемешку с фильмами, лентой новостей и репликами соцсетей… Отдельность книги, отдельность чтения как процесса, выходящего за рамки схемы «стимул—реакция», в пространство «моделирования параллельной реальности», — исчезает вместе с самим этим пространством, которое становится недоступным, закрытым для «поколения онлайн». Наших с вами детей и внуков — в том числе.
«Люди, которые читают книги, всегда будут управлять людьми, которые смотрят телевизор», — эти слова принадлежат не Рокфеллеру и не Ротшильду, а французской писательнице Фелиции Жанлис, которая скончалась в 1830 году. И «телевизором» она называла вовсе не тот аппарат, который известен нам под этим именем сегодня, а некое подобие «волшебного фонаря», проектора, который она использовала в процессе обучения своих воспитанников, детей герцога Луи-Филиппа-Жозефа Орлеанского, один из которых впоследствии под именем Луи-Филиппа I стал королём Франции. В истории бывают такие невольные, но далеко не случайные «пророчества»/совпадения…
Лев Кассиль мало того, что был писателем, — он придумал устраивать праздники детской книги, «Книжкины именины», как будто книги — действительно живые существа, некое инобытие людей, их писавших (и читавших). И случилось это в разгар Великой Отечественной войны, в 1943 году. Когда советские солдаты сражались не только за свою землю, за свои дома и свои семьи, — они сражались за право своих детей, внуков и правнуков говорить и читать на родном языке. И книги тоже сражались вместе с ними. Детские книги — в том числе…
Надо сказать, что у Льва Кассиля была (сохранилась?) какая-то особая, по-настоящему детская чуткость и свежесть взгляда на мир, он видел и придавал значение тем моментам, которые «нормальный взрослый» воспринимает уже как нечто само собой разумеющееся, очевидное и не требующее какого-то особого внимания, какой-то отдельной оценки… Что бы он сказал сегодня, какие бы нашёл слова про такие «книжкины именины» — на помойках?
А в том, что нашёл бы — не сомневаюсь. Кассиль был по-детски жаден до впечатлений (объездил почти полмира и везде завёл кучу личных знакомств) и памятлив — тоже по-детски. Вы можете представить себе третьекурсника физмата МГУ, который просто шатается по улицам столицы, манкируя занятиями, чтобы что-то увидеть, удивиться и описать? В чуть ли не ежедневных многостраничных письмах домой, то есть без всякой мысли о публикациях и связанных с ними выгодах? Да так суметь описать, что всем это будет нравиться?
«…Сам Маяковский, громадный, широкоплечий, показался на трибуне. Он оглядывает, как всегда, по-хозяйски, внимательно и радушно стадион и спускается вниз, без труда шагая через барьеры, переходя с трибуны на трибуну, из ряда в ряд, с веселым и азартным любопытством осматривая переполненные ярусы.
— Что делается! — гудит он негромким басом, оборачиваясь к едва поспевающему за ним спутнику, который потом расскажет об этом дне в своих воспоминаниях. — Что делается! Ведь это же социализм! Чтобы десятки тысяч человек приходили смотреть каких-то детей!..»
Свою «путёвку в большую литературу» Лев Кассиль получил у Маяковского. И потом написал про «лучшего и талантливейшего поэта советской эпохи» (И.В.Сталин) блестящую, хотя и очень «выглаженную» книгу «Маяковский — сам». Которая начинается, по большому счёту, опять же, с детей. С того, как Маяковский читал свои стихи: «За море синеволное, за сто земель и вод…» — на закрытии первого всесоюзного слёта пионеров, на московском стадионе «Динамо» — и вышел из радиорубки на трибуны, зашагал по ним, приветствуя детей…
Вообще, Кассиль был очень «правильным» советским писателем. Не в том смысле, что «колебался вместе с линией партии», а в том, что всегда соотносил свои слова и дела с некоей высшей по отношению к политике и прочей суете истиной. Которая скрывается от мудрых и открывается младенцам. Нужно — ехал на «стройки социализма», нужно — был на фронте, нужно — представлял советскую литературу за рубежом… Он — из числа немногих советских писателей, если не единственный, про которых коллегами по перу и вообще современниками (во всяком случае, насколько мне известно), не было написано или публично сказано ни одного дурного слова. А подобное всегда дорогого стоит, особенно — в те времена. Чего это стоило самому Кассилю? Возможно, что и ничего не стоило — просто он был и оставался самим собой. Человеком, с которым в какой-то мере можно соотнести евангельские слова Спасителя: «Се воистину израильтянин, в немже льсти несть…»
Хотя… Отсутствие лукавства не равносильно отсутствию других страстей. Кассиль как писатель, опять же, по-детски прост, но далеко не примитивен и не одномерен. Так, например, у главного героя «Вратаря Республики» (кстати, первого в советской литературе произведения, раскрывающего тему футбола и «большого», профессионального спорта вообще, но не только спорта), грузчика-волгаря Антона Кандидова, явно «нелишнего» нигде человека, — фамилия, которая чуть ли не прямо указывает на известную повесть Вольтера «Кандид, или Оптимизм». Ту самую, где «всё к лучшему в этом лучшем из миров», — сколько бы жизнь ни пыталась доказать обратное. А в образе друга-антагониста Антона Кандидова, журналиста Евгения Карасика, при желании (но только при желании!) можно найти параллели с пушкинским «Евгением Онегиным», а в их столкновении на футбольном поле — с классической дуэлью из-за Ольги Лариной…
Ещё одной страстью Кассиля, видимо, и был спорт. Описанный им не только во «Вратаре Республики» и «Ходе белой королевы» — моменты, связанные со спортом, «разбросаны» по многим его произведениям — например, матча по хоккею с мячом между командами девочек и мальчиков в повести «Черемыш, брат героя». «В здоровом теле здоровый дух» — примерно таким был его «символ веры». И сам писатель, заядлый болельщик «Спартака», умер, когда смотрел телетрансляцию финального матча чемпионата мира по футболу 1970 года, Бразилия—Италия — не выдержало сердце…
Получается, и со дня смерти самого Льва Кассиля прошло уже больше, чем полвека. И, раз мы помним о нём и перечитываем его книги, крылья будущего из нашего детства ещё шумят над нами…
