Одним из концептуальных терминов, который мы часто слышим в последнее время, является «geek», который означает увлечение и даже одержимость техническими инновациями различного свойства.
В геополитике технологии играют важнейшую роль, хотя часто этот фактор упускается из виду. Развитие мореплавания привело к дихотомии на морское и сухопутное могущество, а в XX веке к ним добавились господство в воздухе и космосе. В XXI веке появилось новое измерение – киберпространство: полностью искусственное и постоянно совершенствуемое, вследствие чего имеющее неустойчивый и текучий характер, но, с другой стороны, имеющее очень важное значение для коммуникаций и информационных технологий.
Исторический пример с запуском советского искусственного спутника Земли в 1957 году и создания агентства ARPA в 1958 году (позже переименована в DARPA) в ответ со стороны США, в недрах которого и зародился Интернет, показывает то, насколько важны технологии в геополитике – не сколько в теории, сколько в практическом моделировании.
И важен не столько доступ к технологиям, результаты которых можно и купить или пользоваться ими, сколько полный контроль, автаркия всей технологической цепочки и производственная ассертивность, чтобы не допустить появления у конкурентов паритета или превосходства.
Именно по этой причине США сорвали покупку Китаем украинского завода "Мотор‑Сич", который бы дал Пекину возможность создания реактивных двигателей. Для Вашингтона это было довольно легко, учитывая тот уровень влияния, который Белый дом имеет на Киев. Весь разведывательный и политический аппарат США тщательно следит по всему миру, чтобы подобные сделки не повлияли на текущие монополии американских компаний.
С другой стороны, монополии опасны для других стран, даже если это касается напрямую критических технологий. Например, 14 декабря 2020 года различные приложения Google по всему миру не были доступны около часа. Учитывая большое количество пользователей сервисов Google по всему миру, этот инцидент принес им явные неудобства. А поскольку некоторые западные IT компании просто становятся токсичными для ряда стран, собственная альтернатива и протекционизм необходимы для обеспечения национальной безопасности.
Если копнуть глубже, то можно увидеть и другие причины. Сесилия Рикап указывает, что «интеллектуальные монополии являются не только – и не главным образом – результатом собственных исследований и разработок гигантских корпораций. Их монополия на знания основана на присвоении и монетизации результатов знаний, полученных в результате их многочисленных инновационных сетей, организованных в виде модульных ступеней знаний, отвечающих за различные организации (от стартапов до государственных исследовательских организаций и университетов) <…> Устойчиво-неравномерное распределение инноваций в мире – это структурная истина, усугубляемая интеллектуальным монополистическим капитализмом. Интеллектуальные монополии возникают в ключевых странах, в частности – в Соединенных Штатах, но их последствия распространяются по всему миру <...> Периферийные страны должны разработать свою собственную повестку дня для борьбы с интеллектуальными монополиями, которая должна включать ограничение всех форм экстрактивизма (данные, знания, а также товары, некоторые из которых необходимы для цифровых цепочек создания стоимости)».
Парадокс заключается в том, что пока периферийные страны будут думать и обсуждать последствия таких монополий, США уже предпринимает усилия, чтобы добиться полной автаркии и ассертивности.
В специальном докладе о соперничестве великих держав для Конгресса США от 4 марта 2021 года неоднократно говорится о важности различных технологий – не только в области вооружений, но также сетевых, квантовых, биологических, прикладных и т. п. И все это в контексте геополитического противоборства США с Россией и Китаем.
Именно по этой причине в апреле 2021 года Джо Байден издал указ пересмотреть список поставщиков для четырех ключевых секторов американской промышленности – обороны, здравоохранения, транспорта и информационных технологий, чтобы избежать проблем с поставкой медицинского оборудования, полупроводников и ряда других товаров.
А другой указ от 12 мая, направленный на комплексное улучшение кибербезопасности, также выражает стремление пересмотреть текущую политику в области критических технологий и сохранить лидерство США.
Риски в этом отношении могут быть самыми разными. Корейская компания SK Innovation, которая поставляла в США для фирм Ford и Volkswagen аккумуляторы, была внесена в чёрный список по причине кражи интеллектуальной собственности. Поэтому поставка продукции из Южной Кореи в США оказалась заблокирована. Китай рассматривается в США как нежелательный импортёр по ряду направлений. Даже некоторые партнеры, например – Канада и ЕС, могут создать проблемы для США, если посчитают, что торгово-экономические сделки не являются равноценными и уличат Вашингтон в попытках жульничества (что имеет вполне серьезные обоснования).
Цепочки поставок критически важны для технологий двойного назначения и ОПК. Понимая это, DARPA и корпорация Intel в марте 2021 года анонсировали партнерство сроком на три года, направленное на развитие отечественного производства платформ приложений для нужд обороны и гражданской авиации в области электроники.
Подобная проблема беспокоит и ЕС, поскольку зависимость от импорта из разных стран в последнее время там сильно возросла. Например, ЕС имеет относительно высокую зависимость от России по поставкам никеля (72,5%); из Китая поступает более 30% машин с автоматической обработкой данных, телекоммуникационного оборудования и техники, связанной с производством электроэнергии. Из США поступает более 50% двигателей и моторов (не электрических), также высока зависимость от электродиагностического и радиологического оборудования, оптических инструментов, медицинских инструментов и аэрокосмической промышленности. Железная руда и медь поступает в ЕС из Бразилии, Канады, Чили и Украины.
Показательно, что как ЕС, так и США озабочены суверенитетом в области критических технологий, особенно микроэлектроники. А причина для этого была одна и та же – деиндустриализация прошлых десятилетий и попытка использовать глобализацию для эксплуатации других стран, куда было перенесено производство.
Глобальная нестабильность также заставляет задуматься о надёжных партнёрах – смогут ли хрупкие государства, если в них будет ухудшаться политическая или экономическая обстановка, оставаться верным своим обязательствам?
К этому можно добавить и другие риски. Санкции могут иметь долгосрочный эффект на третьи страны, поскольку, как правило, они вводятся против таких секторов экономики, которые напрямую влияют на экономическую конкуренцию и обороноспособность страны. Стремясь нанести ущерб российской экономике, США вносили в черный список предприятия ОПК, научно-исследовательских институтов и сырьевых секторов. Из-за ограничений другие государства лишаются возможности приобретать необходимую продукцию и услуги. Например, покупка Турцией у России зенитно-ракетного комплекса С‑400 привела к санкциям, которые, в свою очередь, отразились на поставках из Канады и компонентов для турецких БПЛА.
Некоторые полагают, что даже климатические изменения тоже могут нести угрозы для доступа к необходимой продукции и технологическим инновациям.
В ЕС пришли к следующим выводам в отношении геополитики цепочки поставок:
- существуют значительные риски, связанные с диверсификацией торговли из-за хрупкости государства, экономического принуждения и уязвимости климата;
- стратегия диверсификации, скорее всего, будет применяться к сырьевым материалам или компонентам, а не к высокотехнологичным областям, таким как процессоры обработки данных, телекоммуникации или суперкомпьютеры, которые требуют больших инвестиций для самообеспечения;
- существующие торговые партнерства ЕС являются хорошей основой для диверсификации.
Уроки прошлого в ЕС показывают, что к технологическим и инновационным проектам нужно относиться серьезнее, а не пускать их на самотек.
Французский проект Minitel, начатый в 80-х годах как попытка создать собственный Интернет, и через специальные терминалы предоставлять бесплатный доступ к банковским счетам, справочной информации и другим услугам, провалился.
Европейский космический проект Galileo, анонсированный в 1999 году как создание собственной системы GPS, также завершился неудачей через несколько лет. Только в 2011 году ЕС смог запустить первые спутники, но они были введены в действие лишь в 2019 году. В итоге, бюджет вырос в три раза, реализация значительно затянулась по времени, и никаких новых достижений или технологий не было получено.
Также можно упомянуть попытку создать экосистему облачных хранилищ GAIA-X, который был запущен в рамках укрепления цифрового суверенитета Европы в 2020 году. В него изначально вложились 22 компании, но пока эффект – нулевой. Конечно, цель проекта GAIA-X очевидна – снизить зависимость от серверов облачных хранений американских компаний Amazon и Microsoft. При этом ЕС вводит специальные тарифы и ограничительные меры, надеясь таким образом получить конкурентное преимущество. Однако, тот же Microsoft участвует в создании GAIA-X.
Важнейшим кластером в современных технологиях является производство полупроводников.
Десятилетия прогресса в массовом производстве чипов, содержащих все большее число схем, радикально изменили экономику вычислений и коренным образом изменили мировую экономику. Революция персональных компьютеров 1980-х годов, интернет‑революция 1990-х годов, революция смартфонов и социальных сетей начала 2000-х годов – все это было построено на кремнии. Следующее поколение потенциально изменяющих баланс потребительских и промышленных приложений, построенных поверх сетей 5G, также будет зависеть от повышения производительности и вычислительной мощности, достигаемой с использованием передовых чипов. Доступ к передовым полупроводникам также имеет решающее значение для баланса глобальной военной мощи – благодаря их использованию в высокопроизводительных вычислениях и приложениях искусственного интеллекта (ИИ) и «Интернета вещей» (IoT), а также их важной роли в современных платформах вооружений и систем следующего поколения.
В настоящее время только две компании – южнокорейская Samsung и тайваньская TSMC – производят полупроводники в промышленном объеме на самых передовых технологических узлах. Эти лидеры отрасли в настоящее время производят в коммерческих масштабах на узле 7 нанометров (нм), стремясь перейти на 5 нм, а затем, в конечном итоге, на 3 нм к середине 2020-х годов. Для сравнения – американский производитель интегрированных чипов Intel также стремится производить в объеме 7 нм, но компания столкнулась с трудностями в достижении этих целей, объявив в июле 2020 года, что производство чипов следующего поколения будет отложено до 2022 года.
В настоящее время 7-нм чипы, включая систему Kirin 990 Huawei, производятся компанией TSMC на Тайване – это самые передовые полупроводники в коммерческом использовании. Структура Huawei по дизайну чипов HiSilicon работала с TSMC над последним в серии Kirin, на 5-нм узле обработки.
Несмотря на растущее мастерство китайских технологических фирм в таких областях, как 5G, искусственный интеллект, мобильные приложения и квантовые вычисления, страна по-прежнему сильно отстает от мировых передовых технологий производства полупроводников. В результате, для достижения амбициозных целей Пекина, стремящегося оставаться конкурентоспособным на мировом рынке, отечественные технологические компании полагаются на зарубежные фабрики для создания своих самых передовых чипов.
Китай наращивает свои усилия по освоению передовых технологий производства полупроводников. Через свой огромный Национальный инвестиционный фонд IC, созданный в 2014 году и рекапитализированный в 2019 году, а также другие региональные и местные фонды Китай выделил финансирование на сумму свыше 200 миллиардов долларов – это больше, чем скорректированная с учетом инфляции стоимость полета на Луну корабля "Аполлон" времен «холодной войны» в США. Однако, до сих пор Китай добился небольших результатов. Ведущая китайская компания по производству полупроводников, Международная корпорация по производству полупроводников (SMIC), отстает от лидеров отрасли Intel, Samsung и TSMC на 3–5 лет. В августе SMIC заявила, что сможет довести свое существующее литографическое оборудование до 7 нм. Хотя это станет крупным прорывом для фирмы, но все равно оставит ее позади лидеров отрасли.
Intel, Samsung и TSMC, в свою очередь, уже были вынуждены искать новые способы совместной работы и распределения затрат, чтобы поддерживать текущие темпы передовых инноваций. Совокупные расходы на НИОКР и капитальные затраты американских полупроводниковых фирм выросли до 72 миллиардов долларов в 2019 году с 40 миллиардов долларов в 2007 году, что отражает растущие затраты на соблюдение закона Мура. В 2018 году другой крупный игрок, GlobalFoundries, принадлежащий суверенному фонду ОАЭ Mubadala, фактически выбыл из гонки за глобальное лидерство, объявив, что он откажется от усилий по развитию на 7-нм узле, в первую очередь – из-за непомерно высоких затрат на оснастку.
Одним из специфических узких мест для SMIC и других китайских производителей является технология литографии экстремального ультрафиолета (EUV), технология производства следующего поколения, которая необходима для перехода к узлам ниже 7 нм. EUV, который использует более короткие длины волн ультрафиолетового света для получения более тонких и плотных схем, чем это возможно при более ранних технологиях производства, используется TSMC и Samsung на 7-нм технологическом узле. Intel работает над интеграцией EUV в его коммерческие производственные линии, но столкнулся с проблемами. TSMC, Samsung и Intel будут полагаться на EUV для своего 5-нм производства.
Развитие компьютерных технологий является одним из ключевых элементов в этой гонке. В 2019 году был разработан 53-кубитный квантовый компьютер Google, устройство, способное решать сложные задачи примерно за три минуты. Это может показаться не таким уж впечатляющим. Однако, как только вы примете во внимание, что для выполнения этих же вычислений неквантовому компьютеру потребовалось бы около 1000 лет, вы начнете понимать мощь квантовых вычислений.
Компании, как крупные, так и мелкие, вкладывают огромные ресурсы в разработку квантовых компьютеров, и многие утверждают, что это может стать следующей большой вещью в мире технологий. По некоторым оценкам, к 2025 году рынок квантовых вычислений достигнет 770 миллионов долларов. В период с 2017 по 2018 год квантовые вычисления пережили «квантовую золотую лихорадку», когда инвесторы вложили в квантовые вычисления 450 миллионов долларов.
IBM недавно объявила о планах создать к 2023 году квантовый компьютер на 1000 кубитов.
Транспорт тоже занимает определенный кластер в перспективных технологиях.
Такие компании, как Tesla, Uber, Cruise и Waymo, обещают будущее, в котором автомобили по сути являются мобильными роботами, которые могут доставить нас куда угодно с помощью нескольких нажатий на смартфон... TuSimple пытается продвинуться вперед, сочетая уникальные технологии с рядом стратегических партнерств. Работая с производителем грузовиков Navistar, а также с судоходным гигантом UPS, TuSimple уже проводит тестовые заезды в Аризоне и Техасе, включая автономные пробеги от депо к депо. К 2024 году TuSimple планирует достичь автономии четвертого уровня, что означает, что его грузовики смогут работать без человека-водителя в ограниченных условиях, которые могут включать дневное время суток, погоду или заранее намеченные маршруты.
Отмечалось, что и китайская автомобильная промышленность активно развивает автономные транспортные средства. При этом Китай использует комплексный подход – параллельно внедряется технология 5G и искусственный интеллект: они нужны для того, чтобы достичь синергетического эффекта.
Экосистема автономных транспортных средств является частью инициативы Новая инфраструктура, которая была запущена в мае 2020 года. Она включена в пятилетний план и на нее выделено примерно 1,4 триллиона долларов США.
Конечно же, в геополитике самый важный сектор, связанный с технологиями – это оборона и безопасность. В США с этим были связаны три стратегии возмещения, которые запускал Пентагон.
Скотт Савиц из корпорации RAND пишет, что существует два великих технологических направления этого поколения и отмечает их влияние на войну.
«Первое – это неуклонное и быстрое совершенствование информационных технологий (ИТ) в таких разнообразных областях, как аналитика больших данных, искусственный интеллект и дополненная реальность. Одно из его ключевых применений в военных действиях заключается в том, чтобы обеспечить быструю интеграцию и анализ входных данных от распределенных сетевых датчиков, генерируя своевременную, действенную информацию в формах, которые люди и машины могут легко интерпретировать. Вторая тенденция связана с предыдущей, но отчетливо выражена: увеличение возможностей беспилотных систем для выполнения ценных миссий. Эти возможности растут не только из-за передовых информационных технологий, обеспечивающих более автономные операции, но и из-за улучшений в материаловедении, появлении новых типов аккумуляторов энергии, дизайне и других областях. Третья тенденция – это улучшение сенсоров, которые становятся меньше, дешевле и более восприимчивыми, с более низкими требованиями к мощности и большей долговечностью в различных средах».
В секторе вооружений перспективные технологии также несут ряд решений, от которых военные приходят в восторг. Одна из последних – это электромагнитная бомба, то есть устройство, которое генерирует электроамгнитный импульс высокой мощности или микроволны. В отличие от конвенциональных кинетических боеприпасов, электромагнитные бомбы имеют разрушительный эффект на электронные устройства и компьютерные сети.
Хотя такое оружие уже существует, новые технологии позволяют создать более мощные устройства.
Природный детерминизм и различия в восприятии внешнего мира (включая угрозы), что является основами геополитического мышления и стратегической культуры, никуда не исчезнут в будущие десятилетия. Однако технологии существенно на них повлияют. И этот фактор нужно учитывать в оценках рисков и прогнозах будущего.
