Почти 20 лет назад отдел культуры администрации Обнинска принял деятельное участие в издании солидной книги, содержащей биографии и произведения наиболее значимых писателей наукограда. Составители сего сборника предложили и мне опубликовать итог своей, на тот момент 40-летней, жизни на страницах этого литературно-краеведческого издания.
Мои записки были оформлены редактором в отдельную главу, которую назвали просто, но конкретно: "Игорь КУЛЕБЯКИН".
Текст данных мемуаров - ниже...
___________________________________________________________________________________________
Очень не люблю писать автобиографии. Тем более, развёрнутые. Поневоле приходится заново переживать многие события, не всегда радостные. Тем не менее, родился в 1962 году. Хорошо помню, как сделал первый в своей жизни шаг, помню восторг и ощущение «невесомости». Помню сильную боль, когда не удержался на ногах и упал на «пятую точку»: внутри всё перевернулось, стало подташнивать. После нескольких подобных падений решил не рисковать и потом достаточно долго передвигался привычным для младенца способом, на четвереньках, как маленький вездеход. Разумеется, ходить всё равно со временем научился. Самое интересное, что по жизни постоянно проигрывалась одна и та же ситуация. Судьба намного раньше положенного заставляла меня осуществлять разные проекты, к которым я совсем не был готов, далее обязательно следовало тяжёлое падение и, в конце концов, неожиданно для себя я твёрдо «вставал на ноги». Так было с газетой «Вы и мы», журналом «Русич», еженедельником «Московские ворота», Калужским региональным отделением Союза литераторов России и многим другим.
Одну из своих статей я назвал «Ах, Обнинск, Обнинск! Области Пальмира»! Я не лукавил. Пожалуй, только коренной обнинец может глубоко прочувствовать уникальную и неповторимую ментальность нашего города. Город – аристократ, весь «пропитанный» интеллектом, отмеченный неизменным снобизмом по отношению к своим ближайшим соседям, Калуге и провинции вообще, сохранивший не смотря ни на что (глобальная утечка мозгов на Запад в «девяностые» годы, финансовое удушение НИИ, безработица и «замещение» вымирающих горожан переселенцами из иных регионов) своё лицо. Поистине, невероятная выживаемость. Вот в таком городе я и формировался как личность.
Оба моих деда были офицерами. Тараканова Максима Сергеевича, деда по материнской линии, в 1935 году призвали в армию. В войска НКВД. Закончил офицерские курсы и несколько месяцев спустя он уже был политруком в одном из лагерей. По характеру - очень скромный и великодушный, но принципиальный, семьянин – от природы. Ему, конечно, было весьма сложно не сломаться в той жестокой ситуации, в то бесчеловечное время. Похоже, это удалось. Даже Солженицин в «Архипелаге Гулаге» не говорит о нём плохо. Всего лишь короткая фраза: «Пришёл вечно мрачный Тараканов». В 1947 году, когда дед уехал в командировку в Кемерово – в связи с повышением по службе, в лагере произошёл массовый побег. Собственно говоря, командировка его и спасла. Вся администрация лагеря пошла под суд, со всеми вытекающими из этого последствиями, а Максима Сергеевича «только» разжаловали до старшин, обязав в течение 48 часов освободить жильё и ехать «куда глаза глядят». В 1948 году дед, моя бабушка Анастасия Кирилловна и четверо их детей уже были в сверх режимном Обнинске, строительство которого проходило под жёстким кураторством Берии. Максим Сергеевич стал командиром взвода военизированной охраны Физико-Энергетического института. Там он и прослужил до самой своей смерти в 1980 году. Кстати, этот високосный год, год Московской олимпиады, стал для меня некой «чёрной вехой». 13 декабря умер мой отец, а 19 декабря – дед, который тоже в немалой степени был для меня отцом… Душа рода - живёт в потомках. Наверное, поэтому в восьмидесятые годы я написал такое стихотворение.
ОСЕНЬ 37-го
Узнало лето горе и нужду,
Давно в полях зерно воруют мыши.
Кленовый лист, похожий на звезду,
Упал на землю с черепичной крыши.
А осень празднует свой первый бал,
Танцует вальсы с грустными дождями…
Кленовый лист, как чья-то жизнь, упал,
Чтобы истлеть на дне глубокой ямы.
Я лету не могу ничем помочь,
Я слишком слаб и близок к потрясенью.
Мне давит на виски слепая ночь,
Вдруг ставшая тяжёлой серой тенью.
Ведь я сам теперь узнал нужду,
И слышу шёпот рядом: «Тише, тише»…
Кленовый лист, похожий на звезду,
Упал на землю с черепичной крыши.
Как я уже писал выше, мой дед по отцу, Кулебякин Георгий Константинович, тоже был офицером. В этом качестве он и познакомился перед войной с моей бабушкой, Галиной Ивановной, коренной ленинградкой. В Питере у меня до сих пор живёт много родственников. В начале войны деда перевели на аэродром тяжёлых бомбардировщиков (кажется, по интендантской части). Там, насколько я помню, базировались ПЕ-8. Этот тип самолётов в 1941 году бомбил Берлин. Интересно, что судьба привела семью отца тоже под Кемерово, где он в 1942 году и родился. После войны Георгий Константинович демобилизовался из армии и из-за сильнейшего голода, свирепствовавшего в стране, перевёз жену и детей в Тверскую область, в свою деревню Власьево (Кашинский район), где стал председателем совхоза, а бабушка, выучившись на учителя, директорствовала в сельской школе.
В 70-х годах известная тележурналистка Бестужева (тогда бессменная ведущая «культурного» блока в главной программе страны «Время») писала книгу о декабристах, в частности, о своём предке – графе Бестужеве, сосланном в Сибирь после революционного бунта на Сенатской площади в 1825 году. Как известно, опального аристократа лишили не только имущества, дворянского звания и привилегий, но и, по сути, имени. Так вот, тележурналистка встретилась с моим двоюродным дедом, Кулебякиным Алексеем Ивановичем, жившим в Ленинграде на улице Энгельса, и сообщила ему, что, оказывается, мы прямые родственники по «декабристской линии».
К слову сказать, в Санкт-Петербурге в XIX веке в личной охране Государя Императора Александра II нёс службу казачий полковник Порфирий Кулебякин, раненый во время покушения на Царя. Есть ли родственная связь с этим героическим казаком, мы, к сожалению, не знаем... Просто никто из нас не занимался подобными исследованиями. А жаль.
Вообще говоря, многие Кулебякины, как «тверские», так и «обнинские», грезят о Санкт-Петербурге, как о потерянной родине. Отец особенно был подвержен этому.
Мои родители познакомились в Обнинске. Мама, Светлана Михайловна, работала в Физико-Энергетическом институте оператором УКВМ в знаменитом Главном корпусе, в котором в 30-е годы жили испанские дети. Там же работал и отец, Владимир Георгиевич. Параллельно он учился в Обнинском филиале МИФИ по специальности «экспериментальная физика». Казалось бы, его жизненный путь был предопределён. И, действительно, отец увлёкся наукой, сделал много изобретений (их он называл «шабашкой»), является автором репринтов и аналитических обзоров, совместно с Золотухиным Борисом Николаевичем и Русановым Александром Евгеньевичем занимался исследованием ионно-ионной эмиссии (они создали установку, не имеющую аналогов мире), но странная тяга рода Кулебякиных к творчеству, от выпиливания и выжигания до рисования и писательства, взяла своё – Владимир Георгиевич стал писать стихи. Причём, почти сразу взялся за сложнейшую форму – венок сонетов. Всего за два года написал три венка. Активно участвовал в работе обнинского литературного объединения и, говорят, был душой этой творческой организации. Валентин Михайлович Ермаков, тогдашний руководитель литобъединения, член Союза писателей СССР, начал предварительную работу по приёму отца в СП, что по тем временам было очень и очень сложным занятием. Всему помешала смерть отца. В 38 лет его не стало. Остались его изобретения, стихи, публикации в центральной и местной печати. Приведу несколько его стихов из ленинградского цикла.
МОЙ ГОРОД
К тебе бегут со всех европ, с полмира!
И всё туристов Запада манит,
(Иль с любопытства, или просто с жиру),
Вот спрыгнут сфинксы, грянут о гранит!
О, Питер, Питер! Севера Пальмира!
Всё так же над твоей Невой звенит
Поэтов новых (ночью чаще) лира,
А в полдень пушка прозой говорит.
Все двадцать лет тобою бредил, что ты!
Совой ходил – не пропустить чего-то.
(Беда большая – белой ночью сон).
Да не допустят Музы, нимфы лиха!
И, слава Богу, было в граде тихо,
Чуть надорвал лишь пасти львам Самсон!
авг.1980г.
В ПЕТЕРГОФЕ
Пошли домой, пожалуй, моя Ева.
Темно. Устал. Мне показалось там,
Вон – оглянулась каменная дева,
Зевнул, прикрыв ладонью рот, Адам.
Богини к ночи ближе к Параскевам.
Ну что вы, не кощунствую я вам!
И боги, видишь, ну как из-под Ржева,
Определённо, сходят к мужикам.
Домой! Смотри сюда: костляв и жилист
Простуженный Нептун со свитой вылез
Ходить в дворцы твои и Верхний сад.
Чего-то да отпущено в полмеры,
Но вижу ясно я тебя, Венера!
Не обо мне ль шумит большой каскад?
1.08.1980г.
В профессиональном плане я в немалой степени повторил путь отца. Закончил ОФ МИФИ (правда, по специальности «прикладная математика»). В 17 лет твёрдо решил, что обязательно буду писателем. В 18 лет, в 1980 году, вместе с семьёй был в гостях у родственников в Ленинграде. Как и полагается Кулебякину, влюбился в этот царственный город. До одури гулял по его улицам, вдоль Чёрной речки, ездил в Петергоф и на Пискарёвское кладбище, «растворялся» в ауре Эрмитажа и Исаакия. До сих пор, спустя 20 лет, нахожусь под впечатлением той поездки. Как и отец, серьёзно осваивать профессию стал с написания венка сонетов «Ленинградские напевы», в 1981 году (в течение последующих двух лет «сплёл» ещё четыре венка), который был опубликован в моей первой книге стихов «Полутона». Надо сказать, что история этой книжечки весьма неординарная. Сразу пятеро поэтов – Эльвира Частикова, Валерий Прокошин, Вера Чижевская, Владимир Бойко и я воспользовались широким жестом Правительства СССР, позволившим издавать книги за счёт средств самих авторов. Объединив усилия, дружно поддерживая друг друга, взаимозаменяя в частых поездках в московское издательство «Прометей», где власть разрешила авторам всей страны «неформально» издаваться, целых два года проталкивались малюсенькие сборнички стихов обнинских поэтов (вёрстки наших книг отсылались в цензурный отдел Политбюро ЦК КПСС, в недрах которого у Бойко зарубили одно «перестроечное» стихотворение). Таким образом, эти книги вошли в историю города и области, как первые издания, вышедшие вне рамок плановой (блатной и субъективной) издательской системы. После выпуска этой книги началась моя профессиональная писательская и издательская работа. По предложению директора производственного предприятия «Витязь» Сергея Мельченко создал еженедельную газету «Вы и мы», которую первое время и редактировал. До этого создал литературно-краеведческий журнал «Русич» и его библиотечку. Некоторое время жил в Калуге, где редактировал еженедельное рекламное приложение к губернаторской газете «Весть» под названием «РИФ», потом работал редактором отдела в издании «Экономика и жизнь – Гостиный ряд». В 1997 году решил создать собственную газету «Московские ворота».
В 1985 – 1987 годах служил в армии на Плесецком космодроме в штабной роте связи, ефрейтор запаса.
(Из книги-сборника автобиографий писателей наукограда Обнинск "А прошлое кажется сном", 2002 год)
На фото: я и моя жена, 2002 год.
