В этом году произошли удивительные перемены, о которых все из нас хорошо знают. Они наложили свой отпечаток на все стороны привычной нам жизни. Вот и великое событие года – Пасха – прошло совсем не так, как мы привыкли. Уже завтра мы будем отмечать иное событие, неразрывно связанное с Пасхой – красную горку, т.е. день поминовения усопших, в преддверии которого у каждого, даже неверующего, пробуждаются в отношении жизни, смерти и воскрешения особенные надежды и чаяния, пусть большею мерою не вполне осознанные и неясные. И в связи с этим хотелось бы снова поговорить на эту неисчерпаемую тему, нелёгкую и противоречивую для сознания каждого человека. В русле всего этого хочу привести отрывок из произведения неизвестного автора, которое не изобилует уклонами в философические чащи, а излагает всю суть вопроса другими (простыми и понятными) словами, которые способен осознать самый неискушённый в подобных материях человек.
Итак:
"Отрицатели думают, что наша святыня, жизнь загробная, – только утешительная мечта, она скрашивает нашу тяжелую и прозаическую жизнь своими грезами, но сама – также лишь греза, не более: умер человек, истлеет и развеется тело… и все исчезнет, как туман. В наше тяжелое и ответственное время материализм, «отрицая в человеке человека с душою, с правами на бессмертие, проповедует какую-то правду, какую-то честность, какие-то стремления к лучшему порядку, к благородным целям, не замечая, что все это делается ненужным при том, указываемом им, случайном порядке бытия, где люди, по его словам, толпятся, как мошки в жаркую погоду, в огромном столбе, сталкиваются, мятутся, плодятся, питаются, греются и исчезают в бестолковом процессе жизни, чтобы завтра дать место другому такому же столбу. Если это так, тогда не стоит работать над собою, чтобы к концу жизни стать лучше, чище, правдивее, добрее. Зачем? Для обихода в несколько десятков лет? Для этого нужно лишь запастись, как муравью, зернами на зиму, практическим умением жить такою честностью, синоним которой – “ловкость”, чтобы хватило на жизнь, иногда очень короткую, чтобы было тепло, удобно…» (И.А. Гончаров).
Отнимая от себя небо и делая себя исключительно земным существом, человек волей-неволей прилагает себя к скотам бессмысленным и уподобляется им. Теперь многие – христиане лишь по паспорту. Многие даже ходят в церковь и молятся, а в бессмертие души своей едва ли верят, просто, наконец, об этом не думают…
В семьях наших о высших целях жизни почти не упоминается, а об идее бессмертия не только уж вовсе не думают, но даже слишком нередко относятся к ней насмешливо. И это при детях, да даже еще, пожалуй, с нарочитым назиданием. Вопрос о бессмертии – самый жизненный: вся наша жизнь, как личная, так и общественная, зиждется на вере в бессмертие души и будущую жизнь.
Бессмертие человека состоит в том, что душа его по смерти тела продолжает жить отдельно от тела, и человек за гробом продолжает свое существование в другом мире, правда, в другой форме и других условиях. Смерть не прерывает существования человека, а только видоизменяет его. На земле люди называют одних живыми, а других мертвыми. Но кто же мертвый? Это не человек, а лишь часть человека – тело. Оно и предано земле, а главная часть человека - образ и подобие Бога - душа – жива! Она перешла в мир загробный и живет там. «Бог не есть Бог мертвых, но Бог живых», и земная жизнь наша только есть начало, приготовление к жизни вечной, нескончаемой…
Вот нам, в христианской жизни, и необходимо благодатное знание о будущей жизни, или твердая уверенность в вечной жизни, светом и дыханием которой всегда жили и живут истинно верующие христиане. «Заповедь Его есть жизнь вечная!». Между тем для нас вечная жизнь – большею частью туманный вопрос философии, который материалисты и атеисты совершенно отрицают, основываясь на том, что их царь - рассудок - не принимает этого.., ни Бог, ни Христос не нужны этим мечтателям, которые хотят устроить общее благополучие на земле без сверхчувственной помощи и потому сознательно отрекаются от христианства. А это отречение от христианской религии равносильно отрицанию в жизни всякого нравственного смысла. Справедливо еще в древности сказано Тертуллианом, что душа человека – по природе христианка.
Человек, как существо, предназначенное к бессмертию, не может не иметь предчувствия о нем, но в иных людях чувство это сильно, а в других так слабо, что оно почти ни в чем не проявляется. Отчего это? Да оттого, что в теперешнем составе человека два начала: одно – бессмертное, которое не исчезает в смерти, другое – которое живет только до гроба. Каждое из этих начал производит в человеке сродное себе чувство. Оба эти начала так тесно связаны, что составляют теперь одно целое. Поэтому-то и чувство бессмертия с чувством смертности сливаются в одно, неопределенное чувство. Если человек живет более тем, что есть в нем истинно бессмертного, т. е. духом, совестью, то чувство бессмертия усиливается, а если сильно предается тому, что есть в нем временное и мертвое, – плоти и крови, то усиливается чувство смертности. Нашу душу, рвущуюся к свету небесному, нельзя удовлетворить земными благами, и потому-то многие люди, по-видимому имеющие все для земного счастья, испытывают нередко великую тоску...
Смерть – великое и страшное таинство; и самое таинственное в ней – момент разлучения души с телом, переход человека из жизни телесной в жизнь чисто духовную, из временной – в вечную… Дух человека скорее и легче отрешается от условий временной жизни, – в то время, когда у тела длится еще борьба со смертью, – дух уже освобождается, и еще прежде окончательной смерти тела – он уже витает вне тела. Вот чем объясняются нередкие случаи, что в час кончины, еще не совершившейся, человек, или, правильнее, дух его в земном образе, является в отдалении от тела близким по сердцу людям.
Еще несколько минут – и человек вступает в вечность… Как вдруг изменяется форма его бытия! Дух его видит самого себя, свое собственное существо; он видит предметы (и самые отдаленные) уже не телесными глазами, а каким-то непонятным нам теперь ощущением. Он говорит слова не членораздельными звуками, а мыслью; не руками осязает предметы, а чувством. Движется не ногами, а одной силой воли, и то, к чему прежде он мог приближаться с великим трудом, медленно, через большие пространства места и времени, теперь он настигает мгновенно; никакие естественные препятствия его не задерживают. Теперь и прошедшее ему видно, как настоящее, и будущее не так сокрыто, как прежде, и нет уже для него разделения и места, нет ни часов, ни дней, ни годов, нет расстояний, ни малых, ни больших, все сливается в один момент – вечность. Что же он видит и чувствует?
Невыразимым ужасом поражает его открывающаяся вечность; ее беспредельность поглощает его ограниченное существо; все его мысли и чувства теряются в бесконечности. Он видит предметы, для которых у нас нет ни образов, ни названий; слышит то, что на земле не может быть изображено никаким голосом и звуком; его созерцания и ощущения не могут быть выражены у нас никакими словами. Он находит свет и мрак, но не здешний: свет, пред которым наше яркое солнце светилось бы не более, чем свеча пред солнцем; мрак, пред которым наша самая темная ночь была бы яснее дня. Он встречает там и подобные себе существа и узнает в них людей, также отошедших из этого мира.
Но какое изменение! Это уже не здешние лица и не земные тела: это одни души, вполне раскрывшиеся со всеми их внутренними свойствами, которые и облекают их соответственными себе образами. По этим образам души узнают друг друга, а силою чувства узнают тех, с которыми сближались в здешней жизни. Встречаются духу нашему существа, такие сродные ему по естеству… Одни из них выходят из беспредельного мрака, и все существо их мрак и зло; невообразимы страдания в них самих, скорбь и гибель отличают их каждое движение и действие.
Но это еще в низших сферах духовного мира, ближайших к миру земному. А там, далее, дух видит бесконечное море непостижимого света, из которого выходят и другие существа; их природа и жизнь – одно необъятное добро, неизобразимое совершенство, невыразимая любовь; божественный свет наполняет все существо их и сопровождает каждое движение…
Состояние наше в будущей жизни не будет состоянием бездеятельного покоя, мертвым квиетизмом: оно будет представлять гармоническое, всецелое удовлетворение всех потребностей и стремлений нашей души, путем непрерывного, бесконечного развития. Ум, сердце и воля человека найдут для себя много достойных предметов и обильную пищу в этом развитии. Непосредственное общение с Богом, как всеозаряющим Светом, должно раскрыть нам всю беспредельность законов бытия: пред нами откроется такой кругозор, о котором мы в настоящей жизни не можем иметь и понятия. Тогда только удовлетворится та духовная жажда знания, которой томится человек в настоящей жизни.
При виде близкого существа, лежащего в гробу, многие приходят в отчаяние, смотрят на смерть, как на разлуку вечную, и вместо того, чтобы всеми силами помочь дорогому усопшему в его новой жизни, предаются безумной скорби и плачу. Но ведь смерть не есть уничтожение, душа продолжает жить за гробом, в том мире, в который, быть может, сейчас пойдем и мы…
Послушайте, как смотрит на смерть человек, духовным опытом познавший, до чего близко слиты тот мир и наш… Вот письмо этого праведника, пишущего к своей умирающей сестре:
«Прощай, сестра! Господь да благословит исход твой и путь твой по твоем исходе. Ведь ты не умрешь. Тело умрет, а ты перейдешь в иной мир, живая, себя помнящая и весь окружающий мир узнающая. Там встретят тебя батюшка и матушка, братья и сестры. Поклонись им, и наши им передай приветы и попроси попещись о нас. Тебя окружат твои дети со своими радостными приветами. Там лучше тебе будет, чем здесь. Так не ужасайся, видя приближающуюся смерть: она для тебя дверь в лучшую жизнь. Ангел Хранитель твой примет душу твою и поведет ее путями, какими Бог повелит. Грехи будут приходить – кайся во всех и будь крепкой веры, что Господь и Спаситель все грехи кающихся грешников изглаждает. Изглаждены и твои, когда покаялась. Эту веру поживее восставь в себе и пребудь с нею неразлучно. Даруй же тебе, Господи, мирный исход! День-другой, и мы с тобою. Потому не тужи об остающихся. Прощай, Господь с тобой!»
Как трогательно это письмо брата к умирающей сестре! Каким спокойствием, какою крепкой верой, живой уверенностью в будущую блаженную жизнь дышит оно! Будто он провожает сестру в недальний путь-дорогу; путь этот не в неведомую страну; он ведет в дом Отчий, где ждут нас наши близкие, прежде нас туда Богом позванные. Он посылает всем им поклон и привет, просит их молитвенного попечения о себе. А любимой сестре желает мирного, доброго пути – христианской непостыдной кончины.
Вот как христианин смотрит на смерть. Вот как он провожает и дорогих сердцу в загробный мир. Не слышатся ли в его словах слова победные: «смерть, где твое жало? ад, где твоя победа?»" (А.Н.).
Эти строки принадлежат неизвестному автору, написавшему их в 30-е годы прошлого века. Имя и фамилия его потерялись в напластованиях времени, а остались лишь инициалы – А.Н. Спасибо вам, уважаемый А.Н.!
Хочу лишь добавить к сказанному автором, что при необходимости, преимущественно, когда человеку необходимо ещё пополниться опытом земных реалий, или, лучше сказать, когда он нуждается в отыскании среди земного высшего, когда ещё не все грани его духовного естества отшлифованы земным инструментом, а в высшую бестелесную жизнь с такими изъянами не принимают, он неизменно возвращается в земную юдоль для наработки и восполнения всего этого…
