Бересклет. Японский след Сентября

Вот и подступила пора безумства цвета, яркости красок. Яркости, весьма даже непривычной глазу на Средне-Русской равнине.
Только краткий миг в масштабах года - несколько недель золотой осени. Но как воспет он, этот миг, живописцами, влюблёнными в Есенинскую, поэтическую и мудрую в детской простоте и бескорыстии Россию.

Золотая осень...

Как розовые перья рассвета перед золотым восходом, перед Золотой Осенью у нас вспыхивает японская весна - подлесок цвета сакуры. И неожиданно смело розовеют поляны. А дубы и сосны утопают по-колено в разноцветной пене удивительного кустарника.

Бересклет.

Кустарник, воспетый печальной в своём величии Мурасаки Сикибу в жизнеописаниях принца Гендзи.

... Гендзи моногатари...

Как изящна природа Древней Японии.

В каких подробностях виден осенний сад. Ночь. Каменный фонарь стоит в облаке розоволистого бересклета. Тени от огня пляшут. Языки пламени мечутся, выхватывая и подсвечивая осеннюю роскошь кустарника.

На длинных нитях висят странные ярко-красные "глаза" с чёрными зрачками. Не из этих ли картин природы родились необычные и пугающие японские сказки? Утончённо-чудовищные и необъяснимые...
Под скованной воспитанным спокойствием внешностью вздымаются смерчи эмоций, сдерживаемые в душе и душу эту разрушающие...

И вот уже видится утонченная дама, напрасно ожидающая кавалера в пронзительную осеннюю ночь. Нара, покинутая древняя столица, раскинута у подножия гор, заросших густым лесом . Монастыри, храмы, звук гонга, тягучее пение священников... полная луна... и надо всем несутся, как ярость любви, как призывный стон, как само отчаяние - осенние крики самцов-оленей. Символ неутолённой любовной страсти древней Японии... Неутолённой любовной страсти и терзаний, о которых тысячелетие позднее поведал нам изящный поэт, горький провидец - Александр Блок.

Ночь, каменный фонарь и тени...
То опадают, то встают.
В горах за городом - олени
Призывно стонут и зовут.

Осенняя луна над садом.
Ситоми, сёдзи , полога...
Звук кото ночь колышет ладом,
Мелькает рыбкою рука.

Курильницы струится ладан
Стихи рождаются, кипя.
Своим мучительным обрядом
Душой зовёт она, любя:

- О, тот, кого теперь нет рядом,
Тебе! Тобою! И тебя...
А мысль ревнивая в засаде
Жжёт и терзает, изведя.

Вот, одеяния по кругу
Волной изящной разложив,
Перебирая струны, другу
Осенний шлёт она мотив.

Но страшны тени в бересклете,
Ревниво пламя фонаря.
И перед нею друг в ответе,
За то, что горькая заря.

За то, что слёзы омочили
Её узорчатый рукав...
А думы душу омрачили,
Познавшую впервые страх.

И гневно бересклет взирает
Чернеют зраки красных глаз.
И листья к небу он вздымает...
Дым, пламя, языки, их пляс...

Призрак звука призрака древних времён- того, ушедшего народа, что яркой птицей промелькнул на небе мировой Истории... и нет его...Утро хрупкой древней цивилизации утонуло в ярости, огне и крови средневекового Дня.

Бересклет...

Меняющий цвета, как модница - наряды. От тёмно-бордового до ярко-розового, от зелёного до жёлтого.

В кустарнике бересклета вдруг видишь - кабанья голова! Это обгорелые в пожаре, бушевавшем несколько лет назад, вывороченные пни. Как прихотливо превращают они русский лес в японский ландшафтный сад.

А сами-то пни каковы?

Вот - как будто пес-ризен, угольно-чёрный с острыми настороженными ушками.

А вот, как будто морской лев бьётся на мелководьи...

А тут- Баба Яга с коробом за плечами идёт по лесу...

А это просто пень в мареве бересклета ...

Кто тот гениальный художник, что расписывает канву жизни? Можно ли увидеть, встретить его лицом к лицу во-плоти?

Нет, не в этой жизни...

Идёт он, сентябрь, по волнам времени , по стремнинам пространства, превращая чуткими пальцами каждую малость в произведение искусства.

И если приглядеться, то увидишь его след во мху...

Тут прошёл сентябрь...