ГИДРА

Для того, чтобы говорить о 25-летии расстрела Верховного Совета, о значении этой даты для нашего теперешнего общества, нужно ответить на два вопроса. Во-первых — что это было? А во-вторых — почему это произошло?

Если начинать со второго и отталкиваться от личных воспоминаний, то они были такими. Мне было 13 лет, я получал информацию (так же, как и все окружающие меня люди: и одноклассники, и взрослые) исключительно из телевизора. Мы видели Сванидзе, мы видели Гайдара и Ахеджакову, мы видели пугающие костры противников Ельцина и призывы «защитить демократию» от «вооружённых бандитов, которые грабят магазины и таскают из них видеомагнитофоны». Нужно понимать, что тогдашняя пропаганда и агитация, монополизированная победившим в 1991 году новым классом-хозяином, была исключительно успешна. С родителями мы это не обсуждали, но с одноклассниками обсуждали. У нас даже был такой мальчик, который собирался ехать в Москву помогать Ельцину. Так вот, мы воспринимали дезинформацию именно так, как её подавал нам телевизор, поскольку никакого другого источника информации не было и многолетняя привычка доверять тому, что рассказывают телевизор, радио, газеты, унаследованная от советского времени, работала по инерции и распространялась в том числе и на молодое, несозревшее поколение. Мы абсолютно не понимали, что происходит в Москве. Мы ещё были под впечатлением от митингов 1991 года, хотя и их-то толком осознать не могли. Мне было 11 лет, когда моей страны не стало. Когда город, где я жил, внезапно, в течение одной недели был переименован, когда всё начало меняться. И ту-то перемену мы не переварили в тот момент, а тут начались уже какие-то совершенно необъяснимые для нас (представьте себе спящую промышленную глубинку) совершенно фантастические события. Воспринимать их иначе, чем через призму зрения Сванидзе, было невозможно. Поэтому в тот момент Сванидзе доверяли — я говорю о себе и о тех людях, которых видел.

И это подталкивает нас к ответу на вопрос: почему? Потому что среди крупнейших достижений контрреволюции августа 91-го было, конечно, изъятие средств агитации и пропаганды из немеющих, ослабевающих, окоченевших рук советского государства и передача этих средств агитации и пропаганды под контроль в безраздельное пользование новому классу российской буржуазии. Соответственно, в октябре 93-го эта буржуазия с помощью своих приспешников могла создавать для ничего абсолютно непонимающего населения страны любое впечатление, которое ей было в тот момент нужно. И если нужно было представить Макашова или Анпилова сумасшедшими, истерическими, маразматическими лидерами, то их представляли такими и воспринимали такими. Были, конечно, сознательные люди, были взрослые люди (как я теперь уже узнаю, спустя многие годы), которые адекватно и правильно воспринимали происходящее. Были представители профсоюзов, рабочих коллективов, были коммунисты и военные, прекрасно всё понимавшие. Но эти люди были лишены возможности говорить с массами. А масса была либо инертной, которая шла по заранее указанному ей пути, не задавая вопросов, по привычке — либо она восторженно сочувствовала Ельцину, несмотря на то, что к 1993 году было абсолютно понятно, что это за Ельцин, какой он защитник народа, кто такой Гайдар. К чему дело уже идёт — все успели почувствовать и понять. И, тем не менее, вера в «хорошего мужика, который из партийных изгоев превратился в лидера нового демократического государства», не ослабевала. И, к сожалению, ему был выдан ещё один кредит доверия.

События 1993 года я воспринимаю, конечно, как колоссальную трагедию для моей страны. Когда я говорю «моя страна», имею в виду, естественно, Советский Союз. Это был контрольный выстрел в голову. Страна была сшиблена с ног, обрушена на землю, её добивали танками. Спящее и угнанное народное сознание, нейтрализованное пропагандой, «перепропагандированное», ничего не могло этому противопоставить. Народ не осознавал беды. Трудящиеся Москвы в том числе не осознавали, к чему их готовят, что на самом деле происходит, из-за чего сыр-бор и что «они там не поделили». Всё сводилось к грассирующим физиономиям в эфире. Это с одной стороны. А с другой стороны, конечно, противостоять этому было некому и нечем. И героическая, с моей точки зрения, борьба защитников Верховного Совета при всей своей отчаянности и при всём своём порыве была обречена на неуспех.

И вот здесь мы подходим к ответу на вопрос: что же произошло в октябре 1993? Я сейчас погрузился в изучение событий столетней давности, февраля и октября 1917 года. Стрельба по Белому дому — это ответная стрельба Зимнего по «Авроре». Это окончательный триумф контрреволюции, это Октябрьская революция наоборот. Корниловские полки дошли до столицы (уже не до Петрограда, до Москвы) в обличии Грачёва, Ерина, до того Лебедя и прочих людей, которые согласились служить новой инкарнации российской олигархии — новым Рябушинским, новым Родзянко, новым Гучковым, новым Львовым, служить в деле кровавого подавления трудящихся нашей страны. Того самого плебса, который они ненавидят и презирают. Танки 83-го— обратная развёртка.

Наша буржуазия и в последние годы, и 100 лет назад грезила о стальной руке в лайковой перчатке. То есть этот народ, это «быдло» удержать в узде обычными, простыми способами нельзя. И поэтому для того, чтобы страну вести по указанному Гайдаром и прочими пути, нужна стальная рука в лайковой перчатке. То бишь Корнилов. Для тогдашних олигархов он был той самой стальной рукой. В 90-х годах эта же мантра преобразовалась в тоску по русскому Пиночету. Доходило до того, что делегация наших реформаторов летала в Чили набираться опыта. Так вот, это третий пункт, к которому я бы хотел прийти, продолжая разговор о том, что же случилось в 1993 году. Произошла латиноамериканизация нашей страны. Сложилась классическая, по сути дела, латиноамериканская диктатура. Она медленно складывалась, она складывалась через разнообразные «свободы», через «Эхо Москвы», через пьянящий воздух вседозволенности, по которому сегодня тоскуют либералы, через атмосферу, свойственную раннему алкогольному правлению Ельцина.

Но на самом деле между тем, что происходит сейчас и тем, что начало происходить в 91-93 гг., есть абсолютная преемственность. Именно тогда начала складываться корниловская, пиночетовская диктатура. Помню, газета «Завтра» опубликовала резонансное, шокирующее своим выходом в свет интервью с Чубайсом. Тот начал рассуждать о либеральной империи. Не какая-то там, понимаете ли, «советской империи», хотя, конечно, Союз никогда не был империей. А восхвалялась империя в стиле Чили, империя Чубайсов, небольшая компактная империя — империйка, — находящаяся под покровительством, встроенная в проекты и чертежи других, более крупных империй. Но точно такой же мёртвой хваткой, железом и кровью контролирующая как свою собственную территорию, так и близлежащие территории. Вопрос, конечно, большой и сложный: удалось ли что-нибудь подобное создать? Мне кажется, что этот план продолжает реализовываться. И очевидна преемственность между тем, что начало происходить тогда, между выстрелами по демократии, выстрелами по Советам — и сегодняшними выстрелами по народу.

В октябре 1993 года расстреливалось общенародная собственность на средства производства. И неслучайно сейчас становится известно, что решение 21 сентября о завершении, по сути, конституционного переворота Ельцин принимал после отъезда из Москвы делегаций Международного валютного фонда и Всемирного банка во главе с Ларри Саммерсом, который стал впоследствии министром финансов США. Переворот делался под диктовку, под давлением американцев. И это на самом деле для меня парадоксально, потому что такая абсолютно оккупированная сегодня территория, как Украина, и то (меня поражает!) до сих пор царапается, не позволяет американцам снять мораторий на продажу земли. Сейчас это самый главный интерес американских инвесторов к Украине. И, тем не менее, спустя 4 года прижимистый хозяин как-то пытается торговаться. А в РФ начала 90-х практически сразу рухнули все барьеры на пути обвальной приватизации, на пути тотального, абсолютного разграбления страны как внешними, так и внутренними стервятниками. И эта идиллия, эта симфония внутренних и внешних стервятников, сложившаяся ещё в августе 91-го, достигла в 93-м абсолютно кульминационной точки крещендо с выстрелами танков по Белому дому. Сегодня это уже окончательно ясно для нас.

Хотелось бы остановиться на 1993-м и современности. Существуют две разные точки зрения в патриотической среде. Одна из них утверждает, что 1993 год был отменён, начиная с 2000 года, возвращением нам советского гимна, красного флага в армию. Такими символическими действиями восстановлена утраченная государственность. Другая точка зрения говорит о том, что так называемые «тучные годы», были всего лишь временным затишьем, но стратегический план ни на единую каплю не изменился. То есть фашизация общества продолжалась, как и деградация всей духовной составляющей Советского Союза, куда входит и искусство, и образование, и «самая читающая нация», и всё из этого рода. Все ключевые культурные, финансовые и прочие государствообразующие учреждения, предприятия, институты как попали в 93-м в руки определённого сорта персонажей, так в них и оставались, как остаются и поныне. Вымирание России продолжается, демографические кривые начала 90-х никуда не исчезли, и простая математическая логика говорит о том, что при таком развитии этих процессов никакой России вскоре не останется без единого выстрела по ней. То есть уже 30 лет история идёт без всяких зигзагов по одному и тому же сценарию, а только лишь с торможениями и ускорениями. И сегодня мы читаем в новостях: именно 3 октября 2018 года Совет Федерации принял, а президент России подписал пакет законов о пенсионной реформе, в чём, конечно, очень трудно не увидеть некоего символического смысла.

На самом деле, здесь идёт разговор не о том, чья версия ближе к действительности. А о том, что здесь спорят между собой два противоположных подхода. Один подход — немного мистический, идеалистический, как говорили когда-то. Заключается он в том, что мы верим в то, что один человек, проникнув на вершину пирамиды власти после ухода ненавистного всем Ельцина, мог развернуть весь поезд в противоположном направлении. И мы верим, уповая на Бога, царя и героя, в субъективные силы истории. Это вера в сказки проявляется сейчас во и многих совершенно не связанных с нашим разговором областях. Люди голосуют за «героев», каких-то персонажей, которые, как им кажется, в силу своих личных субъективных качеств способны что-то изменить. Противоположный подход — материалистический говорит о том, что историю вершат не личности, историю вершат обстоятельства. Так вот, сложившиеся обстоятельства, начиная, может быть, с принятия закона о кооперации в 1988 году (по сути, легализации рыночной экономики внутри советского народного хозяйства), передали власть в нашей стране в руки буржуазии. А буржуазия никогда и нигде подобру-поздорову никаким героям, никаким полковникам и генералам, проникшим внутрь этой системы на высокие этажи, ничего не отдавала и не отдаст. И в этом смысле то, что происходит 3 октября 2018 года и то, что происходило до этого бесконечной кучей событий и аргументов, которые можно выложить сейчас на стол от монетизации, Ельцин-центра и заканчивая разными сложными историями, связанными с Донбассом (нет смысла перебирать наши язвы сейчас, ковыряться в них) — всё это говорит о том, что не бывает чудес в истории и в жизни. И кто получил власть, тот эту власть по-прежнему и контролирует. Никто этот класс, зародившийся в 80-х, вставший на ноги в начале 90-х и заматеревший сейчас, обронзовевший и уже обладающий и клыками, и когтями, и дьявольским хвостом — не обуздал и обуздать не может. Представление отдельного сегмента нашей патриотической интеллигенции, будто бы на нашей олигархии, нашем многоголовом драконе, на олигархической Гидре патриотически настроенное офицерство, «силовая башня Кремля» будет пахать и заставлять завтрашних ходорковских приносить пользу Отечеству — это чушь собачья. Это сказки, такого не бывает. Происходит всегда ровно наоборот. Змей Горыныч пашет на Илье Муромце, а никак не иначе.

И я находился в плену таких иллюзий. Мне самому хотелось надеяться и верить — ну не хочется же как-то по-плохому, пусть будет всё-таки какой-то герой, пусть будет вера в спецслужбиста, который может проникнуть в систему и изменить её изнутри. Но такого не бывает. Потому что система — это не штурвал в самолёте, который можно внезапно захватить прыжком в кресло пилота и изменить курс всего судна. Нет! Система — это целый комплекс имущественных, в первую очередь, отношений, которые связаны с вывозом нашего акционерного капитала на международные рынки, продажей наших предприятий и иностранцам, и «домашним» олигархам. Кто из них, из этих людей, получивших заправки, коровники, земельные угодья, шахты, горнообогатительные предприятия, бесконечное количество объектов имущества в собственность, превратившись в нашу новую «аристократию» благодаря ельцинскому расстрелу Белого дома и благодаря мятежу августа 91-го — кто из них расстанется с проглоченным подобру-поздорову просто так? Никто. Они, скорее, призовут на царство нового Корнилова.

Я думаю, что сейчас, поскольку политическая система очевидным образом подошла к порогу своей выживаемости (биологическому порогу в силу того, что все не вечны), эта система сейчас занимается поиском нового Корнилова. Она не верит в то, что можно демократией, выборами, общественным договором, пактом Монклоа или какими-нибудь общественными палатами удержать под контролем всё более и более прозревающий и приходящий в ярость «плебс». Система верит только в одно — в силу подчинения. Но особенность нынешнего момента заключается ещё и в том, что наша повзрослевшая с момента ухода господина Ельцина буржуазия сейчас имела неосторожность (такова логика развития любого капитала, жадность всё-таки идёт впереди любой рассудительности) поссорить наш мелкопоместный домашний пиночетовский капитал с его вчерашними покровителями. С теми, кто, собственно говоря, в 1991-1993 годы и приводил наших будущих олигархов к власти. И этот конфликт, превращающийся сейчас уже в совершенно абсурдные, дикие, надоевшие всем скандалы, в замыкание кольца НАТО вокруг нашей страны, тоже влияет на происходящее внутри нашей страны. Внутренний конфликт нашей олигархии с народом, подчинённым ей, и внешний конфликт нашей олигархии и олигархии внешней, международной, американской, британской, немецкой олигархии — эти противоречия будут определять траекторию движения истории в целом, и в нашей стране и в мире.

Я хотел бы вернуться к тому, с чего начал, к опыту изучения истории. Сейчас дочитал замечательную книгу главного у нас в стране лениноведа Владлена Терентьевича Логинова. Он многократно объясняет цитатами, примерами, что не происходят революции по наущению извне, они не происходят по щучьему велению, они не происходят, потому что приходит какой-то гениальный революционер или потому что кто-то привозит в пломбированном вагоне деньги Парвуса. Революции — это результат чрезвычайного напряжения общественных сил, это результат тектонических сдвигов в обществе. Революции определяются объективными причинами. И того напряжения общественных сил, которые поддержали бы защитников советской власти, народовластия в 1993 году, не было. Массовое сознание тогда было готово принять расстрел Верховного Совета и смириться с ним. Вопрос спорный, изменилось ли с тех пор массовое сознание, и насколько сегодня оно будет настроено иначе, случись сегодня повторение или что-нибудь похожее на те события. Но, тем не менее, тогда это было совершенно так. Я побывал на днях на встрече участников антиельцинского сопротивления 1993 года, куда меня пригласили как юниора, человека, не связанного личными воспоминаниями с той трагедией. И я видел, что бойцы, вспоминавшие минувшие дни, теперь с высоты прожитых лет очень чётко понимают, насколько всё-таки безнадёжным был их подвиг. Но это не отменяет того, что они совершали подвиг, поднимая красный флаг (и не только красный флаг) над баррикадами.