Авторский блог Валерий Шамбаров 20:00 31 августа 2014

1.IX.1939

До начала 1939 г. у поляков вообще не существовало плана войны с Германией. Они готовились драться только с русскими – «историческими врагами». Немцев считали слабыми, верили в покровительство Франции. План составляли в последний момент, когда уже запахло жареным. Но польские стратеги целиком находились под влиянием французской школы. Хотя военная мысль Франции еще в Первую мировую войну показала полнейшую несостоятельность!

75 лет назад началась Вторая мировая война. Предшествовали ей сложные и неоднозначные дипломатические баталии. Западные державы, подарив по Мюнхенскому договору Гитлеру Чехословакию, полагали, что теперь он должен заключить союз с Польшей и двинуться на русских. А англичане с французами будут выступать арбитрами, регулировать. Однако фюреру больше не требовалось попустительство Лондона и Парижа, он уже набрал силу. Гораздо более выгодным представлялось закрутить новую игру, с Москвой. 21 марта 1939 г., всего через неделю после ликвидации Чехословакии, Германия вдруг предъявила полякам заведомо невыполнимые территориальные претензии. Отдать город Данциг, а через Польшу проложить железные и шоссейные дороги, которые связали бы Берлин с Восточной Пруссией. Причем дороги должны были стать экстерриториальными, принадлежать немцам.

Франция и Англия переполошились, пробовали вразумить фюрера: пообещали полякам в случае нападения военную помощь. Но и к Сталину стекалась однозначная информация – Германию пытаются натравить на СССР. И не только Германию, в эти же месяцы загремели бои на Халхин-голе. В один и тот же день, 17 апреля, советская дипломатия предприняла разведку в двух противоположных направлениях. В Москве нарком иностранных дел Литвинов вручил британскому послу очередные предложения о создании единого антифашистского фронта с Англией и Францией. А в Берлине советский поверенный в делах Астахов посетил МИД и сделал заявление о возможности улучшения отношений. Пока еще Сталин оставлял «двери» открытыми для обеих сторон, но судьба двух обращений оказалась слишком разной.

Англичане и французы на советские предложения не ответили. Зато известили о них поляков, румын, прибалтов. Те принялись скандалить, что не примут помощи от Москвы ни в какой ситуации. В Польше даже объявили, что для них лучше немцы, чем русские. Но Гитлер отреагировал на советский реверанс вполне определенно. Он демонстративно расторг морское соглашение с Англией и германо-польский пакт о ненападении. Германская пресса мгновенно прекратила нападки на “большевизм” и обрушилась на “плутодемократию”. Идеологи начали разъяснять, что немцам ссориться с русскими совершенно не из-за чего. СССР получил предложения о выгодных товарных кредитах, а 30 мая послу в Москве была направлена инструкция: “В противоположность ранее намеченной политике мы теперь решили вступить в конкретные переговоры с Советским Союзом”.

Западные державы раскачались с огромной задержкой. Лишь в июне и августе они прислали в Россию делегации для переговоров. Причем каждый раз приезжали второстепенные чиновники, не имевшие никаких реальных полномочий, появлялись «для галочки», чтобы успокоить собственную общественность. Но в это же время в Англии развернулись секретные переговоры с нацистами. Начались они по инициативе англичан, а не немцев. В Лондон был приглашен полномочный представитель Геринга Вольтат. Ближайший советник Чемберлена Горацио Вильсон представил ему проект нового сговора. Немцам уступали всю Восточную и Юго-Восточную Европу! Берите, владейте и воюйте с русскими, а мы поможем. Одновременно в Токио был подписан договор с Японией. Англия признала ее завоевания в Китае – и по сути подталкивала на СССР. Советская агентура в Великобритании и Японии работала прекрасно. Сталин об этих переговорах знал, делал собственные вводы.

Зато немцы вели себя куда более лояльно. 3 августа началась разработка дружественного договора. Она осуществлялась в атмосфере настолько глубокой секретности, что о даже в правительствах обеих держав о ней знали немногие. Только 21 августа в 23 часа германское радио передало, что Третий Рейх и русские договорились заключить пакт о ненападении. А на следующий день в Москву прилетел Риббентроп, и пакт был подписан. К нему были оформлены секретные приложения, признававшие, что Западная Украина, Западная Белоруссия, Прибалтика и Бессарабия входят в зону влияния Советского Союза.

Но в этот же день, 22 августа, Гитлер созвал в Оберзальцберге совещание высших военных чинов. Разъяснил смысл сделанного шага. Говорил, что предстоит “сначала выступить против Запада, а потом уже против Востока...” “С осени 1933 года ... я решил идти вместе со Сталиным. Сталин и я – единственные, кто смотрит только в будущее... Несчастных червей – Даладье и Чемберлена, я узнал в Мюнхене. Они слишком трусливы, чтобы атаковать нас... В общем, господа, с Россией случится то, что я сделаю с Польшей… Мы разобьем Советскую Россию. Тогда взойдет солнце немецкого мирового господства”. Фактически Гитлер повторял «план Шлиффена», осуществлявшийся в Первую мировую войну. Сперва разгромить западные страны и перекинуть все силы на русских…

Что же касается западных интриг, то даже уступка всей Польши уже не устраивала Гитлера. Безудержная гонка вооружений привела Германию на грань чудовищного экономического кризиса. Избежать его позволяла только война. Она перечеркнет традиционные законы финансирования, спишет долги. А кроме того, требовалось быстрее и эффективнее использовать блестящий политический и военный козырь – альянс с СССР. Начинать войну поскорее, пока Европа ошалела от неожиданности.

Чтобы обеспечить предлог для нападения, разыграли операцию «Гиммлер». В течение лета на польско-германской границе было организовано 39 конфликтов – изображали обстрелы с польской стороны, взрывы. А вечером 31 августа в приграничных местечках появились эсэсовцы в польской форме. В городишке Гляйвиц они ворвались на немецкую радиостанцию. Постарались, чтобы в эфире прозвучали выстрелы, выкрикнули в микрофон, что “пробил час германо-польской войны”, и “сплотившиеся поляки сокрушат всякое сопротивление немцев”. Сходные нападения произошли на таможенный пункт в Хохлендене, на лесничество в Питшине. Эсэсовцы привели с собой нескольких заключенных. Они тоже были одеты в польскую форму, и перед тем, как скрыться, диверсанты прикончили их. Трупы «польских солдат» обнаружила подоспевшая полиция, их показывали журналистам. Эти безвестные люди стали первыми жертвами мировой войны…

Гитлер изобразил крайнее возмущение. Объявил, что на выходки соседей пора ответить. 1 сентября в 4 часа 45 минут загрохотала артиллерия, взревели танковые моторы. С аэродромов поднимались эскадры бомбардировщиков. Первому удару с воздуха подвергся городок Велюнь, его стерли с лица земли, погибло 1200 человек. Ни о какой войне они не знали. Они видели сны, мамы баюкали младенцев, жены в сладкой предутренней неге поуютнее прижимались к мужьям, девчонки и мальчишки сопели в подушки, лелеяли какие-то важные планы на сегодня… Сегодня для них не наступило. Грохот, ужас, огонь, боль – и бесформенное месиво битых кирпичей, досок, раздавленной и разорванной человеческой плоти…

На Польшу двинулись 56 германских дивизий, из них 6 танковых и 4 моторизованных – 1,6 млн человек, 6 тыс. орудий, 2800 танков, 2 тыс. самолетов. Варшава смогла выставить против них 39 дивизий и 16 бригад (1 млн человек). В вооружении они проигрывали абсолютно – у них было 4300 орудий, 870 танков, 407 самолетов. Впрочем, настоящих танков было лишь 220, а остальные – танкетки. Да и самолетов для выполнения боевых задач предназначалось всего 186 - 44 бомбардровщика и 142 истребителя устаревших конструкций.

До начала 1939 г. у поляков вообще не существовало плана войны с Германией. Они готовились драться только с русскими – «историческими врагами». Немцев считали слабыми, верили в покровительство Франции. План составляли в последний момент, когда уже запахло жареным. Но польские стратеги целиком находились под влиянием французской школы. Хотя военная мысль Франции еще в Первую мировую войну показала полнейшую несостоятельность! Например, считалось незыблемым законом, что нельзя допускать разрывов в боевых порядках. Исходя из этого, польские войска растягивали в линию вдоль границы. Задача им ставилась – продержаться, пока Франция выполнит союзнические обязательства. Она должна была сразу же оказать авиационную поддержку, а на 15-й день с момента мобилизации перейти в наступление. Немцам придется перебрасывать войска на запад, и поляки будут спасены…

Германские планы были куда более совершенными. На поляков ринулись группы армий «Север» фон Бока и «Юг» Рунштедта. А навстречу, из Восточной Пруссии, ударила 4-я армия фон Клюге. На острие главных ударов действовали танковые корпуса, таранами прошибали оборону. Правда, большинство танков у немцев были легкими, со слабенькой броней. А в Польше уже имелось страшное оружие для подобных машин – противотанковые ружья. Но… они считались совершенно секретными! Запечатанные ящики с противотанковыми ружьями и инструкции по их применению были разосланы в войска, но их предписывалось содержать под охраной, а вскрывать лишь по особому приказу. В суматохе о них забыли, и секретные ружья с секретными инструкциями нераспечатанными попали в руки немцев!

В Польше была объявлена мобилизация. Призванные резервисты массами направлялись к своим частям, запрудили дороги и станции – но становились беззащитными жертвами бомбежек, попадали под танковые прорывы. А по тылам разгулялись немецкие диверсионные группы, выбрасывались десанты. Они ставили мины, захватывали мосты, резали линии связи. Германская разведка четко отслеживала местонахождение польского генштаба и ставки верховного командования, их непрерывно бомбила авиация. А польский генштаб и командование не могли связаться со своими подчиненными, не представляли реальной обстановки.

В польской армии углублялся хаос. Катились потоки пополнений к фронту, навстречу катились потоки беженцев и отступающих. В городе Быгдощ то ли германские диверсанты обстреляли воинскую колонну, то ли поляки открыли огонь по своим. В результате солдаты и горожане возбудились против местных немцев, испокон веков проживавших в Быгдоще. Распаляя сами себя слухами о «пятой колонне», стали хватать их и истреблять. Волна аналогичных погромов и самосудов над немцами прокатилась в других западных городах. А наступающие германские части наткнулись на следы этих злодеяний. Пропаганда Геббельса раструбила о зверствах поляков. Солдаты вермахта принялись мстить. Сами же перепуганные поляки или уцелевшие немцы выдавали участников бесчинств, их расстреливали на месте.

Ну а надежды поляков на западных покровителей полностью провалились. Даже после начала войны британский посол в Берлине Гендерсон носился с идеей предать Польшу – по такому же сценарию, как Чехословакию. Чемберлен колебался. Но вся его политика умиротворения слишком позорно провалилась, разразился скандал в парламенте. Гитлер Лондону в рожу плевал, а ему все еще улыбочки строили. Лидер оппозиции Эмери заявлял: “Доколе мы будем заниматься пустой болтовней, когда Британия и все, что ей дорого, и сама цивилизация находятся под угрозой?... Наш долг – выступить вместе с французами”. Кабинет Чемберлена повис на волоске, и ему пришлось согласиться: дескать, конечно же, “вместе с французами” выступить придется.

Но в том-то и дело, что французов заставить выступить было еще труднее! Англичане сидели на островах, в относительной безопасности. А непосредственные боевые действия ложились на долю Франции! Между Парижем и Лондоном пошли споры относительно ультиматума немцам. Стоит ли его предъявлять? Когда предъявлять? Какой срок давать на выполнение требований? В итоге Англия и Франция объявили Германии войну лишь 3 сентября, когда вооруженные силы Польши были основательно разгромлены.

Но даже запоздалое вмешательство западных держав вызвало в Берлине весьма подавленное настроение. Ведь Германия еще далеко не дотягивала до своей максимальной мощи. Чтобы сокрушить Польшу, Гитлеру пришлось бросить против нее почти все силы. На Западе у него оставалось 23 дивизии против 110 французских. Как свидетельствовал Кейтель: “При наступлении французы наткнулись бы лишь на слабую завесу, а не на реальную немецкую оборону”. Все могло кончиться одним решительным ударом! И Польшу спасли бы, и агрессора уничтожили.

Это наступление, предусмотренное союзными договорами, действительно началось. 7 сентября две французских армии вступили в германский Саар. Немецкие заслоны бой не принимали, отступали к укреплениям «линии Зигфрида». Но 12 сентября в Аббевиле состоялось заседание французско-британского военного совета с участием глав государств, Чемберлена и Даладье. Пообсуждали и приняли весьма своеобразное решение о «максимальной мобилизации средств до начала крупных сухопутных операций, а также ограничении действий ВВС».

То есть, не предпринимать ничего, пока не накопится «максимальное» количество сил и средств! Даже свернуть воздушные удары, не бомбить военные и промышленные объекты Германии (чего немцы тоже очень боялись). А соединения, вступившие на германскую территорию, получили приказы отходить назад. Словом, Франция и Англия начали войну только для того, чтобы политики сохранили лицо. А Польшу сбрасывали со счетов, жертвовали ею. Ведь за ней-то лежал Советский Союз! Вот как раз и схлестнутся немцы с русскими…

Обрывалась последняя соломинка, за которую могла бы цепляться Польша. Фронтов больше не существовало. Армии перемешались. Возникали какие-то импровизированные группы, штабы. Изрядная часть польских вооруженных сил уже застряла в «котлах» окружений, деморализованные колонны катились кто куда. Немецкие танки вырвались к Варшаве. В столице поляки все же сорганизовались, оказали упорное сопротивление. Но немцы обошли Варшаву, она превратилась в очередной «котел». Польское правительство сидеть в осаде не захотело, упорхнуло в Люблин.

А между тем, Советский Союз выжидал своего часа. Пакт Молотова-Риббентропа отдавал ему Западную Белоруссию и Западную Украину. 16 сентября стало ясно – свою долю можно забрать без большой крови и без всякого риска. Официальная нота об объявлении войны констатировала: польское государство распалось, правительство не действует, поэтому СССР берет под защиту братьев по крови, украинцев и белорусов. Изложили-то сущую правду. Что от него осталось, от польского государства?

На базе Белорусского и Киевского военных округов были развернуты два фронта: 33 дивизии, 617 тыс. солдат и офицеров, около 5 тыс. орудий, 4700 танков, 3300 самолетов. 17 сентября они вступили на сопредельную территорию. Как выяснилось, польская стратегия допустила грубейшую ошибку и в оценке международной ситуации. Военные планы Варшавы не учитывали возможность союза Германии и России! Как раз сюда, в восточные районы, отходили от немцев разбитые войска, эвакуировались административные службы, правительственные учреждения. Когда главнокомандующий маршал Рылз-Смгилы, узнал о вмешательстве русских, он понял – это финиш. Отдал приказ не открывать боевых действие против советских войск, отбиваться только от немцев и отступать в нейтральные страны – Румынию, Венгрию. Сам маршал немедленно подал пример, выехал к румынам. Туда же устремились президент, правительство.

Советским солдатам повоевать все-таки пришлось. Приказ Рыдз-Смиглы не сражаться с русскими до его подчиненных не дошел. Они утратили управление, полки и дивизии действовали сами по себе. Некоторые, столкнувшись с Красной армией, осознавали бессмысленность сопротивления и сдавались. У других вскипал шляхетский гонор. Вспоминали давнюю вражду к русским, открывали огонь. Такие очаги подавляли артиллерией, пускали танки. Однако подавляющее большинство населения тепло встречало русских, увидело в них защитников. Навстречу советским войскам нарастали потоки гражданских беженцев. Массы жителей предпочитали передаться под советскую, а не германскую власть.

Но и с немцами наши части встретились дружески. Организовывались совместные “парады победы”, культурно-массовые и спортивные мероприятия. По первоначальным договоренностям, после разгрома Польши ее следовало расчленить. Западные районы возьмет Германия, восточные СССР, а на оставшейся территории вокруг Варшавы предполагалось оставить марионеточное государство. Сталин и Молотов после некоторых размышлений высказались, что такое государство будет источником напряженности и разногласий между СССР и Германией. Предложили Варшавскую провинцию добавить к немецкой доле, а немцы за это откажутся от Литвы, которая изначально относилась к их сфере интересов.

Германию подобный вариант устраивал. 27 сентября в Москву снова примчался Риббентроп. Был заключен полномасштабный “Советско-германский договор о дружбе и границе”, закрепляющий раздел в Восточной Европе. А в Польше тем временем угасали последние очаги обороны. Окруженная Варшава изнемогала от бомбежек, обваливалась руинами и чадила пожарищами. 27 сентября она сдалась. 28-го капитулировала крепость Модлин, 1 октября – военно-морская база Хель. 6 октября севернее Люблина сложила оружие последняя окруженная группировка, 17 тыс. солдат. Для нацистской Германии ее первая кампания стала совсем не легкой. Ей пришлось поднапрячь все силы, в боях полегло 10 тыс. солдат и столько же было ранено. Было сбито 130 германских самолетов, выведены из строя сотни танков. Хотя польский урон оказался не в пример выше – в сражениях с немецкими армиями погибло 66 тыс. солдат и офицеров, более 130 тыс. было ранено, 400 тыс. попало в плен.

Столкновений с советскими войсками было меньше, они были менее упорными. Но и здесь война стала отнюдь не бескровной. Красная армия потеряла 795 человек убитыми и 2 тыс. ранеными, поляков погибло 3,5 тыс., было ранено 20 тыс. Но пленных было взято даже больше, чем немцами – 452 тыс. Деморализованные и разгромленные соединения, откатившиеся на восток, сдавались русским. Судьба этих пленных была различной. Солдат и унтер-офицеров, призванных из Западной Украины и Западной Белоруссии, наше командование распустило по домам. Уроженцев других областей Польши, отошедших к Германии, передавали немцам. Около 15 тыс. офицеров было оставлено в советских лагерях военнопленных.

На фото: германская армия переходит границу с Польшей

1.0x