Авторский блог Александр Андрух 12:43 26 ноября 2015

Вещь вне себя

нормально протекающий процесс познания себя и мира в идеале должен привести человека к периоду (состоянию) так сказать «благородных седин», когда «внешний наш человек тлеет, а внутренний со дня на день обновляется» (2-е Коринф. 4:16). Именно такой период является самым ценным, самым важным для человека.

Переименовав «монаду» Лейбница в «вещь в себе», Кант не прояснил ситуации в вопросе о первозданной нашей сущности и объявил её непознаваемой, этим самым противореча высокому призыву античной философии «познать самого себя»! Но почему же с тех самых давних пор вопрос познания так будоражит человека?

Фихте как то изрёк тяжеловесно-литую суть закона о том, что бытие не есть бытие, если оно не является в то же время и познанием! Иными словами, глубинная сущность жизни любого из нас есть непрерывное и постоянное познавание как окружающего мира, так и не в последнюю, а возможно даже в первую очередь по уже упомянутому совету античных мудрецов, самих себя. Конечно, все сонмы живущего от рождения до смерти только тем и занимаются, что познают! Разнятся, правда, виды, способы и качества их познавательных актов, поскольку картина мира, рисуемая с помощью щупалец и сяжек, мягко говоря, не совсем та же, что предстаёт перед теми, кто пользуется уже органами зрения, слуха и, самое главное, развитым интеллектом. А ведь существует ещё и градация по компоненте осознанности тех самых познавательных актов, ибо неосознанное и неосознаваемое в сравнении с сознательным это, как говорят (или, по крайней мере, во времена оны говорили) в Одессе, две большие разницы! Ведь вполне можно допустить, что неосознанный (подсознательный) объём знаний какого-нибудь жука каракурта ничем не отличается от объёма неосознанных знаний любого из нас, но какая от этого польза самому жуку? Ведь именно по причине неосознанности этих своих знаний он состоит в ранге всего лишь насекомого, а не в высшем ранге человека! Иными словами каждое существо в невоплощённом состоянии (та самая «вещь в себе») в принципе ничем не отличается от любого другого существа, и разнятся они лишь в качественных нюансах, которыми они наделены в момент своего создания. То есть, образно говоря, каждый из нас «дома, так сказать, в тапочках и пижаме» вполне себе схож с иным, находящимся в домашних условиях в тех же банальных «тапочках и пижаме». Но картина резко меняется, когда просыпаясь поутру, мы, поспешно переодевшись и отхлебнув из чашки горячего кофе, выбегаем вовне, торопясь на работу. Тут уж кто-то в костюме с отливом от Кардена, распространяя вокруг запах дорогого парфюма садится в отливающий глянцем «Порше», а кто-то, попахивая одеколоном «Экипаж», спешит на остановку общественного транспорта, чтобы успеть сесть в автобус 17-го маршрута. Таким образом, разнимся мы все лишь в состоянии явления миру самих себя, в состоянии так сказать «вещи вне себя»!

Интересно совпадение понимания такого глубинного философского вопроса в образцах народной мудрости и в Священном Писании. Сравните: «по одёжке встречают, а по уму провожают» и «Бог не взирает на лица» (Гал. 2:6). То есть, склонность многих ко всем этим «прикидам», всем этим «понтам» (ну никак не удержаться от сочных одесских слов – дают о себе знать три года, прожитых в «жемчужине у моря» на заре молодости), конечно, здорово и находится в русле определённого, пусть и примитивного, познавательного процесса, а в условиях современных нравов такие «заморочки», возможно, немаловажны, но по большому счёту всё это – занятие пустое и бесполезное. Несоизмеримо важнее знание глубинного, неосязаемого, «ибо видимое временно, а невидимое вечно» (2-е Коринф. 4:18). А что же каждый из нас, будучи в здравом уме и рассудке, может предпочесть на его собственный выбор – мгновение или бесконечность? И, если предпочтение отдаётся первому, то либо человек не в здравом уме и рассудке, либо перед нами банальный «карамазовский бунт», по-детски обидчивый и наивный.

Смею утверждать, что поскольку по вышеприведённым словам Фихте бытие тождественно познанию, то целеполагание каждого из нас есть всё-таки пробиться с помощью осознанных знаний к знаниям подсознательным (или, если угодно, сверхсознательным), кропотливым трудом познавательных приобретений шаг за шагом уравнивать их объём. И, в конце концов, как бы снаружи распахнуть неожиданно дверь в «вещь в себе» (непознаваемую по Канту), в то самое состояние домашнего уюта, когда ты в пижаме и тапочках, а не в дорогом костюме и престижном авто (или, и чаще, наоборот)!

Нормально протекающий процесс познания себя и мира в идеале должен привести человека к периоду (состоянию) так сказать «благородных седин», когда «внешний наш человек тлеет, а внутренний со дня на день обновляется» (2-е Коринф. 4:16). Именно такой период является самым ценным, самым важным для человека. Ибо жизнь, пролетевшая много вёрст-годов со скоростью холодного январского экспресса, обдав морозною стужею всего его (высунувшегося из окна и пытающегося на каждом километре жадно вобрать в себя картинки извне), щедро осыпав белым снегом и голову, и бороду, и усы, со скоростью же экспресса приближается к конечной своей станции. И человек уже готов к выходу на ней, уже собрал свою незримую котомку, сложил в неё всё, что мог, всё, что счёл нужным… Нередко, особенно в предвечерние часы, когда после суетных забот дня, особенно сильно влечёт отрешиться от всего, окунуться во что-то другое, во что-то такое, что далеко уводит от повседневья, от обыденности, с её отупляющими поднадоевшими упражнениями в выживании и борьбе, человек мысленно подводит итоги. Как строгий и требовательный учитель, он пытается дать оценку всему прожитому, всему тому, чему волей-неволей ему приходилось быть участником и свидетелем в своей непростой длинной жизни. Но то «сочинение на вольную тему» не поддаётся, как он ни старайся, одной обобщающей жирно выведенной красными чернилами пятёрке или хотя бы четвёрке, а неуловимо рассыпается на множество малых тем, объемлющих отдельные периоды, разные промежутки его земного бытия. Тут, к тому же, всегда примешивается некоторая тревога, некое волнение, вероятно, охватывающее всякого человека, благоразумно и мужественно, а, не пряча, подобно страусу, голову в песок, готовящегося к встрече с вечностью, к скорому предстоянию перед Всевышним. Чувства те исходят из глубинных недр совести, из самых её тайников. Иногда такие гложут и терзают душу, и коренятся они в опасливых сомнениях вопроса: всё ли было сделано верно, всему ли, что вышло из-под рук, можно присвоить статус достойного и благородного? Почему-то именно в такие часы, человек чувствует бессилие ретроспективного созерцания, немощь что-либо поправить, что-либо переиначить. И именно такие часы очень важны для него, жизненно ему необходимы…

Но, увы, как гласит известное изречение, мудрость – дама прихотливая и капризная – может и не пожелать сопровождать седую старость. Это случай, и весьма распространённый, когда чаша познаний не то, чтобы наполнилась до краёв, а, наоборот, даже иссохла до дна. Такие люди не поняли уроков жизни. Они, подобно нерадивому школьнику, оставлены ею на второй год, пока не поймут. И для таких особенно важно изречение «век живи и век учись…», вторую часть которого мне приводить как-то не хочется.

1.0x