Сообщество «Салон» 00:00 23 июня 2016

В гостях у Бакста

В Государственном Музее изобразительных искусств имени А.С.Пушкина открылась масштабная выставка — "Лев Бакст / Léon Bakst. К 150-летию со дня рождения". Уже в самом названии кроется двойственность — он Лев и Léon. Посланец Русского Мира и носитель русского смысла, но, бесспорно, он — парижанин. Как и товарищ Бакста — Сергей Дягилев. Благодаря им Россия ассоциируется с изящными искусствами и балетом, а экспозиция в Пушкинском ещё раз напоминает об этом. Авторы проекта сообщают: "Искусство Льва Бакста — органичная часть возрождения интереса к декоративному искусству начала ХХ века в России, Европе и Америке. Новаторство и изобретательность созданного художником сценического оформления все ещё влияет на современный художественный процесс".

"…И веют древними поверьями её упругие шелка…"

Александр Блок

Начало XX столетия. Пряная эпоха Art Nouveau… Диктатор моды — Поль Пуаре аплодирует Дягилевским балетам. Он не одинок — весь Париж в восторге. Шик сценических нарядов заворожил Пуаре и, как говорят, послужил основой для его очередных безумств, вроде "Тысяча второй ночи". Исследователи почти единодушны во мнении, что именно Лев Бакст повлиял на ориентальную линию Пуаре, хотя сам кутюрье отрицал: неправда, господа! Востоком тогда увлекались буквально все — от академиков до "роковых" истеричек. Предоставим слово мсье Пуаре: "Многие клиентки приходили ко мне с красивой акварелью, купленной у Бакста за большие деньги, но всякий раз их ждало разочарование: я отказывался воплотить в жизнь чужую идею. Люди считали это проявлением зависти, но они заблуждались. У меня не было причин завидовать Баксту, напротив, я считал, что не все его идеи можно принимать безоговорочно: стремясь найти собственный неповторимый стиль, он слишком часто забывал о чувстве меры. Я мало что мог почерпнуть из его работ для театра. Они были чересчур фантастичны, чтобы вдохновить модельера, который в своей работе должен ориентироваться на реальную жизнь. Так что если Бакст и оказал на меня влияние, то весьма опосредованно". Впрочем, в ряде работ, посвящённых истории костюма, упоминается о взаимном влиянии Бакста и Пуаре, о принципиальной невозможности одного без другого. Полагаю, ревнивое отношение француза к русскому гастролёру было продиктовано не только профессиональной завистью или боязнью остаться всего лишь эпигоном. Соль в том, что Бакст подписал контракт с домом Paquin, создав знаменитую "Фантазию на тему современного костюма", а ведь Жанна Пакэн считалась тогда самой злостной конкуренткой Дома Poiret…

В Государственном Музее изобразительных искусств имени А.С.Пушкина открылась масштабная выставка — "Лев Бакст / Léon Bakst. К 150-летию со дня рождения". Уже в самом названии кроется двойственность — он Лев и Léon. Посланец Русского Мира и носитель русского смысла, но, бесспорно, он — парижанин. Как и товарищ Бакста — Сергей Дягилев. Благодаря им Россия ассоциируется с изящными искусствами и балетом, а экспозиция в Пушкинском ещё раз напоминает об этом. Авторы проекта сообщают: "Искусство Льва Бакста — органичная часть возрождения интереса к декоративному искусству начала ХХ века в России, Европе и Америке. Новаторство и изобретательность созданного художником сценического оформления все ещё влияет на современный художественный процесс".

…Сколько раз мне приходилось слышать и читать, что западный мир в едином порыве отвергает всё русское, считая нашу культуру подражательно-провинциальной (если речь идёт о "денди лондонских на брегах Невы") или же — дикарской (медведь-балалайка-частушки). Обидно, что подобным мнением грешат не только либералы, но и патриоты, кичащиеся своей псевдо-самобытностью и "анти-европейским" содержанием. На деле всё иначе — русское искусство там любят, уважают и цитируют. "Мы абсолютно уверены в том, что Запад русскую культуру не знает, не любит и не ценит, стремится любой ценой её принизить. А потом выясняется, что в код общеевропейской культуры вшиты на ведущих позициях десятки русских имён", — пишет общественный деятель и публицист Егор Холмогоров. Эти тезисы можно полноценно отнести к творчеству Льва Бакста. XX век стал в полной мере веком России — в социально-политическом, военном и художественном смысле. Позволю себе ещё раз процитировать Холмогорова: "В современном мире недостаточно обложиться ракетами, взлетать в космос, иметь много нефти и собирать кучу золотых медалей. Современный мир — это культурная гегемония. Кто не может доказать своего культурного превосходства, кто позволил себе провалиться в гуманитарное отставание — тот проиграл". Поэтому Лев Бакст, русский Модерн, новаторские балеты Фокина-Павловой-Нижинского — это не просто национальное достояние; это фактор цивилизационного приоритета России в эстетической сфере.

Выставка, представленная ГМИИ, — обширна и многопланова: эскизы костюмов, портреты, фотографии, сценические наряды и — модные изыски, вроде стильных платьев а-ля рюсс, созданных в парижских домах мод Poiret, Paquin, Callot Soeurs, Jenny из коллекции Александра Васильева. Эпоха синтеза искусств — художник расширял бытийные и творческие рамки, становясь декоратором, дамским портным, теоретиком цвета, ниспровергателем или — защитником классики, а заодно — автором текстильных орнаментов. Мастер становится чем-то вроде волшебника, моделирующего реальность. Недаром уайльдовский Бэзил пишет портрет-зеркало для Дориана Грея. Все вещи Серебряного века так или иначе восходят к сказочно-мифологической несбыточности. Основной мотив — печаль о выдуманном прошлом, притом что набор — стандартен: античность, восток, Людовики с XIV по XVI, а с учётом местной специфики — ещё и Древняя Русь. Всё — феерично, фантастично, франтовато. В гостях у сказки. В гостях у Бакста — где нам предлагается рахат-лукум, а следом — пирожное а-ля Антуанетта и ананасы в шампанском.

…Утверждать, что именно Лев Бакст ввёл в моду восточную тематику — ошибочно (хотя в ряде статей прослеживается этот восторженный рефрен). Ориентализм — любимая игрушка западной цивилизации, начиная с древности, и у каждого поколения — свой Восток. Заслугой Бакста является гениальное препарирование, чувствование, расцвечивание. Art Nouveau — эра изысканности. Экзальтированный жест столь же важен, как и словесная вязь. Арабески вплетаются в узоры книжных иллюстраций. Дамы носят яркие тюрбаны с эгретками. Учёные мужи изучают индийские и арабские трактаты. Мистики обращают взоры в сторону Тибета. "Парфюмерия… устремилась на Восток, создала свои тягучие напевы, нашла для себя неизведанные мелодии и неожиданные, доселе немыслимые контрасты и, произведя переоценку старого арсенала средств, утончила их, привела в согласие с новым общим смыслом", — писал Жорис Гюисманс в своём преизбыточном (sic!) романе "Наоборот". Сказанное о благовониях можно с лёгкостью распространить на остальные сферы бытия — от науки и музыки до стихов и ювелирного дела. "Эй, туман, расступись! Здесь Восток! Всё зажгись!" — восклицал Бальмонт. "И сказок камня о Востоке не понимают ястребá", — вздыхал Велимир Хлебников. "На белом пригорке, над полем чайным, у пагоды ветхой сидел Будда", — констатировал Гумилёв. "Шлют сватов с Востока, и нужен ответ… / А сердце далёко, а принца все нет!…" — печалилась эстетная Черубина.

Костюмы Бакста к "Шахерезаде", "Синему богу", "Саломее" не имеют никакой этнографической ценности — они созданы с одною целю: поразить. Восточный регион как сугубый факт здесь вторичен. Вернее — малоинтересен. Работает исключительно красивый штамп. Шальвары, смарагды, вуали, тюрбаны. Ароматы для султанской наложницы, сработанные в парфюмерных лавках Парижа и Москвы. Податливая одалиска в лионских шелках, написанных Леоном. Никого не волнует скучная достоверность. Нужен пир для глаз, ибо, по словам Оскара Уайльда: "Красота выше гения". Восток — это яркость, эротизм и непременная потусторонность. Поиски скрытого смысла, коего больше нет в железобетонной Европе. Рисунки Бакста — динамичны, в них напрочь отсутствует статика театрального эскиза, где — по идее — должно быть видно каждую деталь. Важна стремительность танцовщицы, её экстаз, оброненная туфелька, выражение лица. Его персонажи — врываются и срываются. Восток Бакста — солнечно-горячий, пропитанный жарой и светом. И — никогда не существовавший.

Столь же ярка и даже яростна его античность. Человек Серебряного века презирал скучное "сегодня", любя заглядывать в смутное грядущее или же — в такие глубины памяти, где теряется резон слова "история". Популярной сделалась так называемая Архаика, доклассический период. Всё чаще превозносили куросов и кор — с их миндалевидными глазами, таинственными улыбками, скованной пластикой и — потрясающей внутренней силой. Этого нет в школярской классике и надоевшем эллинизме, где всё подчинено заученной правильности. Мариенгоф шокирует: "У Венеры скверная фигура". Усталость от академизма. Желание тайны. Бакст изображает "Древний ужас" — громадное, лишённое композиционной стройности, полотно, где выписывает устрашающую деву-статую с застывшей усмешкой. Фоном — удар молнии. Кошмары и мистерии, недоступные пошлой современности. Антиподом выступает роскошный "Элизиум" — обитель блаженства. Много умиротворяюще-зелёного цвета, который в конечном итоге утомляет нарочитым спокойствием.

Каждая труппа включает в свой репертуар античные вариации — от Софокла до претенциозных "новоделов" о богах и нимфах. Это — остро и захватывающе. "Послеполуденный отдых фавна", "Смущённая Артемида", "Федра", "Елена в Спарте", "Нарцисс", "Ипполит", "Орфей", "Дафнис и Хлоя" — некоторые из этих вещей исполняются до сих пор, а другие — увы, забыты, ибо изначально представляли собой актуальную однодневку. Эскизы Бакста к любым постановкам — одинаково ценны для нас. Мы никогда не сможем понять, чем так пленяла зрителей угловатая Ида Рубинштейн в роли Елены Прекрасной, однако мы видим рисунок, движение, росчерк. Модели женских платьев — и снова греческая тема, хотя здесь говорится о современном костюме. О моде. Ищите будущее — в прошлом, а новые формы — в древних манускриптах. Тогда многие кутюрье и дома мод обращались к гиматиям и пеплосам — Фортуни, Пуаре, Пакэн, Редферн. Модели Бакста — это прежде всего произведения искусства, плод исключительной фантазии. Поэтому дамы хотели носить наряды "от Бакста", то есть придуманные художником. Неслучайно дива Модерна — маркиза Казати — предпочитала именно Бакста. Она восклицала: "Я хочу стать живым шедевром!", а шедевр должен быть верен себе…

Ещё одна грань — Древняя Русь. На рубеже веков явился неорусский стиль, который часто перерастал в псевдорусский, то есть больше сказочный, нежели подражательный. Терема, кокошники, мониста, красные кафтаны — оно выглядело броским и пышным. "Жар-Птица", 'L'Oiseau de feu' на долгие годы стала визитной карточкой Русского Мира. Соцветие Стравинский-Карсавина-Бакст-Головин. Богатство костюмов. Языческий колорит. Примечательно, что на Западе славянскую эстетику часто воспринимают именно сквозь призму Дягилевских балетов; тому пример — знаменитая коллекция "Русские Сезоны" Ива Сен-Лорана. Историзм Art Nouveau не ограничивался национальными рамками — романтизации подвергались и библейская Иудея, и ренессансная Венеция, и Версаль времён Бурбонов. В отличие от Сомова, Бенуа и Лансере, Лев Бакст не был истовым поклонником Галантного века. Вместе с тем, среди его работ встречаются эскизы, навеянные Большим Стилем Короля-Солнце. Это — работы для постановки "Спящая принцесса". Тяжеловесные и пафосные наряды — с высокими париками, парадными шлейфами, перьями и обилием насыщенных красок…

Как ни печально сие сознавать, но любой творец — заложник своего времени, поэтому его задача… не пережить эпоху. Лев Бакст скончался, как раз накануне появления Art Deco — стиля, во многом продолжавшего линии Модерна, однако имевшего совершенно другое наполнение. А вот Полю Пуаре не повезло — он влачил существование до середины 1940-х — всеми забытый, разорившийся и озлобленный. Его боль понятна — гений, покинутый Фортуной, выглядит жалким… Сейчас их обоих вспоминают "…то вместе, то поврозь, а то — попеременно". Им уже не нужно делить славу и спорить, кто ввёл в моду сочные шелка, пропитанные сандалом.

Илл. Вакханка. Эскиз костюма к балету «Нарцисс» (1911)

Cообщество
«Салон»
5 марта 2024
Cообщество
«Салон»
Cообщество
«Салон»
1.0x