Авторский блог Георгий Осипов 14:04 14 июня 2014

Тайны тактичных такс

Вкус и ассортимент запретных плодов меняется только в худшую сторону, когда змей-искуситель превращается в продавца-консультанта.

На грампластинке, где записаны «голоса двух больных», одна из пациенток, весьма экзальтированная дама, речитативом напевает врачу: «Как вам Рыбников понравился?» – не подозревая, что в этот момент ее записывают, совсем как Эдит Пиаф или Лолиту Торрес.

Лично мне артист Рыбников сперва не понравился, а скорей запомнился рассуждениями о культуре поведения на страницах «Пионерской правды». В своей заметке Николай Николаевич описывал компанию старшеклассников, которые вели себя прилично, пока не узнали среди пассажиров троллейбуса знаменитого актера. Ребят как будто подменили, они начали громко изъясняться каким-то идиотским, в их понимании, «приблатненным» языком, явно желая обратить на себя внимание знаменитости выражениями типа «поворачивай костыли», и т.п.

Рыбникову было стыдно за этих оболтусов, и его статья заставила меня задуматься. В дальнейшем мне часто доводилось встречать людей, так и оставшихся противными подростками со старомодным жаргоном времен «Записок серого волка», вынужденных пополнять лексикон «новинками», от которых их речь звучит еще нелепей, потому что, подцепив модное словцо, юнец мучительно ищет ему применение, подгоняя ход событий под ситуацию, подчас весьма щекотливую.

Один и тот же человек говорил при Брежневе «замели», вместо «задержали», потом, при Горбачеве – «свинтили» вместо «замели», и, наконец, «приняли» уже при действующем президенте. Анекдот.

Ребенок, выходящий из «Детского мира» с подарком в руках (обычно это был конструктор, или слесарный набор), постарев на еще один год, хочет казаться себе самому не взрослее, а моложе и наивней, чем он есть на самом деле, чтобы сильней испытать радость от покупки, которой он добивался слишком долго, которую он уже перерос.

И это – первая маленькая хитрость в его жизни. С горьким привкусом осмысления, потому что малышу хочется казаться не большим, а маленьким, меньше, чем он есть, еще не знающим, кто такой Рыбников, про которого поет больная тетя!..

За первой хитростью следует уловка номер два, но она преследует уже противоположную цель. Чтобы пройти на фильм для взрослых мы надеваем черные очки и расклешенные брюки, хорошую, приберегаемую для праздников, обувь. Иногда это срабатывает, иногда нет. Лично я для солидности покупал газету братской компартии.

В британской Morning Star на последней странице рядом с рекламой мюзиклов и клубных концертов рок-групп, старые евреи поздравляли друг друга с днем рождения «Джо» Сталина.

Никто из моих одноклассников не верил, что Сталина когда-то звали «Дядя Джо», пока в «Освобождении» не прозвучала фраза «один ноль в пользу Дяди Джо». Зато в конце девяностых один пассионарий убеждал меня (себя он уже убедил), будто известная песня Hey, Joe также посвящена Генералиссимусу.

Быстроту забвения можно объяснить отсутствием качественных носителей. Качество записи падало, и вместе с ним отпадали и забывались целые стили и направления.

Увидев предоставленное мною на спор фото Дэвида Боуи с Игги Попом на Красной площади, знакомая барышня совсем по-бунински задумчиво произнесла: «Наступит день, когда все забудут и про Боуи, и про… Броуи».

Её пророчество сбылось лишь отчасти.

Самое главное – я уже не могу сходу вспомнить, как звали ту остроумную леди, и читатель имеет все основания решить, что я вложил ей в уста каламбур про Брежнева чисто ради красного словца.

Точно так же я не могу с точностью назвать драму из жизни буржуазной Турции, где циник-журналист, отбивая у друга возлюбленную, произносит: «Спать с умной женщиной – все равно, что спать с самим умом». Грубейшая мысль, выраженная без мата!

Однако, есть в забывчивости и некое обманчивое, двойственное милосердие, если учесть, что «твой кошмар начинается в ту минуту, когда кошмар того, кто рядом с тобой, подходит к концу», и наоборот.

Вкус и ассортимент запретных плодов меняется только в худшую сторону, когда змей-искуситель превращается в продавца-консультанта.

«Блэк Саббат» и «Дип» (пока это было актуально и дерзко) юнцы начинали слушать по своей сопливой воле – услышал, понравилось, переписал, балдею, и точка. В отличии от вялого «дарк вэйва» при Ельцине, который осваивали, чтобы не прослыть тупицей, не отстать от времени, ибо за отстающими следят строгие контролеры, чуть ли не наблюдатели от ООН.

Таким образом, выбор советского человека, при определенной скудости, это выбор Дездемоны, выбор Ромео, может быть даже Фауста – совсем не похожий на демократический выбор гимназиста, «воспитанника Тёрлеса», под давлением родовитых и центровых сверстников, которым программу диктуют прошедшие школу унижения «деды» и «старослужащие» от культурологии.

В нынешнем, несколько натужно поляризованном (полупарализованном) обществе, прежде всего бросается в глаза тактичное воздержание от выяснения четкой позиции ряда деятелей контркультуры, чье творчество одинаково по душе обеим сторонам конфликта – и «беркутам», и «соколам».

Зачем нервировать кумиров, если место гения там, где всегда - над схваткой.

Война – это общественная нагрузка. А музыка – это досуг.

Это дача.

Это святое.

Это личное дело каждого, которое негласно остается общим, коллективным смыслом жизни поколения.

Ничтожеству не верят на слово, потому что и ничтожества не верят слову в чистом, гностическом виде.

Обязательно надо отчитаться. Побывал – докажи. Съел – опиши, чем оно пахло.

Отсюда необходимость «поворачивать костыли», сервильно следя за реакцией новых кумиров, совсем не похожих на персонажи, сыгранные Рыбниковым.

Разочарование и недовольство бьет по ним больней всего, поэтому ничтожества почти всегда и почти всем довольны: премьерой, концертом, поездкой, погодой, бутылкой кисляка, закатами, восходами, посткоитальной сигаретой в позе Бельмондо, количеством реальных смертей и качеством левых фотографий.

Это Шекспир имел возможность искажать действительность и факты, а этим никак нельзя. Если они перестанут замечать друг друга здесь и сейчас, они очень быстро обнаружат, что где-либо еще их вообще никто не замечает.

Повернуть костыли станет совсем некуда.

И пускай они думают, будто местечковость, это нечто поправимое с помощью пробега «по Голландии на хенд-байке», мы-то знаем, что она – «неснимаемое родовое проклятье».

Сейчас вы услышите голоса двух больных…

1.0x