Про «семейные подряды» Новороссии, когда вместе воюют целые семьи, написано немало. Так же как и про фронтовые браки, где семейное счастье идет далеко не «день за три». Думается, что в будущем это будет отдельной темой исследований для историков, которые будут заниматься антропософией этой войны. А пока же пополню и без того уже обширную «коллекцию» материалом об одном из таких «семейных подрядов». Лишней она никак не будет.
Патологии жизни
Для начала поневоле хочется пофилософствовать о семейных ценностях. Помнится, я описывал случай из моих странствий по Новороссии, когда на место погибшего в бою бойца пришел его брат и занял его койку в импровизированной казарме. Тогда я получил истеричные послания от знакомых барышень. В них писалось, что я психически больной человек, который пропагандирует убийство людей вместо того, чтобы заниматься своей семьей. Дескать, они бы (видимо, психически здоровые люди) в этой ситуации остались бы в стороне.
Самое удивительное, что подобные послания я получил и от представителей «сильного» пола, которых таковыми назвать уже крайне сложно. Дескать, брата уже не вернуть, так что нечего рисковать своей бесценной жизнью. Хотя бы ради детей. Поневоле возникает вопрос, чему же могут научить такие зашуганные граждане своих детей? Позиция «моя хата с краю» для России, конечно, не новость. Но и не хрестоматийный пример, потому что всегда находятся люди, которые этот мещанский догмат постоянно нарушают. Об этом я уже не раз писал, потому и не буду повторяться. А вот подобная «семейная психология» волей-неволей наводит на грустные размышления. Если вдаваться в популярную конспирологию, то именно из таких семей происходят безвольные менеджеры–биороботы, которые способны развалить любое, даже самое сильное государство. Если им, например, джинсов и жвачки хватать не будет… И Новороссия в этом смысле может сказать то самое «новое слово» в педагогике, которое действительно позволяет возродить несгибаемую русскую семью, в которой сообща делят и мелкие радости, и большие горести. Семью, которую смело можно назвать ячейкой общества, а не полипом на его теле.
Как я уже писал, события на Донбассе произвели грандиозный слом в социуме. Назло рыночной логике элитой общества стали люди, взявшие в руки оружие, готовые рисковать своей жизнью и способные принять на себя груз ответственности. За себя, за своих близких и за свою страну. И в результате мужчины-ополченцы, которые не смогли или не успели вывезти жену и детей в Россию, обеспечили им кров и пищу в своих воинских подразделениях. Жизнь там, конечно, не сахар, но и с голоду не помрешь. Увы, далеко не все мужчины Донбасса это поняли, и имеют место крайне неприятные инциденты, которые иначе как патологией жизни или откровенным человеческим скотством назвать нельзя. Когда родители бросают своих маленьких детей на произвол судьбы в зоне боевых действий, а сами бегут от войны. Например, четырехлетнюю девчушку мать просто оставила у больницы Харцызска, сказав напоследок: «Тебя тут будут кормить, и ты будешь в тепле». А в универмаге в Макеевке вообще обнаружили плачущего годовалого младенца, которого оставили родители. В результате по подсчетам «детского» омбудсмена Павла Астахова, число погибших несовершеннолетних в Новороссии приближается к двумстам, а тремстам детям требуется срочная операция — половина из них ранены во время артобстрелов.
С матом и борщом
Посему стоит привести положительный пример семейный традиции, который я наблюдал в бригаде «Призрак». Я уже рассказывал о любимице всей казармы годовалой Вике. Ее папа воюет, мама на кухне, а сама она приносит радость обитателям казармы, в которой есть еще один «семейный подряд». На одной из моих фотографий - три человека, два брата и сын одного из них. Сын второго на этот момент был на передовой. Когда я попал «на передок» и с ним встретился, он не захотел фотографироваться, – его мама была в занятом украинскими войсками Лисичанске. Теперь поподробнее об этих людях.
Иван Аркадьевич – старшина и заведует хозяйством подразделения. Замечу, что в условиях войны занятие это более чем неблагодарное. Одно дело – наорать на вороватого продавца в магазине, а другое дело – на солдата, который только вернулся с боевых и прибрал себе берцы. Тем более, что старые давно и безнадежно текут, и даже солидол не помогает. Иван Аркадьевич бегает, матерится, а когда ему это надоедает, нахохлившись, сидит в курилке и жалуется, что бойцы набрали себе по нескольку комплектов одежды, а на складе ничего нет... Спасти его от этой вещевой вакханалии может только разговор о политике. Тут старшина на несколько минут забывает о суровых армейских буднях. Более масштабно он о них забывает только по воскресеньям, когда сменяет гнев на милость и готовит на все подразделение настоящий украинский борщ. Когда я его попробовал, то так и не понял, где же он берет нужные ингредиенты – настолько вкусно.
Между Россией и Новороссией
Его брат Петр Аркадьевич чем-то напоминает политрука из уже забытой советской армии. Он постоянно мотается между Россией и Новороссией – возит гуманитарную помощь. Все его разговоры о том, где, чего и сколько надо собрать и как бы выбить для ополченцев нормальную машину, – на этой рухляди уже ездить невозможно! С ополченцами у него похожие разговоры: кому чего привести? Эдакий сборщик заказов, которого любовно называют дядя Петя. Так ополченцу со шкиперской бородкой «Дону», который когда-то служил моряком, он обещал найти флотские шевроны и бляху для ремня с якорем. Увы, на войне человек может позволить себе такие «капризы» - на более масштабные желания нет ни времени, ни возможности. Где он умудрился их найти в Алчевске, я не представляю. Но у Дона они появились. А перед отъездом в Россию обещал привезти еще и флотскую шинель. После этого Дона стали называть «адмиралом Луганского флота» и шутить, как он на подводной лодке будет бороздить бескрайние степи и угольные шахты. Мне Петр Аркадьевич иногда жаловался, что ему надоела эта беготня, и он хочет бегать с автоматом на передовой, а не по «присутственным местам», выклянчивая помощь. Но на нем огромная ответственность, и деваться ему некуда: на войне каждый должен заниматься своим делом! Помнится, мы пришли на рынок в Алчевске где он ни с того ни с сего купил... телескопическую удочку. Люди в недоумении смотрели на человека в форме с этим совсем невоенным предметом. Оказалось, что иногда он встает посередине родного Калининграда, вешает на удочку флаг Новороссии и собирает пожертвования.
- Ты не поверишь, какие у нас отзывчивые люди! – умилялся дядя Петя. - Идут две маленькие девчушки лет десяти и суют мне сторублевку. Я им говорю: «Оставьте себе на мороженое!» А они мне: «Нет, дяденька, там эта денюжка нужнее...» А в Ростове на складе гуманитарки ко мне подошел мужик и говорит: «Я готов пожертвовать полтора миллиона рублей. Только не знаю, что лучше купить: продукты или медикаменты?»
Поскольку один из «старших братьев» вечно занятой старшина, а сознание другого полностью посвящено помощи ближнему, то я чаше общались с младшим поколением этого семейства – Тарасом, бойцом «Призрака» с позывным «Малый». Вот краткая «история рода» в его изложении.
«Потом взялись за оружие»
- Мы все жили в Лисичанске. Когда в феврале прошлого года все началось, мы дружно приняли самое деятельное участие, ходили на митинги, принимали участие в захвате здания СБУ в Луганске, жили в палаточном городке. Отец состоял и состоит в коммунистической партии. Я беспартийный, но тогда уже понимал, что будет война. Поэтому мы вступили сначала в народную дружину, а потом в ополчение.
Помню, что все это было достаточно стихийно. Объявлялись митинги, люди на них приходили, а потом их становилось все больше. Потом взялись за оружие. Сначала народная дружина просто охраняла порядок в Лисичанске. Потом к нам стали организованно на автобусах приезжать «укропы», валить памятники Ленину, начались драки с ними. Я в них неоднократно поучаствовал. Вооружены мы не были – только дубинки. Формально тогда была украинская власть, но полиция украинскую государственность не защищала. Я помню, на штурме СБУ в Луганске они вообще ничего не делали, говорили, что не хотят быть врагами своему народу. И сдали оружие. Когда пришло ополчение, оно пригодилось.
Когда в Лисичанск вошли украинские войска, меня там уже не было. Я уехал работать в Россию, нужно было на что-то жить. А отец и дядя Петя остались. Потом отец смог вывезти нашу семью, перед самым носом у укропов. Они попали под обстрел, и снаряд упал в нескольких метрах от их машины. Слава богу, не взорвался.
А дядя Петя не успел, его жена до сих пор там. И еще один из четырех братьев. Поначалу, когда «укры» только пришли, избили дядю, искали нас. Кстати, «укропам» нас сдала соседка, сказала им, что мы в ополчении. Она не была идейной – банальная ссора между соседями. Они с братом не могли поделить жилье, и из-за этих раздоров зачем-то выгнала мать. Мы ее привечали и поддерживали. Вот и оказались виноватыми...
Мы вернемся. С боем!
- Перед Новым годом я вернулся, понял, что не могу отсиживаться, и мне надо воевать. Сейчас я рядовой в подразделение минеров. Месяц провел в учебке и уже «работаю» и учусь одновременно. Сейчас вроде родню не трогают. Но в наш дом постоянно заходят – ждут, когда мы вернемся. Мы туда обязательно вернемся. Только не тайно ночью, а вполне открыто – с боем.
А пока «Малый» решает, кем ему все-таки стать: разведчиком, сапером или артиллеристом. Пока склоняется к последнему. Пару раз мы ездили с ним в ночной патруль и много болтали. У парня есть нетипичная для его ровесников цель в жизни – сделать все для победы и войти в родной город. Но и ничто человеческое ему ни чуждо – девушки, новинки кинематографа, музыки и т.д. Словом, обычный молодой парень, только с автоматом. Да и модные наряды, как я понял, его мало интересуют, казенной формы вполне хватает. Пока мы катались по ночному Алчевску, «Малый» пару раз болтал с подругой по телефону. Только вот «пятого айфона» у него нет, обычный дешевый телефончик, который стыдно демонстрировать его ровесникам. А Тарасу не стыдно, потому что у него есть чем похвастаться: например, тем же автоматом.
Напоследок небольшая зарисовка. Вместе с Петром Аркадьевичем мы прибыли на передовую, где воевал его сын. Я оставался работать «на передке», а Петру Аркадьевичу уже нужно было возвращаться в Россию, готовить новую партию помощи. Тогда ополченцы несли большие потери на подступах к Дебальцеву. Дядя Петя в очередной раз мне пожаловался, что хотел бы остаться здесь, рядом с родными. Но, увы, служба... Отец с сыном молча обнялись и без долгих разговоров распрощались. Без слез, молитв и напутствий. Лишь короткая фраза «Удачи!». На следующий день один отбыл в Россию за помощью ополчению, другой – воевать к железнодорожной станции «Дебальцево – Сортировочная».
