«Светить -
и никаких гвоздей!
Вот лозунг мой
и солнца!»
Владимир Маяковский.
…Герб Страны Советов удивителен не только своими смыслами, но и своей подчёркнутой живописностью. В нём заключена такая полнота чувств, в нём столько победительного солнца, что, вероятно, грядущие историки, пытаясь разгадать… религиозную концепцию «древнего хомо-советикуса», дружно решат: СССР был населён солнцепоклонниками, ибо если безо всякого «лишнего» знания разглядывать символы, картины или, к примеру, на барельефы со снопами и колхозницами, то может показаться, что мир советского человека был наполнен солярными мифами и аграрными культами. Шутки – шутками, однако же, изображения, упоминания солнца и – солнечного дня были действительно очень популярны в нашей соцреализмовской традиции. Итак, рассвет, представленный на гербе, обозначал светлую зарю человечества, новый день, очередной, точнее – наиболее значимый и самый дерзновенный виток в развитии цивилизации. Товарищ Сталин всё чаще сравнивается со светилом. Сталин = Солнце. Владимира Ильича Ленина тоже сопоставляют со светом: «И Ленин великий нам путь озарил». Озарить – от слова «заря». У Томмазо Кампанеллы в этой связи читаем:«Верховный правитель именуется на их языке "Солнце". На нашем же мы называли бы его Метафизиком».
Раскрываем детские книжки и видим с непременное смеющееся солнышко на иллюстрациях – советское солнце может быть только добрым и тёплым. Оно же сияет всему миру – как на гербе. Спускаемся в подземелье московского метро – видим мозаичные «обманки»: синее небо, дневной свет и на фоне ясного дня – такие же солнечные физкультурники. Советский человек должен видеть небо и солнце, даже находясь под землёй. В этом прослеживается глубокий сакральный смысл, как и в постоянных обращениях к солнцу в стихах и в песнях: «Ну-ка, солнце, ярче брызни, / Золотыми лучами обжигай! / Эй, товарищ! Больше жизни! / Поспевай, не задерживай, шагай!» Или, например, известный диалог Владимира Маяковского с уставшим светилом – Солнце милостиво принимает приглашение поэта и «вваливается» к нему на чай с вареньем, после чего начинается разговор по душам – кому же труднее светить, поэту или всё-таки Солнцу? Оказывается, что и свет поэзии, как и сияние звезды – великий труд и большое дело. А на кремлёвских башнях горели – и до сих пор горят – рубиновые светила, «звёзды по имени Солнце…»
Солнечность – непременный атрибут живописных полотен. На картине Константина Юона «Утро индустриальной Москвы» мы видим панораму громадного города с его заводами, жилыми кварталами и отчётливо выписанными церквами (да-да). На переднем плане – группы рабочих, ибо утро – время для трудовых свершений, и над всей этой громадой – образ рождающегося светила, которое всегда ассоциируется с каждодневным созиданием. «Не спи, вставай, кудрявая! В цехах звеня, страна встает со славою на встречу дня». Или, например, картина Татьяны Яблонской «Утро» - свет заливает всё пространство небольшой комнаты, его даже слишком много, как будто дом был сооружён таким хитрым образом, чтобы ловить все утренние лучи.
Брутальные белокурые спортсмены Дейнеки и Самохвалова освещены яростным солнцем. Более того, на картине «Оборона Севастополя» советские моряки изображены, как посланники света, борющиеся с пришельцами из мира тьмы. В одной из своих статей я уже упоминала, что советская эстетика всегда обращалась к теме утра, тогда как нацистская традиция предпочитала ночь. Парад физкультурников VS ночное факельное шествие. Культ жизни VS культ смерти. Третий Рейх – это мистический мрачный мир, помешанность на культе предков, на культе погребений. «Мёртвые головы» на фуражках и чёрные мундиры - взяты прямиком из старой прусской формы, от так называемых чёрных гусар, «гусар смерти» Фридриха Великого. И, как свет побеждаем мглу, так и красный большевизм победил коричнево-чёрный нацизм. Красно солнышко, красна девица, красный = красивый, позитивный, живой. И – красная армия, которая, как пелось в известной песне, «…всех сильней». В текстах, посвящённых борьбе против войн и ядерной бомбы, чаще всего упоминались мирные небеса: «…Солнечный круг, небо вокруг». И в припеве звучит почтизаклинание:
«Пусть всегда будет солнце,
Пусть всегда будет небо,
Пусть всегда будет мама,
Пусть всегда буду я».
Солнце – сакрально, поэтому именно оно упоминается сначала, а «я» - в самом конце. Это – наши корни. Или вот – вспомните знаменитую сказку Корнея Чуковского «Краденое Солнце»? Налицо использование мотивов солярной мифологии, присущей всем народам мира – злое божество проглатывает солнечный шар, тогда как божество-созидатель возвращает светило на место. Интересный момент – в качестве спасителя у Чуковского выступает медведь, тотемное животное у многих европейских народов, в том числе и у славян.
В послевоенной кинокартине «Весна» мы видим интересного персонажа – учёную даму Ирину Никитину, которая, собственно, и работает в некоем Институте Солнца. Вроде бы незамысловатая комедия с «переодеваниями» героинь Орловой и неподражаемым комедийным дуэтом Плятт – Раневская. Но всё не так просто, ибо советское искусство не занималось тупым развлечением разомлевшего зрителя, даже если речь шла всего лишь о лёгком жанре. Нам показывают Никитину как некую жрицу, а Институт Солнца напоминает настоящий храмовый комплекс. Впрочем, в советской книжно-журнальной традиции существовал характерный речевой оборот - «храм науки». Так вот, нам показывают святилище, где женщина-учёный не просто общается с Солнцем, но и, более того, берёт его энергию, его неисчислимую силу.
В фантастических сказках Николая Носова о Незнайке и его друзьях тема Солнца занимает важнейшее место. Для начала писатель отправляет своих героев в передовой, авангардный, …коммунистический Солнечный Город (вспоминаем Кампанеллу). Разумеется, самого слова «коммунизм» в детской сказке не было, однако же, идеальное устройство общества и развитые промышленные технологии явно говорили о том, что перед нами – та самая, заветная мечта, к которой стремился каждый советский человек.
«-А почему он называется Солнечный? Там дома, что ли, из солнца? - спросил Незнайка.
-Нет, - засмеялся шофер. - Его назвали Солнечным потому, что там всегда хорошая погода и всегда светит солнце». Итак, в этом идеальном – почти идеальном - мире даже дождик идёт по расписанию, дабы не портить настроение жителям. В другой своей книжке – в «Незнайке на Луне» тема солнца, в конечном итоге, становится навязчивой идеей для главного героя. Помните? Лунные жители обитают не на поверхности планеты, а, собственно, в самой Луне, поэтому небо над ними лишено каких бы то ни было природных светил. «Братцы, а где же солнышко? — спросил он, с недоумением озираясь вокруг».
Интересная деталь – пока Незнайка боролся за выживание в условиях чуждой ему среды, он и не вспоминал о небе и о солнышке. Напомню, что лунный социум в повествовании Носова существовал по капиталистическим законам, поэтому его обитателям было попросту некогда смотреть вверх и задумываться об отсутствии над их головами источника живого света. Как же они несчастливы – эти «лунатики», что у них нет даже настоящих звёзд! И только оказавшись на Земле, Незнайка ощутил прилив сил: «Красное солнышко ласково пригревало его своими лучами... И Незнайке казалось, будто какое-то огромное-преогромное чувство переполняет его грудь». Немаловажная пропагандистская тонкость – противопоставление тёмного (бессолнечного!) и жестокого западного мира – погожей ясности социализма. Мы же несём миру свет, озаряем пространство и боремся с мглой («Тёмные силы нас злобно гнетут»). Так, советское детство – непременно «безоблачное». Это была такая же устойчивая словесная конструкция, как «светлое будущее» и «миру – мир!».
Кстати, советский агитпроп для изображения буржуазного разложения часто показывал так называемую «ночную жизнь» со всеми этими барами, ресторанами и прочими злачными местами. Трудовой день – это советский выбор, а вот чернота ночи, на фоне которой сияют лживые огни реклам – это они, растленный и преступный Запад. Ночью выползают не только демоны да ведьмы, но и убийцы, проститутки, маньяки и - обычное ворьё с набором отмычек. Однако это яростное противопоставление сыграло впоследствии негативную роль: многие наши люди так чётко уверовали в то, что капитализм – это сидение по ночным барам (с раскованными блондинками, под звуки диско), что до сих пор не могут оправиться от потрясения... Или вот – культовая детская кинолента «Приключения Электроника». Условно-западный мир в картине изображён тёмными красками, красками ночи. Единственное светлое пятно – модные белые джинсы мафиози Стампа. И только в тот момент, когда Электроник – добрый советский киборг - починил в городе старинные часы,…вдруг резко настало утро – это, кстати, самый сильный фрагмент в фильме, потому что в нём заключен один из основных дидактических смыслов. До этого город был, как бы затянут пеленой ночи... Что там пелось в «Марше юных нахимовцев»?
«Солнышко светит ясное! Здравствуй, страна прекрасная!
Юные нахимовцы тебе шлют привет.
В мире нет другой Родины такой!
Путь нам озаряет, точно утренний свет,
Знамя твоих побед».
Итак, снова – обращение к Солнцу, всегда сопровождающему советскую жизнь, сравнение знамени – с озаряющим светом и так далее. Светило часто изображалось не просто в качестве непременного фона, но и в качестве некоей цели, основного смысла, причём – иррационального. Вот пример – в пересказе древнего мифа об Икаре советский автор, адаптировавший текст для школьной хрестоматии, вложил в уста героя такую фразу: «Отец, я хочу достигнуть самого Солнца!». Мораль предлагалась такая: «Безумству храбрых поём мы песню!» А вовсе не классический вариант, связанный с наказанием за гордыню – греческие боги довольно жестоко расправлялись со своими возгордившимися подопечными. Как там, у Виктора Цоя?
«И способен дотянуться до звёзд,
Не считая, что это сон,
И упасть опалённый звездой по имени Солнце».
Икар вообще был излюбленным персонажем советской культурной программы – мы же продолжаем его славное дело, просто у нас есть могучие звездолёты, поэтому мы можем летать, куда нам заблагорассудится. Хоть и к Солнцу. Вспоминается и популярная песня, посвящённая космическим полётам:
«Я - Земля. Я своих провожаю питомцев: сыновей, дочерей.
Долетайте до самого Солнца, и домой возвращайтесь скорей».
С точки зрения логики (да и физики - тоже) долетать до Солнца не просто опасно, но ещё и совершенно не нужно…
Ещё одна интересная подробность. У Фридриха Ницше есть работа под названием «Рождение трагедии из духа музыки», в которой автор излагает свои воззрения на дуалистические корни искусства. Упорядоченность и хаос, вступая во взаимодействие, порождают красоту, гармонию. В качестве примера Ницше напоминает нам о двух античных богах, как об основных творческих стихиях. Так, Аполлон – это солярный бог, покровитель муз, воплощение упорядоченности и высоких стремлений. Его противоположность – бог Дионис, порождающий экзальтацию, страсть, повышенную эмоциональность, склонность к разрушению и - к хаосу. Так, мы имеем два вида культурных доминант – аполлоническую и дионисийскую. Если Аполлон — это светлое, разумное начало, то Дионис — начало инстинктивное и тёмное. Но, - как утверждал философ, - только от слияния двух концепций может получиться нечто совершенно гениальное. (Замечу, что многие современники спорили с такой постановкой вопроса). Что характерно, советская цивилизация могла бы быть описана, как чисто, беспримесно аполлоническая. Она каждодневно славила Солнце, она ненавидела, искореняла всё иррациональное, декадентское, неправильное и – нетрадиционно (sic!) ориентированное. Советская культура – это традиция здорового, чёткого, выверенного понимания красоты. Разумеется, сейчас принято считать, что сие было однобоко – мы видели исключительно прекрасное, более того – «выхолощенное», стерильное, …безоблачное. Аполлоновское. Правильные люди на идеальном фоне. Над всем – царит мудрое Солнце. А в жизни всё не так – есть гнильца, погань, порнушка, темень, а также – грязь, слизь и мразь. Поэтому они тоже нужны для некоей «гармонии». Нужны ли? Этот вопрос остаётся открытым…
Занятно – советская интеллектуальная прослойка, выращенная под лучами «…звезды по имени Солнце», вдруг к концу 1960-х… истово полюбила дождь, осень. Дождливая погода – как символ задумчивой грусти, уютных вечеров с гитарой, под треск догорающих поленьев и под шум … «гэбэшных глушилок», затруднявших прослушивание вражеских Би-Би-Си по советским приёмникам. Дождь – это не только печальные стихи, старинные романсы и модная в 1970-х годах осенняя линия повествований (все эти «Осень жизни, как и осень года…»). Это – принципиальная возможность бездействовать, созерцать, погружаться в личные переживания. «Непогода нынче в моде», - пел герой-хиппи из детского киномюзикла «Мэри Поппинс, до свидания!» Обратите внимание на декорации, создаваемые для киноперсонажей эпохи Застоя. Переводчик Бузыкин бежит свой «Осенний марафон» в никуда, по тёмным дождливым улицам. НИИшный лузер Макаров устраивает себе «Полёты во сне и наяву» на фоне ветшающего осеннего городка. Разочарованный интеллигент Зилов мечтает об утиной охоте и об «Отпуске в сентябре», но получает о жизни только депрессивный мрак и вечный ливень за окнами. Даже детки-звери из «Чучела» устраивают свой безумный самосуд над Леной Бессольцевой именно осенью. Нет солнца. Ушло, обиделось.
«А над городом плывут облака,
Закрывая небесный свет.
А над городом жёлтый дым
Городу две тысячи лет
Прожитых под светом звезды по имени Солнце…»
