Авторский блог Галина Иванкина 18:35 1 декабря 2015

Сакэ и сакура

Безусловно, страна цветущей сакуры не перестала удивлять нас своими живыми роботами и прочими «наночудесами», но в абсолютные лидеры, в наполеоны японец так и не выбился. Возможно, не хватило масштабности и – ощущения себя в пространстве. Все изыски да церемонии – от извечной, природной тесноты и ресурсной бедности. Поневоле залюбуешься мотыльком на фоне Фудзи и научишься красиво потреблять всё, что в принципе съедобно. Встречается и ещё одна особенность – способность высококлассно оттачивать то, что… изобрели другие: русские, американцы, немцы. Западный человек – тот суетлив и склочен, криклив, суматошен, подвержен страстям. Японец умеет ждать с каменным лицом и всю жизнь рисовать одну и ту же загогулину, приводя её к неправдоподобному состоянию. В этом его сила и слабость.

Только японцы способны видеть красоту в самых простых вещах, а главное, умеют их расположить.

Филипп Дик

Совсем недавно, 21 октября 2015 года, поклонники трилогии «Назад в будущее» отметили день прибытия Марти Макфлая из 1985 года. Всё это с иронией и ностальгическим умилением обсуждалось в статьях, блогах и телепрограммах. Что сбылось, а что – мимо? Как представлял наше время человек середины 1980-х? Однако я напомню только одну деталь – она понадобится нам в дальнейшем. Начальником главного героя в Будущем-2015 оказался лютый японец. Важна и ещё одна забавная частность: на американском мужчине болтался странного фасона галстук с изображением кёкудзицу-ки – восходящего солнца, а ведь сие – знак военных сил Японии. Для «золотых восьмидесятых» то была неплохая шутка (фильм комедийный!): тогда японские технические новинки заполонили американский рынок, да и европейские Grundig-и выглядели скучновато и несовременно. Зачем далеко ходить? Любой советский меломан мечтал о стереосистемах Sony, а мальчики-мажоры хвастались двухкассетниками с лейблом Sharp. Но и не только Hi-Fi!

Раскосые, тоненькие красавицы в кимоно казались верхом совершенства, и календари «с подмигивающими японками» ценились ничуть не меньше тамошних гаджетов. Всё японское воспринималось как безупречное, эстетное, разумное. В 1985 году все – и мы, и американцы – допускали такое малоприятное развитие событий: завтрашний день расцветёт под солнечным знаменем, ибо грядёт эра головокружительных техносистем. У кого ключи к знаниям, тот и на вершине. Именно поэтому корпулентная дама из фильма «Курьер» говорит, что её мечта – выйти замуж за японца. Почему? «А у них технология самая передовая», – мечтательно и с расстановкой произносит героиня Крючковой. Да. Запад 1980-х попал под мощное азиатское влияние, и американские публицисты с печалью констатировали растущую японизацию всех сторон бытия, в том числе и поп-культуры: в Голливуд проникли всевозможные ниндзя, а белокурый викинг Дольф Лундгрен сражался с японской мафией в кинобоевике «Разборка в Маленьком Токио».

В советской интеллигентной среде – свои причуды. Без восторга перед Сэй-Сёнагон в приличное общество пропуска не дождётесь! Куртуазно-причудливое повествование, любование моментом, шёлк и веер... Крылья бабочки, лепестки хризантемы, паутинка в росе и – кимоно фрейлины, которое цветом совпало с закатом дня, но совершенно не подходит для церемонии! Как быть? Только вспоминать наш европейский Галантный век, завершившийся малоэстетичной гильотиной. О, да, японская изысканность касалась всех аспектов бытия, и голову рубить следовало тоже с превеликой утончённостью, будто бы исполняя сложный танец... Однако предоставим слово самой Сэй-Сёнагон, которая ювелирно обрисовывает фрагменты своей повседневности: «В третий день третьей луны солнце светло и спокойно сияет в ясном небе. Начинают раскрываться цветы на персиковых деревьях. Ивы в эту пору невыразимо хороши. Почки на них словно тугие коконы шелкопряда. Но распустятся листья – и конец очарованию. До чего же прекрасна длинная ветка цветущей вишни в большой вазе. А возле этой цветущей ветки сидит, беседуя с дамами, знатный гость, быть может, старший брат самой императрицы, в кафтане "цвета вишни" поверх других многоцветных одежд... Чудесная картина!»

Выдающийся режиссёр (и не менее выдающийся эстет) Андрей Михалков-Кончаловский писал: «Куросава был для меня открытием ещё одного измерения в искусстве кино. У него настоящее чувство эпического. Недаром он, быть может, единственный, способен передавать на экране Шекспира: "Трон в крови" – "Макбет", "Ран" – "Король Лир". Думаю, что и мне тоже близко чувство эпического. Эпический характер, трагический характер – вещь сложная». Интересно и признание: «Я уже "Первого учителя" снимал с ощущением трагизма, мне хотелось сделать не драму, а нечто подобное греческой трагедии. Эпичность по-настоящему заключена в характере, в его масштабах. "Король Лир" – никакая массовка не нужна, один человек на пустой земле разговаривает с небом».

Любить японскую культуру, коллекционировать, к примеру, фигурки нэцкэ считалось среди интеллигенции высшим шиком. Как тут не вспомнить культовый детский фильм «Каникулы Кроша», который, собственно, популяризировал это увлечение? Я повторюсь – популяризировал, то есть явил обычным людям, далёким от темы. Даже исходя из детективной коллизии, можно было понять: подобные хобби – удел элитарной публики, вроде профессора Мавродаки. А вот ещё одно интересное воспоминание родом из детства. Году этак в 1982-м мне довелось прочесть киносценарий молодой авторши Елены Райской «Ангел мой!» (напомню, что в те годы выпускались сборники киносценариев). Сюжет – банальный и похожий на все тогдашние истории: папа бросает маму, уходит-возвращается и так далее, но Елена Райская показывает нам нетривиального ребёнка – перед нами девочка-сноб (впрочем, весьма несчастная!), которая читает Акутагаву Рюноскэ… На излёте эпохи застоя даже подростки стремились изобразить умное лицо и показать свою причастность к стильной замысловатости.

В быт входили словеса: сакура, сакэ, татами. И, разумеется, большой популярностью пользовались кимоно (точнее, халаты «под кимоно»). Интерес вызывала монография журналиста-международника, востоковеда Всеволода Овчинникова «Ветка сакуры». (Эта книга быстро сделалась «дефицитным» подарком и её можно было увидеть на полках советской «знати».) Там было всё по канону – и восторг, и любопытство, и тщательные описания, и – осуждение капиталистического образа жизни. Центральная мысль: «Даже сознавая, что он едет в третью промышленную державу мира, турист рассчитывает, что её новые черты окажутся лишь забавно живописными, экзотически парадоксальными добавлениями к чертам традиционным; что самые крупные в мире танкеры, самые маленькие телевизоры и самые быстрые в мире поезда будут лишь контрастной ретушью на портрете сказочной страны с её церемонными поклонами, кукольными женщинами, игрушечными бумажными домиками и древними храмами среди прихотливо изогнутых сосен». Япония действительно такова – она соединяет технологическую мощь с маниакальной любовью к традиции. В общем – кому Sharp, кому – Сэй-Сёнагон… На дальнем пустыре, за гаражами дворовые пацаны играли в каратистов, неумело подпрыгивая и выкрикивая сложный звук «ки-йяяяяя!», а из окон соседнего общежития доносились вопли модной группы Dschinghis Khan c рефреном: «Samurai – Samurai – Samurai… и-я-ия!».

Знаковое явление! Среди молодёжи расцветала мода на каратэ и прочие восточные единоборства. Я не стану пересказывать истории и факты, связанные с уголовным запретом на каратэ и с последующим разрешением. Важно другое – повальный интерес к образу каратиста. В советском киноискусстве это отразилось самым презабавным образом: мастер каратэ появляется в музыкальной комедии «Не бойся, я с тобой!», действие которой происходит в Азербайджане… в Серебряном веке. Кроме того, герой Льва Дурова объясняет, кому и зачем нужно каратэ: это не для нападения и убийства, но для защиты бедняка от вооружённого самурая. Особенно ярко звучала песня с музыкой Полада Бюль-Бюль оглы: «Своё непревзойдённое оружие / Для подвига готовь и береги! / Насилье точит сталь, / Но сталь его не вечна. / А ты душою крепче стали стань!»

Кстати, сценаристы очень точно угадали с эпохой: именно на рубеже XIX и XX столетий европейские интеллектуалы массово увлекались японскими символами (почти столь же бурно, как и в 1970-х!). Именно поэтому Борису Акунину удалось вписать япономанию своего Фандорина в общую канву детективных романов. Земля богини Аматерасу открылась Западу очень поздно – как раз во второй половине XIX столетия. К тому времени европейская цивилизация прошла несколько этапов и стадий увлечения chinoiserie – от изысканных china-домиков Сан-Суси и Ораниенбаума до вульгарных «китайских» ширм в домах провинциального купечества. Япония же представала чем-то особенным, странным, заманчивым. В моду вошла опера Джакомо Пуччини «Мадам Баттерфляй», а экзальтированные дамы с упоением зачитывались романом Пьера Лоти «Мадам Хризантема». Как вы поняли, в центре повествования – тепличная, благоухающая гейша. «Я выглядываю из-за его плеча и вижу со спины маленькую куколку в наряде. На ней жемчужное шёлковое платье и светло-сиреневый атласный оби [оби – пояс (яп.)]; в чёрных волосах дрожит букетик из серебряных цветов; её освещает последний меланхолический луч заката…» Стоит ли удивляться тому, что сделалась популярной «японская» причёска с большим количеством длинных шпилек и прочие забавные снадобья, вроде отбеливающего крема или пудры «Гейша». Обри Бердслей – этот enfant terrible Серебряного века – признавался, что на его творчество сильно повлияла японская графика… Вообще же в те годы была востребована любая изысканность, всякая прихотливая красивость. Женщину сравнивали с хрупким и капризным цветком, с виньеткой. Именно поэтому французские романисты и английские художники так цеплялись за образы гейш, хризантем, ирисов... Японская культура учила Европу видеть прелесть линии, абриса, лепестка. А потом грянула Русско-японская война, стоившая нам слишком дорого – некоторые исследователи полагают, что именно она пошатнула романовский престол и ему оставалось только рухнуть… Впрочем, с Японией мы ещё повоюем. «И летели наземь самураи…» под напором трёх танкистов.

Но вернёмся к сюжету фильма «Назад в будущее». Итак, пророчество не реализовалось – американские сценаристы боялись совершенно зря, а наши крутые кассеты с буквицами Sony давным-давно улетели в темноту равнодушного мусоропровода. Безусловно, страна цветущей сакуры не перестала удивлять нас своими живыми роботами и прочими «наночудесами», но в абсолютные лидеры, в наполеоны японец так и не выбился. Возможно, не хватило масштабности и – ощущения себя в пространстве. Все изыски да церемонии – от извечной, природной тесноты и ресурсной бедности. Поневоле залюбуешься мотыльком на фоне Фудзи и научишься красиво потреблять всё, что в принципе съедобно. Встречается и ещё одна особенность – способность высококлассно оттачивать то, что… изобрели другие: русские, американцы, немцы. Не выдумать, а довести до ошеломляющей точности. До лезвия бритвы. Западный человек – тот суетлив и склочен, криклив, суматошен, подвержен страстям. Японец умеет ждать с каменным лицом и всю жизнь рисовать одну и ту же загогулину, приводя её к неправдоподобному состоянию. В этом его сила и слабость.

И повторюсь: несмотря на любовь нашей интеллигенции к Акутагаве и Куросаве, отношения с японцами всегда были сложными – и в начале XX века, и в середине, и… теперь. Всегда следует помнить: японцы – иные, недаром любители анимэ и фэнтези даже именуют их «расой эльфов». Все, кто пытались постичь эту культуру – не ради блеска в разговоре, а по-настоящему, – отмечают, что это – параллельный мир. Затверженная мантра про «чуждый запад» обращается в пыль после контакта с японской бытностью. Хотя, разумеется, острая жалость к жителям Хиросимы и Нагасаки ощущается по сию пору. Вот вам ещё воспоминание родом из пионерского детства. В каждом пионерлагере и в любом школьном хоре пели про «Японского журавлика», точнее – о страдающей девочке. Ей обещалось выздоровление, если она смастерит тысячу бумажных журавликов. «Вернувшись из Японии, пройдя немало вёрст, / Бумажного журавлика товарищ мне привёз. / С ним связана история, история одна – / Про девочку, которая была облучена…» Эта фабула – реальна, как, впрочем, и сама девочка по имени Садако Сасаки. Характерно: мы почему-то считали эту песню дворовым фольклором, ибо она часто исполнялась под гитару всякими разбитными личностями. Вместе с тем, музыку сочинил мэтр Серафим Туликов на слова поэта и публициста Владимира Лазарева.

Почему мы сегодня вспоминаем о Японии? Снова и снова поднимается больная тема под названием «Курилы». Западу, как обычно, выгодны дурные отношения «медвежьей» России с восточными соседями, ибо и там и тут – конкуренты, коих надо бы половчее стравить. Что выйдет в итоге? Нам не дано предугадать – мы даже не станем загадывать на 30 лет вперёд, как это сделали создатели «Назад в будущее». Кстати, а не пойти ли нам в суши-бар?

1.0x