Власть устами министра культуры озвучила свое понимание роли Великого Октября в истории России. При этом основная идея, сформулированная в речи Мединского (20 мая в музее современной истории России на круглом столе "100 лет Великой российской революции: осмысление во имя консолидации"), это идея примирения участников противоборствующих сторон эпохи революции и гражданской войны.
В начале 90-х на идеях примирения белых и красных формировалась антиельцинская оппозиция. Политической структурой объединения левых и правых стал Фронт национального спасения. Эту же идею активно проводил в жизнь редактор газеты «День» Проханов. Красные флаги вместе с имперскими развевались и на демонстрациях оппозиции, и на баррикадах 93-го.
Тогда казалось, что новая власть установилась ненадолго, криминально-олигархический режим только-только начал формироваться. Поэтому и конфликт красных и белых можно было бы считать исчерпанным перед лицом главной задачи – противодействия (вплоть до свержения) новой (в терминологии тех лет – «оккупационной») власти и перенаправления вектора развития страны с разрушительного на созидательный. Идеологическими противоречиями можно было пренебречь.
Но насколько актуальна эта идея была в то время, настолько же сегодня она неуместна.
Попробуем абстрагироваться от личности Мединского, махрового антисоветчика, из года в год муссировавшего идею перезахоронения тела Ленина и открыто заявлявшего, что Сталин хуже Гитлера. Мединский здесь лишь рупор, через который власть подает сигнал обществу, вернее, той его части, для которой Октябрь 17-го был и остается великим.
При всем провозглашаемом и насаждаемом сегодня патриотизме события 1917-1920 годов оставались неизменным жупелом, обосновывающим губительность революционного переустройства общества. И вдруг – «Революционная трансформация России положила начало новому глобальному проекту цивилизационного масштаба». С чего бы это?
По-видимому, власть, чувствуя настроения в обществе, которые в целом склоняются в пользу не столько даже положительной оценки Октябрьской революции, а в пользу возможности революционного преобразования системы в принципе, пытается не только соответствовать этим настроениям, но и извлечь из них выгоду.
Расположить к себе коммунистов (и вообще всех левых) и в то же время – окончательно дискредитировать либералов. Последние, в свою очередь, станут и дальше дышать ядом по поводу всего советского и апеллировать к Западу, где ничего подобного не произошло, а потому и результат налицо, и всё в том же духе. Либеральный, антисоветский характер протеста станет усиливаться, так как политику действующей власти будут оценивать в связке с советским наследием, атрибуты которого (но не суть) власть уже давно использует. В роли маргиналов окажутся и радикальные националисты, чьей главной задачей (и в этом их отличие от националистов 90-х) вдруг стала десоветизация общества.
Разумеется, начавшаяся переоценка Октябрьской революции – следствие майдана. Одно дело памятники Ленину сносить (здесь украинцам у наших еще поучиться можно), совсем другое – оказаться в мусорном баке истории, потерять власть, собственность, а может, и жизнь.
Попытки представить 1917 год майданом столетней давности успехом не увенчались. Значит, историю революции надо переосмыслить.
Сегодня, как уже было сказано, идея примирения сторон устарела. Сегодняшняя система куда устойчивей, чем это было в начале 90-х. Собственность разворована и поделена. Огромный репрессивный аппарат подавляет всякие попытки сопротивления системе и пересмотра итогов грабежа 90-х. Социальные противоречия, которые 20 лет назад только начинали проявляться, сегодня становятся непреодолимыми. Государство-левиафан ведет войну против своих же граждан путем удушения социальных прав и гарантий и в то же время не допускает реальной возможности смены власти в стране, уничтожив политическую конкуренцию.
Вот тут история и преподносит пример преодоления социально-политических, экономических и духовных противоречий, которые не удалось разрешить путем реформ. Октябрь 1917-го – это символ борьбы, а не примирения, разрушения старого мира, а не продления его агонии. Чтобы выхолостить этот смысл (сегодня крайне опасный) и заговорили о примирении.
Хотя по сравнению с предшествующей концепцией истории революции а-ля кино «Адмиралъ» это, безусловно, шаг вперед.
