Похороны Высоцкого

Летние Олимпийские игры 1980 года (официальное название — Игры XXII Олимпиады). Москва ( с 19 июля по 3 августа 1980 года).
ВСЕСОЮЗНЫЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ИНСТИТУТ КИНЕМАТОГРАФИИ (тогда еще не имени Герасимова).
Накануне Олимпиады в актовом зале ВГИКа собирают студентов-комсомольцев, которые согласились за 90 рублей обслуживать гостей – иностранцев. Проживать они будут в нашем новом студенческом общежитии на улице Галушкина. Актовый зал полон! С программной речью выступает кто-то откуда-то.
- Это первые в истории Олимпийские игры на территории Восточной Европы, а также первые Игры, проходящие в социалистической стране! – торжественно заявляет Некто. Вам выпала высокая честь своим участием подтвердить высокий статус советского студента!
- Американцы у нас будут? – вдруг раздается голос с галерки.
Студенты замирают в ожидании ответа. Все знают, что самая удачная фарцовка с гостями из США.
- Вы, товарищи, будете обслуживать итальянцев! – радостно улыбаясь, сообщает Представитель Органов.
Некоторые студенты после этого известия поспешно покидают зал. Остальные, подумав, пошептавшись, остаются для дальнейшего инструктажа. Да, как же, все же туристы-итальянцы из капиталистической страны! Более 50 стран бойкотировали Олимпиаду в связи с вводом в 1979 году советских войск в Афганистан. Некоторые страны, бойкотировавшие Игры, всё же прислали в Москву своих спортсменов, которые выступали под олимпийским флагом.
И какое же разочарование ожидает студентов - любителей заграничных шмоток, когда к нам в общежитие заселяются АРМЯНЕ! И случается институтское ЧП – на этажах дежурить некому! Столик, стул, какой-то журнал для важности – вот и все рабочее место. А студенты – в рассыпную! Какой навар с армян? Тогда в бой идут студенты – коммунисты. Меня срочно вызывают из родного Малоярославца. И я, моряк загранплавания, заступаю дежурить на 12 этаже. Мне фарцовка не по нраву. Ею в детстве надо переболеть, иначе – суд и кича.
Армянская делегация – сплошь пионерско-комсомольская элита, дети секретарей ЦК и министров, люди спокойные и трезвые. Скука необыкновенная!
И вдруг, 25 июля мы узнаем страшную весть: умер Владимир Высоцкий???!!!...
Если друг
оказался вдруг
И не друг, и не враг,
а так;
Если сразу не разберешь,
Плох он или хорош…
Если бы он написал только эту песню, он и так бы остался с нами на века!..
Во ВГИКе бытовала традиция: в комитете ВЛКСМ самым радивым комсомольцам секретарь выдавал контрамарки в московские театры. И ходили мы по театрам бесплатно. Только не в театр на Таганке! Ажиотаж вокруг модной труппы тогда царил необычайный, даже за деньги билет было приобрести невозможно. Какая-то группировка спортивного вида дежурит возле билетной кассы, не давая к ней приблизиться.
Как же проникнуть в театр на Таганке? Надо выполнить каприз творческого руководителя сценарной мастерской - написать несколько страниц в творческом дневнике? Хожу я по тротуару и думаю. А тут из форточки высовывается рука с пятирублевкой.
- Слышишь, парень, сгоняй за поллитровкой! – раздается «голос с хрипотцой».
Вижу – Владимир Высоцкий! С удовлетворением иду в ближайший гастроном и покупаю бутылку водки. Подхожу к заветной форточке, протягиваю «Столичную».
- Залезай! – командует Высоцкий.
С трудом, не без помощи кумира, протискиваюсь в форточку. Оказываюсь в каморке электрика. Электрик быстро открывает пузырь, наливает мне сто граммов: - «За копыта»!
Но я отказываюсь.
- Ты откуда будешь? – спрашивает прославленный исполнитель собственных песен.
- Студент ВГИКа, сценарист. Мне дали задание – сделать литературную зарисовку с репетиции вашего театра! – с некоторым волнением говорю я.
Между тем, они со знанием дела разливают ноль-пять в два стакана, тихо касаясь полными гранеными стаканами , чокаются и проглатывают огненную жидкость внутрь.
- Эх, хорошо пошла! Легкая у тебя нога, студент! Ты чей будешь? – спрашивает автор «Баньки».
- Мастерская Василия Соловьева и Людмилы Ножиковой, - отвечаю я.
- Ах, Люся Ножикова! Узнаю, в театр ходить боится. А студентов подсылает! – с хрипотцой хохочет он. – Ты, Ваня, уберись тут, а мы пойдем.
Выходим с Высоцким в коридор, в фойе и тут нам навстречу, как назло, идет Юрий Любимов. Не здороваясь с актером, он бесцеремонно его обнюхивает!
- «А гадость пью из экономии»! – передразнивает знаменитого барда легендарный режиссер. – Ему можно! – строго смотрит на меня Любимов. – А вам нельзя!.. Вы кто будете, молодой человек? – нарочито вежливо спрашивает он.
- Он не пьет! – вступается за меня всесоюзный Гамлет.
- Я – секретарь комитета ВЛКСМ Всесоюзного государственного института кинематографии! - заикаясь от волнения, говорю я. – Мне дали задание, сделать репортаж в институтскую газету с вашей репетиции.
Секретарем я был всего месяц.
- Он не врет? – обнюхивая и меня, спрашивает Юрий Петрович.
- Петра Солдатенкова знаешь?! - на всякий случай интересуется Высоцкий.
- Параллельно учится на операторском факультете, - отвечаю я.
Петя недавно тряс меня в институте за грудки, задавая один, и тот же вопрос: «Какие анекдоты, небылицы и байки ты знаешь о Высоцком?»
Так я попал на репетицию прославленного режиссера Театра на Таганке.
- Ребята, не надо, как в жизни! Володя, забудь, как в жизни!!! – иступлено кричал человек с трагической судьбой.
А вечером был «Гамлет». Через знаменитую форточку с моей помощью на спектакль попали Леша Пуртов с женой Людой.
Сколько веры и лесу повалено,
Сколь изведано горя и трасс!
А на левой груди — профиль Сталина,
А на правой — Маринка анфас.
Как секретарь комитета комсомола ВГИК, я имел доступ к ректору института Виталию Ждану. Этот кинодеятель с внешностью лысого милого старца, после моего предложения - пригласить Владимира Высоцкого к нам с сольным концертом, вдруг заявил: «Не нужен нам Высоцкий! И Евтушенко нам не нужен»! А когда я уже выходил из его кабинета, бросил мне вдогон: «И Белла Ахмадуллина нам не нужна»!
А Владимир, когда все же попал к нам в актовый зал, после длительного унизительного ожидания в своей машине, все ждали, когда ректор уедет домой, подошел к микрофону. Ударил по струнам несколько аккордов, будто приготовился петь, вдруг замер и сказал свое знаменитое:
- Обидели меня у вас, братцы! – и петь более не стал, ушел со сцены.
И карьера комсомольская моя на этом закончилась. Я отказался от поста секретаря комитета ВЛКСМ, не ожидая, чем все это закончится для меня впоследствии.
…Не стало кумира нескольких поколений. Даже армяне наши были в шоке. В каждой комнате ВГИКовского общежития хрипел теперь уже покойный Высоцкий. Студентов, которые обслуживали Олимпиаду-80, собрали в красном уголке. Представитель Органов предупредил всех строго:
- Мы не советуем вам ходить на похороны Высоцкого. Есть мнение, что противники Олимпиады специально используют его смерть с целью опорочить достижения не только нашего советского спорта, но и всего Советского Союза! Нам достоверно известно, что готовятся различные провокации, в том числе и давка трудящихся, с весьма вероятной гибелью людей!
Нас всех закрыли в красном уголке, отменив на день похорон дежурства на этажах. А чтобы студенты не скучали, из ГОСФИЛЬМОФОНДА привезли фильм режиссера Стэнли Кубрика «МЕХАНИЧЕСКИЙ АПЕЛЬСИН» - сладкую мечту любого киномана тех лет!
Выждав момент, я вылезаю в форточку. За мной последовала молодая, только вспыхнувшая кинозвезда Ирина Соболева. Она была страстной поклонницей Владимира Семеновича. И даже его любовницей. Только благодаря ее узнаваемости, мы прорвались сквозь милицейские заслоны и посты КГБ, которые стояли всюду среди колонн грузовых автомобилей.
Мне никогда не забыть этих траурных минут. Гроб с Гением только угадывается в черном проеме Театра. Только появляется Его бледное лицо. Гроб медленно, в такт несущим его коллег, раскачивается из стороны в сторону. Кто поставил эту мизансцену? Кто говорил с нами языком искусства?! Владимир будто живой. Народ на крышах! Все боятся обрушения перекрытий. Высоцкий выплывает, выезжает, раскачивается из темноты. Я тогда не верил в Бога, а сейчас задаю вопрос: «Кто Высоцкого сотворил? Ему поклонялись! Его Боготворили! А сейчас «друзья» делают себе имя и состояния на воспоминаниях о нем, вытаскивая на свет все пороки Владимира Высоцкого! За что он заплатил такой смертью?!»
НЕТ! И В ЦЕРКВИ ВСЕ НЕ ТАК,
ВСЕ НЕТ ТАК, КАК НАДО.
Он убил себя одной строфой.
Слышу рядом реплику Ирины Соболевой: - Эманация Духа!
Милиционеры и чекисты вдруг замирают, странно побледнев, будто в гипнозе. А мне доводилось раньше видеть гипнотические сеансы, и не на сцене, а в ходе специальной подготовки. Никаких действий с их стороны. Молоденький сержант плачет, прячет слезы. Соболева падает в обморок. Ее откачивают медики. Метро закрыто. И мы не успеваем на Ваганьковское кладбище. Приезжаем – все закончено. Никакого облегчения, какое бывает после похорон.
Про то, что, Ваня, Ваня, Ваня, Ваня,
мы с тобой в Париже
Нужны — как в бане
Пассатижи!

Влезаем с Ириной Соболевой, помогая друг другу, в форточку в красный уголок, где сидит, послушный и падкий на сенсации, народ. Идет знаменитая сцена «Механического апельсина»: герой убивает большим фарфоровым фаллосом свою жертву.