Надежда сперва не обратила внимания на исчезновение сокурсницы, посчитав, что девушка по какому-то делу зашла к ребятам. Через некоторое время она сама постучала к ним:
- Рустам? Давид?
- Заходи, - послышался голос Рустама.
Она вошла, недовольно покачала головой:
- Что за беспорядок! А ведь скоро придет человек из местной ячейки ВКП(б). Разве Валя вам не сказала?
- Сказала, - ответил Давид.
- Кстати, где она?
- Откуда нам знать? – огрызнулся Рустам. – Твоя подруга, а у нас спрашиваешь.
- Она к вам пошла.
- Нет, - шмыгая носом, возразил Давид. – Я к вам заходил, но она меня выгнала.
- Как выгнала?
- Ты была в ванной в это время.
- Наверное, спустилась вниз? – сделала предположение Надежда.
- Тогда все в порядке! Джигиты здесь хорошие, - съязвил Рустам.
- Я ни одного не заметил, - сказал Давид.
- Пойду к себе, дождусь ее, - Надя по-прежнему не проявляла тревоги.
Тревогу она забила позже. «Валька исчезла, скрылась, сбежала… Куда? Зачем?
Может, ее похитили? Захотела взглянуть на так называемую свободу!»
Надежда вторично заглянула к ребятам и сообщила:
- Валентина пропала!
- Как? – в один голос воскликнули Давид и Рустам.
- Очень просто.
- А если она того?.. В гости пошла? – сделал предположение Рустам. – Она вроде бы говорила, что родом из этих мест. Значит, родственнички есть.
- О чем ты? – лицо Надежды перекосилось от негодования. – У советского человека не может быть родственников заграницей.
- В самом деле, Рустам, - поддакнул Давид. – Как до такого додумался?
- А я что?.. Я ничего, - забормотал смущенный Рустам.
- По приезде в Москву поставим на комсомольском собрании вопрос об ее поведении. Комсомольский секретарь бегает в буржуазных шмотках по буржуазному миру.
Давид, которому было жаль Валю (да и нравилась она ему!) тихонько брякнул:
- Она могла что-то сделать по глупости. Так, Рустам?
Рустам сопел своим мощным орлиным носом. Надежда вынесла свой приговор:
- Раз она секретарь, то должна отвечать за свои поступки по полной…
- У Вали вообще появились отклонения, - наконец ответил Рустам. – Не только шмотки, еще и пляски с казаками. Не исключаю, что она стала уклонистом (так в сталинский период назывались те, кто якобы отклонялся от генеральной линии партии. – прим. авт.). Как, Давид?
Маленький лопоухий Давид сразу почуял, куда ветер дует. Поэтому, после некоторых колебаний, поддакнул:
- Я тоже так думаю. Она мне показывала книгу сочинений Бухарина (один из коммунистических лидеров, член Политбюро, в 1937 г. расстрелян за измену Родине. – прим. авт.).
- Вот это да! – вскричала Надежда, - тоже мне комсомолец.
- Но это было два года назад, - точно угорь вывернулся Давид. – Тогда еще Бухарина не разоблачили.
- Она обязана была предвидеть. А ты молодец! Хоть с опозданием, но сообщил.
- Что нам дальше делать? – Рустам глядел на Надежду как обычно горделиво, но на самом деле жаждал ее решающего слова.
- Ждем местного представителя ВКП(б), он поведет нас на экскурсию.
- А с Валентиной?
- Тут вопрос тонкий, - Надежда отвернулась, чтобы ребята не заметили злобного торжества на ее лице.
Александр поймал машину, и она понесла их в другой конец города. Валентина увидела еще одно лицо Старого Оскола: деревянные дома, узкие улочки, по которым шли женщины с коромыслами. Дорогу то и дело переходили стаи гусей, лаяли собаки.
Горчаков расплатился с шофером, дальше они с Валентиной шли пешком, обходя рытвины, колдобины. Репринцева поняла, почему ее спутник отпустил водителя чуть раньше: здесь автомобилю просто не проехать.
- Недостатки капиталистической системы хозяйства, - в Валентине вновь проснулся марксист.
- Не в этом дело, дороги в России никогда не отличались отличным качеством. Вспомните Салтыкова-Щедрина: две вечные русские беды – дураки и дороги.
Репринцева промолчала, он прав! Здесь, на Юге, она хотя бы видела хорошие трассы. А в СССР отъедешь от Москвы и – полный мрак.
Они вышли на соседнюю улицу, дома - совсем маленькие и неказистые. Какой невероятно богатой казалась ей до сих пор Империя. И вдруг…
Она бы поверила коммунистическим вождям, если бы не ужасающая нищета Советского Союза. Тут есть состоятельные и бедные, но люди живут! Там – почти всеобщая нищета, а в качестве вознаграждения надежда на светлое будущее. «А придет ли оно?»
Валентина трепетала от своих сомнений, несколько раз мысленно повторила: «Мы обязательно построим общество изобилия». Однако вера ее становилась все меньше. И ничего изменить в себе она уже не могла.
Возникшее молчание нарушил Александр, который так же с грустью смотрел на старые и ветхие домишки.
- Одному философу задали вопрос: может ли в России победить фашизм? Знаете, что он ответил? Он победил здесь давно. Но не национальный, а социальный. Представьте себе: девятнадцатый век, граф и графиня N., зимой живут в Италии, летом скучают в своем поместье, а в промежутках закатывают грандиозные балы в Петербурге. Только кто-то ведь должен был оплачивать их роскошное существование? А это - дворовая челядь, порой не имевшая нормального пропитания. Их еще и розгами били! Разве не фашизм?
Репринцевой показалось, будто она слушает лекцию в университете. Но говорил не красный профессор, а обычный человек свободного мира.
«Я назвала этот мир свободным?»
- Из-за такой несправедливости, Валя, к власти приходят оголтелые, чтобы злобой и невежеством доконать, уничтожить все живое. Во Франции – Робеспьер, в России – Ленин.
Он назвал Ленина оголтелым! Надо возмутиться, развернуться и уйти!.. Но она не ушла, только спросила:
- Какой выход видите вы?
- Жить по нормальным, Божеским законам. Вору-чиновнику остановиться, когда хочется хапнуть еще! Судье быть неподкупным, не посадить невиновного. Налоговому инспектору взять побольше с богатого и поменьше с бедняка. Вот что должно стать нормой человеческого общества. Но как это сложно осуществить!
- Да, нелегко, - согласилась Валентина.
- А вон и дом Варвары.
Дом находился в самом конце улицы и отличался размерами, красивым фасадом. Похоже, колдунья не бедствовала.
Чем ближе подходили, тем заметнее Валентина замедляла шаг. Теперь предстоящая встреча не казалась любопытным, экзотическим приключением, девушке стало страшно! Вдруг колдунья что-то сотворит с ней?
- Смотрите! – воскликнула Валентина.
Небо, которое еще несколько минут назад было светлым, быстро темнело, подул резкий ветер, похолодало. От «материализма» Репринцевой не осталось и следа. Она прошептала:
- Неспроста это!
- Погода летом у нас меняется быстро, - спокойно ответил Горчаков, однако его уверенность не вернула Валентине душевного спокойствия. Ноги ее стали ватными.
- Да что с вами? – удивился Александр.
- Не знаю. Мне туда что-то не хочется…
- Журналист не должен ничего бояться.
- Вы столько рассказали про нее: и порчу наводит, и сглаз.
- Товарищи из комсомола устроили бы вам выволочку.
- Вы еще и смеетесь надо мной.
- Идем! – Александр подвел ее к воротам, которые открылись с большим скрипом.
Небольшой двор, за ним садик, где маленькая беседка, и там – кто-то сидит. Едва они вошли, как выскочила какая-то девка, начала размахивать руками, замычала.
- Нам бы увидеть Варвару, - промолвил Горчаков.
Девка в ответ замычала сильнее, гости догадались: немая. Так что она пытается им сказать?
Немая схватила Александра за руку и повела, Валентина - за ними. Однако путь лежал не в дом, а в сад, в ту самую беседку. В беседке – женщина, вроде старуха, а вроде – нет. Вся в темном, голова обмотана платком, лицо рябое от оспы. Она взглянула на них тяжелым сумрачным взглядом, указала на скамью напротив:
- Садитесь.
- Мы… - начал было Горчаков, но Варвара опередила:
- Знаю, кто вы, и зачем пришли, - голос у нее скрипел, как несмазанная телега.
- Тогда может, в дом пройдем? Гроза идет.
- Как идет, так и пройдет. В дом приглашать не стану. Туда заходят только те, кто с добром или за помощью. Вы же – по другому делу.
Последняя фраза огорчила и Александра и Валентину, уже немного отошедшую от первоначального страха. Журналистам было необычайно любопытно побывать в самом доме, поглядеть на житье-бытье таинственной женщины.
- Раз вы знаете, зачем мы тут, тогда сразу и спрошу: вы были знакомы с покойной Зинаидой Петровной Федоровской?
Варвара рассмеялась; Валентина почувствовала, как скрипучий смех раздирает ей уши, Александр просто поморщился.
- Ты что ли в газетке своей обо мне писал? И такая я, и сякая! Против Бога иду, людей дурманю. А сам вон за помощью пришел. Ладно, зла не держу. Люди многое болтают, да на каждый роток не накинешь платок. Насчет Зинки скажу: была она у меня несколько раз.
- С какой целью?
- Полиция допытывалась, теперь ты?
«Полиция?! – подумал Горчаков, - значит, она в курсе?»
- А кто из полицейских приезжал? – вырвалось у Александра.
- Сам начальник.
- Корхов?
- Фамилии не запоминаю, зачем они мне? Ноги у него больные. «Давай, - говорю, - полечу». Он – ни в какую. На нет и суда нет. Пойдет к докторам, они его окончательно залечат.
- И что вы сказали Корхову?
- Что ему тогда, то и вам сейчас: людские секреты не выдаю. Потому и ценят Варвару.
- Он может привлечь вас к ответственности за неоказание помощи следствию.
- Пущай! Как привлечет, так и отпустит. Я к ее смерти непричастна. И боль, которую она с собой принесла, меж нас двоих останется.
- Не в курсе, кто причастен?
- Ищите. Вам за то деньги платят.
- Пытаюсь разобраться. Вдруг слушок какой?
Варвара хитро посмотрела на молодых людей и проскрипела известный афоризм:
- Слухами земля полнится.
«Что она этим хочет сказать? У нее есть информация и она готова поделиться?»
- …Порой неграмотная старуха более сведущая, чем известный мудрец.
«Все ясно, хочет денег. Алевтина предупреждала! Что ж, пора договариваться».
- Сколько нужно вам старухе, чтобы просветили нас кое в чем? – спросил Горчаков.
- Я не просвещаю, я правду говорю. Платы не беру, от подаяний не отказываюсь. Жить-то надо.
- Понятно, - Горчаков протянул Варваре несколько бумажек, она, не пересчитывая, взяла, сунула в глубокий карман платья.
- Так я жду? – нетерпеливо произнес журналист.
- Чего ждешь-то?
- Ответа.
- Какого?
- Насчет Зинаиды Петровны.
- Я ведь ответила: секретов не выдаю. И еще говорю: убийцу ищешь не там.
- Где же искать его?
Варвара закрыла глаза, забормотала:
- Он рядом, и далеко. Совсем рядом и так далеко, что не видать отсюда. Ты знаешь его и не знаешь.
Варвара вновь посмотрела на Горчакова с таким видом, что, мол, ответ ты получил.
- Это общие слова, - возмутился Александр. – Никакой конкретики. Как в сказке – иди туда, не знаю куда.
- Точнее не скажу. Подумай лучше, что услышал сейчас…
До сих пор молчавшая Валентина не выдержала. Остатки страха окончательно улетучились. Перед глазами стояла группа советских профессоров, высмеивающих все сверхъестественное.
- Как вам не стыдно? – выпалила девушка. – Вы занимаетесь обычным обманом. А люди верят, деньги несут. У нас в СССР вас бы посадили на вымогательство и тунеядство.
Варвара будто бы ничуть не обиделась, она посмотрела на Репринцеву с откровенной горестью:
- Не предрекай другим той судьбы, которую сама можешь не избежать. И один, близкий тебе человек, уже не избежал.
Варвара не запугивала, она произнесла это как обычный, свершившийся факт. Но Валентина окончательно рассердилась, резко дернула Александра за рукав пиджака:
- Пойдемте, нам тут нечего делать.
- Сядь, - спокойно проговорила Варвара.
В небе сверкнула огненная молния, через мгновение всех оглушил раскатистый гром, ветер завыл, рванул ветки над беседкой. Страх вновь вернулся к Валентине.
- Сядь! – повторила колдунья, - и закрой глаза.
Репринцева послушалась. В тот же миг она будто бы перенеслась из Старого Оскола в Москву, в свою квартиру. Ее отец стоял растерянный, совершенно не похожий на прежнего самоуверенного ученого Репринцева. Вокруг – какие-то люди, они рылись в его бумагах, переворачивая все верх дном. Переминаясь с ноги на ногу, в качестве понятого стоял дворник Степан. Мать была тут же, по ее щекам лились безмолвные слезы.
Один из копавшихся в бумагах людей зло выругался, профессор тут же прибодрился:
- Я же говорил: это ошибка.
Другой, рывшийся в вещах, вплотную подошел к Репринцеву, сквозь зубы процедил:
- НКВД, Алексей Иванович, не ошибается. Или вы другого мнения?
- Я не о том… Советские органы не ошибаются, они всегда на страже порядка. Ошибка произошла со мной.
- Да, да. Как и с вашим другом Колывановым. Ходили, жаловались – несправедливо его арестовали. Теперь понятно, почему. Колыванов на допросе раскололся, все рассказал и показал на сообщников. На вас показал.
- Не верю! Никогда этому не поверю! Это чушь!
- Сейчас поедите с нами, посмотрим кое-какие документы. И вы многое расскажите, дорогой профессор. Расколитесь по полной!
- Мне не в чем, как вы изволили выразиться, «раскалываться».
- У нас раскалываются все. Ни одна контра не отвертелась от наказания.
Двое повели отца, один остался, продолжая осматривать комнату, бормоча: «Хоть бы чего-нибудь...». Он даже не обратил внимания на жену профессора Анастасию Кузьминичну, которая откинулась на спинку кресла и хрипела.
- Мама! – закричала Валентина, - помогите же! У нее больное сердце.
Но разве кто бы услышал ее, невидимую в этом мире, человека по имени Никто.
- Хозяйке плохо, - засуетился Степан.
- Ну вызовите врача! – небрежно бросил представитель НКВД. И, в который уже раз выругавшись, покинул комнату.
…Она снова была в беседке, рядом – ее новый знакомый Александр Горчаков, напротив – колдунья Варвара. Валентине показалось, что она отсутствовала целую вечность. А это всего лишь… видение?
Девушка вопросительно посмотрела на Варвару. Та молчала, ни один мускул не дрогнул на ее ставшем каменным лице.
- Что-то случилось? – спросил Александр.
- Она знает.
- Знает что?
По-прежнему со стороны хозяйки – ни звука. Александр уже слышал, что означает такое ее поведение. Аудиенция закончена.
- Пошли, - сказал он Валентине. – Непогода прошла стороной, но нет гарантии, что дождя не будет.
Варвара молча встала.
Каждый думал о своем; Репринцева о жутком видении, Горчаков о странных словах колдуньи: «Он рядом, и далеко. Совсем рядом и так далеко, что не видать отсюда. Ты знаешь его и не знаешь». Есть ли хоть капля смысла в ее словах?
Они уже были на улице, когда Валентина оглянулась и… в ужасе прислонилась к Александру.
- Там, в окне…
Он тоже обернулся… Из окна на него глядело лицо… Нет, не лицо, а покрытая шерстью морда. Но разумный блеск в глазах говорил, что существо думает, мыслит.
Впрочем, через мгновение его уже не было. Молодые люди переглянулись: они видели неведомого зверя? Или им показалось?
- Проверим? – предложил Горчаков.
- Нет, нет, уйдем! – взмолилась Репринцева. – К тому же… надо позвонить в Москву. Позвонить сегодня, сейчас! Сердце болит от неизвестности.
Александр с сожалением вздохнул, взял Валентину под руку и повел к ближайшей остановке.
Раздался стук в дверь, Надежда крикнула: «Кто?» и, услышав, «От Коровина Андрея», сжалась в комок. Конечно, она рада, что Валентина так неумело подставила себя, но нужно объяснить ее поведение товарищам из ВКП(б). Ее наверняка спросят: «Как же вы, комсомолка Погребняк, допустили подобное? Почему не помешали бегству? А что если она вообще сбежала?». Оправдывайся потом!
- Проходите!
Вошедший товарищ напоминал большую деревянную куклу с размеренными движениями, шаг чеканил, как солдат на строевой, на собеседника глядел, не мигая.
- Здравствуйте, Надя, - отрапортовал он монотонно. – Меня зовут Кирилл Прошкин.
- Откуда вы узнали, что это я?
- У меня есть ваши фотографии. Всех четверых. Я пришел показать город.
- Спасибо, но нас не четверо, а трое. Репринцева Валя куда-то умотала. Ох, и попадет ей, когда вернется. Мы ей устроим такую головомойку!
- Не надо устраивать ей головомоек.
- Как?! Она же…
- Хорошо, что ее нет! – оборвал Прошкин. – У меня к вам серьезное партийное поручение. Оно согласовано с… вы понимаете.
- Понимаю, - благоговейно произнесла Надежда.
- И еще: вы должны дать слово, что никогда и никому не разгласите информацию, которую сейчас услышите.
- Честное ленинское!
- Если проболтаетесь…
- Никогда! Я поклялась святым для себя именем.
- Отец Валентины арестован.
- Профессор Репринцев?
- Как агент английской разведки. Когда его забирали, матери Валентины стало плохо. Приехали врачи, однако спасти ее не удалось. И это не все. Узнав о смерти жены, профессор вскрыл себе вены. Валентина ни в коем случае не должна знать, что случилось с ее семьей. Сами понимаете… Она может испугаться и не вернуться на родину. А она очень нужна в Москве, не исключено, что и она выполняла тайные поручения отца. Там с ней поговорят, может, она и не причастна к делам отца?.. НКВД пока не распространяется об аресте Репринцева, но как бы кто-нибудь здесь про это не пронюхал: агенты местных спецслужб, журналисты. Надеюсь, не пронюхают. Профессор не та фигура, чтобы слишком уж интересовать Запад или Юг.
«Не исключено, что и она выполняла тайные поручения», - гудело в голове Надежды. Чтобы окончательно обезопасить себя от обвинения «проглядевшая врага» Погребняк поспешила сообщить:
- Она и в поездке ведет себя подозрительно. Отплясывала с казаками буржуазные танцы, восхищалась удравшими из СССР поэтами – неким Есениным, например. А в Старом Осколе купила капиталистическое платье. И это комсомолка! Да разве комсомолка думает о тряпках? Где вы видели молодого ленинца одетого, как буржуа?
Прошкин дернулся, молча стряхнул волосинку со своего безупречного английского костюма. Затем подвел итог разговора:
- На ее ошибки внимания не обращайте. Не ругайте ее, наоборот, похвалите. Через несколько дней она будет в СССР. Там спросят за все.
- А если Валентина каким-то образом (не через меня, конечно!) узнает о гибели родителей?
- Не узнает. Ее домашний телефон не работает. Соседи проинструктированы. Несколько дней – и в этой конспирации не будет нужды… А сейчас познакомимся с вашими товарищами.
Прошкин по-военному развернулся и вместе с Надеждой направился в комнату Давида и Рустама.
Валентина безуспешно пыталась связаться с Москвой. Телефонистка повторяла: «Занято». Потом сделала предположение, что произошла поломка на линии, или не исправлен телефон. Позвонили соседям, но и они не ответили.
- Что вы так волнуетесь?
- Сама не могу понять… - Репринцева по-прежнему не хотела говорить про страшное видение в беседке. Мало ли что привиделось!
Когда Валентина окончательно потеряла надежду связаться с домашними, Александр постарался ее успокоить.
- Завтра наладится связь и все будет в порядке.
- Вы так полагаете?
- Конечно. Сделайте проще: позвоните ему на работу.
- Есть телефон кафедры, только я его не знаю. Да и бывает папа там только два раза в неделю.
- Не волнуйтесь! – повторил Александр.
- Мне пора в гостиницу, - вздохнула Валентина. – Еще немного, и поднимется международный скандал.
- Я провожу. И… давай на «ты»?
- Право, не знаю…
- Я пытался перейти еще тогда у дома Варвары, однако побоялся, что поддержки не получу.
- Хорошо.
Вечерний Оскол переливался огнями, слышалась музыка. Молодежь оккупировала маленькие открытые кафе и просто тротуары. Иногда между парнями вспыхивали потасовки, но в основном молодые люди смеялись, разговаривали, обхаживали проходящих мимо девушек. Несколько человек дружески приветствовали Александра, и, кивая в сторону Валентины, тихонько поднимали вверх большой палец. Впрочем, девушка заметила, ее спутник стал все чаще оглядываться, как она тогда в кафе. Сразу вспомнилось, что за ним следят…
Вот и гостиница. Валентина подошла к администратору, поинтересовалась, разыскивали ли ее?
- Да, - часто закивал он. – Ваши друзья будто с ума сошли! Радуйтесь, вы им так дороги.
- Можно позвонить в Москву?
- Без проблем!
Вновь гудки и, конечно же, телефон не работает!
- Не волнуйся, - повторил Александр. – Завтра спокойно свяжешься.
- Завтра… Спасибо за все. Мне пора.
- Уже?
- Ты слышал: они сходят с ума.
- Подождут еще минуту.
- А твоя работа?
- И она подождет.
Они вдруг замолчали, сказать хотелось многое, но времени на это бы не хватило. Все недосказанное утонуло в молчании…
- Кто был в окне? - наконец произнесла Репринцева. - Мы это, правда, видели?
- Не знаю, - ответил Горчаков. – Мне и самому интересно, что за чудовище там прячется. Неспроста Варвара не пригласила нас в дом.
- Она объяснила.
- Никогда не поверю такому объяснению.
- Наверное, ты прав, - вздохнула Валентина. - Так ничего и не узнал у нее.
- Одна фраза не выходит из головы…
- Догадываюсь - какая. Полная бессмыслица.
- Не будем делать поспешных выводов.
- Мне действительно пора.
- До завтра. Завтра ведь ты еще не уезжаешь?
- Не хочу отрывать тебя от расследования.
- Ты и не отрываешь, а помогаешь мне.
- Если так…
- Ровно в полдень приду к тебе. Не рано?
- Соня! В двенадцать я уже давно на ногах.
- Тогда в одиннадцать. Или в десять?
- Лучше в одиннадцать.
- Хороших снов!
Последние слова Александра – будто теплая морская волна. Ведь на сердце такая тяжесть.
Пятый этаж, ее этаж! Сейчас она переступит границу, за которой начинается зона лжи и обмана. «Господи, сделай же что-нибудь!» - впервые обратилась к Создателю атеистка Валентина.
…Александр смотрел, как за девушкой закрывается дверца лифта. Потом направился к выходу и тут услышал:
- Господин Горчаков, какая встреча!
Это Дрекслер. Он долго жал руку журналиста и без лишних церемоний спросил:
- Подумали над моим предложением?
- Пока другие дела, - уклончиво произнес Александр.
- Понимаю. Нужно время, чтобы все взвесить и тогда принять решение. Только не опоздайте.
- Постараюсь.
- А девушка с вами хороша! Администратор сказала, что она из Советской России.
- Именно оттуда.
Горчаков не добавил слова «к сожалению». Ему было безразлично, откуда приехала Валя.
Надо было избавиться от назойливого немца, но тот и сам торопился (гораздо больше его интересовала сейчас странная пара в отеле), поэтому быстро распрощались и разошлись.
Вечер перешел в ночь, такую же бурную и шумную. В последнее время именно ночь в этом некогда патриархальном тихом месте стала своеобразным символом жизни. Призрак беззаботного города, нового Монте-Карло витал теперь не только над специально отведенной под казино резиденцией, но и в других частях города, одурманивал каждую улицу, каждый дом. Ловцы душ расставили сети, куда старались поймать и молодого, и старого. Люди, казалось, начали забывать о Божественной морали, нравственности, величье русской души, о своем предназначении в этом бренном мире, наконец, о том, что они не одни «во вселенной», что в любую минуту в их жилища может прийти враг. Есть только островок счастья, и деньги, которые хлынут сюда от игр и развлечений, сделают состоятельным каждого бедняка. И быть этому островку вечно!
Не так давно великая иллюзия чуть было не захватила самого Александра. И только иногда вакханалию праздника нарушали давние знакомые угрозы карлика.
Теперь никакой вакханалии не было! Старый Оскол – город уже двух убийств подряд, город, где за тобой следят неведомые силы.
Чувство опасности, которое и раньше не оставляло Александра, вдруг вспыхнуло с новой силой.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Войдя в номер, Валентина ожидала услышать несусветную ругань со стороны своей сокурсницы. Каково же было удивление, когда увидела ее ласковые глаза.
- Как провела время?
«И голос неестественный – добрый. Что она задумала? Не подлость ли?»
Почему она так о подруге? Ответ напрашивался сам собой: с некоторых пор она перестала доверять Надежде, у которой слишком сильно стали проявляться карьеризм, желание любой ценой выслужиться перед начальством. «Похоже, она хочет занять мое место секретаря комсомольской организации? Я с удовольствием его уступлю».
- Валя, ты не ответила?
- Нормально. Посмотрела город.
- Мы тоже с ребятами многое увидели. Товарищ Прошкин показал. Здесь на некоторое время установилась советская власть. Потом – переворот, коммунистов расстреляли. Мы были на месте их расстрела.
- Еще что вы видели?
- Дом, в котором находился штаб революционных рабочих, основные места боев с контрреволюцией. Да, еще прошлись по центральной улице города. А ты?..
Репринцева усмехнулась, не рассказывать же о своем походе к колдунье, не поймет. В это время в комнату вошли Давид с Рустамом. Последний крикнул:
- Наконец-то заявилась! Где вы, товарищ Валя, шатались?
- Чего пристал к девушке? – оборвала Надежда, чем сильно озадачила Рустама. Как же так? Сама недавно требовала в отношении Репринцевой карательных мер. Он не стал осложнять отношения, лишь язвительно добавил:
- Кавалера нашла. Вон даже покраснела.
- А если и так? – с вызовом бросила Валентина.
- Он симпатичный? – грустно произнес Давид.
- Симпатичный!
- Прекратите ее мучить, не станет она связываться с парнем из капиталистического мира, - в который уже раз вступилась за Репринцеву Надежда.
- Но она только что сама призналась.
- Она пошутила! Ведь так?
- Пошутила, - согласилась Валентина.
- Ничего себе шутки! – проворчал Рустам.
- Ты ведь будущий журналист, - сказала Репринцева, - спецпредметы. Слышал о таких понятиях: «Контекст», «Второй план»?
- Пролетарским писателям и журналистам не нужен никакой второй план. Говорить надо прямо, отвечать четко.
- Хоть сейчас не будем спорить, - простонал Давид. – Где ты, Валечка, была?
- Я уже спрашивала, - развела руками Надежда.
Внутри Валентины точно заиграли дух противоречия и свободы, желание утереть нос этим послушным солдатикам. Помимо воли она сказала:
- Никакого секрета нет. Я побывала в Новом городе, видела казино. Даже заглянула туда.
«Зачем себя раскрыла?!»
- Комсомолка посещает казино?! – в один голос ахнули Давид и Рустам, а, пораженная Надежда, засопела.
- Я же не играла там, - расхохоталась Валентина. – Зашла в храм, не ведая, что внутри.
И она все рассказала. До встречи с Александром, конечно.
- Все равно, переступила порог казино! – не унимался Давид.
- Не волнуйтесь, товарищи. Я ничем не запятнала честь советской гражданки, комсомолки.
- Хватит! – скомандовала Надежда. – К себе в номер, парни! Пора спать. Завтра серьезный день – новые экскурсии по местам революционной славы.
Когда девушки остались одни, Валентина спросила:
- Часом не слышала о каких-либо изменениях в нашем графике?
- Нет, нет, никаких изменений. Еще два дня здесь. В пятницу – поезд Старый Оскол-Курск. А там уже рядом граница. Пересядем на Москву и… как здорово опять оказаться на родине.
- Здорово, - рассеянно произнесла Репринцева.
- Ты будто не рада этому?
- Рада я, Надя, рада! – последовал раздраженный ответ. – Меня одна вещь беспокоит.
- Какая? – Надежда ощутила сильное волнение.
- Не могу дозвониться домой. Все время гудки.
- И только? – сквозь силу улыбнулась сокурсница.
- Соседи молчат…
- Может, телефон сломан?
«Все разумные люди говорят одно и то же. Чего я психую?»
- Наверное, телефон.
- Телефон, телефон! – чуть не завопила Надежда и тут же испугалась, что ненароком выдала себя. «Вон как подозрительно смотрит!»
- Что с тобой, Надя? Ты на себя не похожа?
Надежда призвала на помощь весь свой актерский талант:
- Рада, Валечка, рада! Скоро – дома! Никогда бы не смогла жить в этом чужом мире.
- И он по-своему хорош.
- Мир эксплуатации, денег, индивидуализма? Мир, где люди лишены цели?.. Ты завтра с нами не пойдешь?
- Не обижайся, у меня другие планы.
- Вот именно, - горько произнесла Надежда. «Потому это случится именно с тобой!»
- В чем дело?
- Ни в чем. Давай спать.
- Странная ты сегодня, - повторила Валентина.
События сегодняшнего дня кружились вокруг Репринцевой будто неведомые плясуны, постепенно затягивая ее в центр круга. Был светлый плясун с лицом Александра Горчакова, но большинство здесь - темные, уродливые, предрекающие несчастья. Самым безобразным оказался тот, что кричал о смерти ее родителей. «Тебе это не привиделось! Это случилось на самом деле!»
Как бы ее не убеждали, что телефон сломан и скоро заработает, Валентина сомневалась и… безумно боялась.
Постепенно сон поглощал ее, плясуны тускнели, растворялись, пока не исчезли совсем.
Вильгельм Дрекслер начинал терять терпение. Об этой странной парочке он выяснил немногое: муж с женой, придерживаются ортодоксальных взглядов, любая новизна им претит. Они против эмансипации женщин, особенно в вопросах одежды. Их идеал – стиль и отношения девятнадцатого века. Отсюда и странности.
Дрекслер был слишком хитер, чтобы поверить подобной чепухе. Он по-прежнему был убежден, что пара оказалась в Старом Осколе не случайно, они приехали сюда с определенной политической целью.
Здесь следовало бы сказать и о цели самого Дрекслера, как представителя Рейха. С некоторых пор в Российской Империи активизировались организации, желающие восстановления монархии. Претендентов на трон было двое: великий князь Владимир Кириллович (сын великого князя Владимира Александровича, третьего сына Александра 11. - прим. авт.) уже провозгласивший себя Императором Всероссийским и великий князь Дмитрий Павлович (внук Александра 11, первый сын великого князя Павла Александровича. – прим. авт.). Рейх поддерживал первого, даже не столько самого Владимира Кирилловича, сколько сына его – Кирилла Владимировича. По мнению фюрера именно последний станет главным союзником Германии в свободной России. Дрекслер догадывался, что в Рейхе уже разработан план убийства Владимира Кирилловича и всемерной поддержки восхождению на престол его сына. Но прежде необходимо было ослабить позиции сторонников Дмитрия Павловича.
Монархистские группы расползались по Российской Империи, все они критиковали существующую республиканскую форму правления, призывали вернуться к монархии, пусть даже конституционной. В этих условиях Рейху надлежало продолжать аккуратно расшатывать созданную не так давно демократическую республику, создавая плацдарм для практически бескровного завоевания страны.
Параллельно переговорам с Владимиром Кирилловичем Рейх всячески поддерживал сепаратистов. Была обещана независимость Малороссии и Беларуси, на Дону и Кубани предполагалось создать Казакию, а Воронежскую, Белгородскую, Курскую губернии объединить в Черноземную Русь. Таким образом, власти монарха здесь придет конец, а власть Рейха будет вечной. И появятся великолепные условия для быстрого разгрома СССР.
Но для реализации «великих идей фюрера» требовалось решить множество проблем, устранить не одного конкурента. И серьезная головная боль для Рейха - активизация монархистов «противоположного клана». По полученным из Германии данным, они устраивают тайные собрания в разных городах Империи, в том числе – в Старом Осколе. Есть фотографии некоторых активистов, похоже, мужчина-ортодокс – один из них. Жаль женщину из-за вуали не разглядеть.
Внутреннее чутье разведчика редко подводило Дрекслера. Вот и теперь он был твердо убежден, что напал на верный след. Но как завязать с этими людьми хотя бы обычное знакомство? Однажды он уже ехал с ними в лифте, попытался перекинуться парой фраз. Они не ответили, женщина отвернулась, а мужчина посмотрел отчужденно и неприязненно.
«Ага, они выходят из отеля!»
Дрекслер решил проследить за ними. Такому опытному человеку, как он, сделать это несложно. Может они и выведут его в «нужное место».
Со вторым администратором – Филиппом, как и с Анной, у него сложились приятельские отношения. Дрекслер подошел к Филиппу и, как бы между прочим, сообщил:
- Прогуляюсь перед сном. Погода чудная.
Он не скрывает своих намерений. Пусть видят: он пошел прогуляться.
Едва он оказался на улице, прежняя размеренность движений исчезла. Он превратился в стремительного хищника.
«Где они? Уже стемнело, плохая видимость!.. Вот! Спускаются вниз по улице».
Дрекслер осторожно двинулся следом, толпы молодых людей являлись для него хорошим прикрытием. То, как шествовала преследуемая парочка, окончательно убедило Вильгельма в правильности первоначальных предположений: они не мирные блюстители нравственности. Те не выходят по ночам, и не озираются, точно зайцы.
Улица продолжала убегать вниз, кто-то из парней стрельнул у Дрекслера сигарету, немец сделал вид, что не услышал, нельзя терять драгоценные секунды.
- Эй, дядя, много возомнил о себе? – цепкая рука схватила его за плечо.
Дрекслер мог бы легко сломать эту руку, но завязалась бы потасовка, и парочка исчезнет из виду. Поэтому он отдал целую пачку и быстро ринулся вперед.
«Кажется, они повернули вон в тот переулок!»
Переулок безлюден, пара пошла по нему и остановилась. Мужчина огляделся…
Дрекслер прижался к стене и ждал! Он увидел то, что хотел увидеть: они зашли в подъезд четырехэтажного дома.
Полдела сделано. Вычислить хозяев квартиры уже не сложно. «Стоит попробовать это прямо сейчас? Или чуть отложить поиски?»
Дрекслер отошел от стены и вдруг… увидел еще одного человека, хорошо знакомого ему.
- Вы? – удивился Вильгельм. – Как здесь оказались? Лично я заблудился. По-моему, выход за тем домом?
- Да, - только и промолвил знакомый.
- Давайте погуляем, поговорим. Ночной Оскол чертовски хорош!.. Кстати, вы очень оригинально сегодня одеты.
Собеседник вытянул вперед руку, предлагая Дрекслеру на что-то обратить внимание. Опытный разведчик проглотил наживку, ему и в голову не могло прийти, что здесь возможен подвох.
Острая боль в горле… Ничего не понимающий Дрекслер оторопел, потеряв драгоценное мгновение. Боль усилилась, он получил второй удар, на этот раз смертельный.
Убийца проверил, довершил ли до конца свое дело, затем спокойно развернулся и ушел.
И только через несколько часов был обнаружен труп того, кто надеялся очень скоро вершить судьбы мира.
Горчаков проснулся по его меркам рано – не было и восьми. В одиннадцать он опять увидит ее! Валентина, Валя, Валюшка! Какая девушка! Жаль, что она уедет так скоро. А дальше? Увидятся ли они?
Он даже разозлился! Почему они должны расстаться? Она живет в другой враждебной стране. И что? Разве это достаточные основания, чтобы разорвать отношения? Преграды между ними построены людьми, позабывшими о том, что государства, границы, идеология – деянья рук человеческих. Сам человек – создание Божественное. Значит, его чувства выше, значительнее, чем все созданные им же самим условности. «К сожалению, в СССР живут атеисты, они рассуждают по-иному».
Он не заметил, как вошла Лена и надула пухленькие губки.
- Александр Николаевич?..
- Да? – отрешенно ответил он.
- Вчера даже не поговорили со мной.
- Ох, Лена, не до разговоров.
- Сейчас побежите в редакцию?
«Что делать с работой? Надо отпроситься! Алевтина не отпустит, слишком много дел. Сказать, что он занят, выполняет свое главное задание по расследованию убийства? Она потребует отчет, план действий. Вопрос поставлен так, что он обязан докладывать ей о каждом шаге».
Пока Александр раздумывал, какие аргументы приведет для начальства по поводу сегодняшнего отсутствия, Лена расписала план его жизни на ближайший час:
- Умывайтесь, приводите себя в порядок, и через двадцать минут к столу. Я приготовила ваши любимые блинчики.
- Спасибо, родная.
- Как приятно! Может, хотите еще одно блюдо, самое вкусное?
Она кокетливо улыбнулась, начала расстегивать пуговку на платье. Горчаков же сразу подумал о Валентине, которая ничего не расстегивала, ничего не пыталась стащить с себя. А вот из головы не идет!
- Нет, Лена! – решительно отрезал Горчаков. – Не сейчас! Я поглощен расследованием.
- Фу! Какой противный! – подытожила девушка и поспешила на кухню.
Для такого серьезного дела, как разговор с Черкасовой, нужны положительные эмоции, он их получит после любимых блинчиков. Вкуснотища! Постаралась Леночка!
Так что придумать для Черкасовой? Начальница не дура, в этом главная проблема. Не сказать же ей прямо: познакомился с милой девушкой. «Она мне такую девушку покажет!»
Размышления Горчакова были прерваны звонком, кто-то стоял у ворот и требовал аудиенции. С утра не дают покоя. Оставалось надеяться, что это молочница, у которой всегда заказывали чудное парное молоко.
Лена побежала открывать и вскоре вернулась растерянная.
- Александр Николаевич…
- Следом появился Корхов. Не сказать, что Александр был рад его визиту, однако ведь и сам он недавно приходил к начальнику полиции незваным гостем.
- Проходите, Анатолий Михайлович, присаживайтесь. С утра блинчики…
- Благодарю, я сыт. Супруга так накормила. Вы ведь знакомы с ее хлебосольством! Но, чтобы хозяина не обидеть, возьму два для приличия.
Отхлебнув чай, Корхов сказал:
- Мы с вами договаривались о сотрудничестве. Но пока дело не идет. Никак передумали?
- С чего бы мне передумать?
- Вы со мной не связываетесь, вчера отделались некоторой незначительной информацией.
- Нет информации. Зашел в тупик. Два убийства за два дня и…
- Не два, а три.
- Три?!
- Дрекслер убит. Вы рассказывали, что он приходил к вам в редакцию.
- Приходил… - потрясенный Горчаков не находил слов. – Когда и как?
- Ночью его зарезали. Почерк тот же. Убийца перерезает жертвам горло. Прыткий видать! Такого, как Дрекслер, голыми руками не возьмешь. Разведчик, приемами владеет.
- И никто ничего не...
- В том-то и дело, что никаких свидетелей. Поскольку оба убитых иностранные граждане, к нам направляют представителей органов безопасности. Ситуация грозит перерасти в международный скандал.
- Органы начнут трясти каждого, - задумчиво произнес Александр. – Следующей будет военная разведка…
- Плевал я и на органы безопасности, и на военную разведку! - Взревел Анатолий Михайлович. – Убийства совершены на моей территории. Значит я, начальник полиции Старого Оскола, несу полную ответственность.
Взгляд Корхова сказал о многом: тут была прямо-таки неистовая решимость послать (при необходимости!) и самого президента, вмешайся он в расследование, и, одновременно, растерянность. Убийца поставил в тупик даже Старого Лиса.
- …Расскажите еще раз о визите Дрекслера в вашу редакцию. Только не упускайте ни одной детали.
Горчаков, насколько смог, подробно все повторил. Корхов, позабыв об этикете, несколько раз его бесцеремонно и грубовато перебивал, просил уточнить детали.
- Кстати, вечером я видел Дрекслера.
- Где?!
- В холле гостиницы «Белогорье».
- А вы что там делали?
- Девушку провожал.
- Где Горчаков – там обязательно девушка, - усмехнулся начальник полиции. – Почему в гостиницу? Она не местная?
- Приехала к нам из Советской России.
- Так-так! – присвистнул Анатолий Михайлович. – Из самого СССР.
- Что вас удивляет?
- Им там все запрещено, в том числе встречаться с иностранцами. Если только… она не из НКВД.
«Валя из НКВД?!.. В такое невозможно поверить!»
- Вернемся к вашей вечерней встрече с Дрекслером. Он вам что-нибудь говорил?
- Перебросились парой фраз…
- Конкретнее, Александр Николаевич, все важно!
- Он поинтересовался, подумал ли я над его предложением о сотрудничестве «Оскольких вестей» со структурами Рейха. И… все! Похоже, он кого-то искал.
- Почему вы так решили?
- Несколько раз осмотрелся, потом… обычно такой разговорчивый, а тут сразу поспешил попрощаться. К счастью, то было обоюдным нашим желанием.
- И вы расстались?
- Хотелось домой.
- Странно.
- Чего странного?
- Со свиданий обычно идут медленно; мысленно продолжают вдыхать еще сохраняющийся любовный аромат.
Горчаков подивился такому тонкому ощущению грубоватого начальника полиции. Корхов оказался романтиком.
- Лично я, Анатолий Михайлович, со свиданий лечу на крыльях. Вам не приходилось в молодости летать на крыльях? Теперь извините, в одиннадцать я должен быть у нее…
Александр оборвал себя. «Надеюсь, Старый Лис не настучит шефине?»
- Как фамилия вашей подруги?
- Репринцева. Зовут Валентина.
Начальник полиции доел блин, поднялся:
- Спасибо за угощение, за новости. Больше ничего не желаете сообщить?
«Неужели он намекает на ночной визит Либера? Он знает или?..»
Поскольку Александр не рассказал о нем раньше, то решил смолчать и сейчас.
- Нет, - ответил он Корхову.
- Александр Николаевич, определитесь, кому можно доверять, кто ваш друг?
И, пожав хозяину руку, Анатолий Михайлович покинул дом.
Горчаков получил очередной удар. Убийства в Старом Осколе следуют одно за другим, а он ни на йоту не продвинулся в своем расследовании. В голове – хаос. И тогда он решил все превратить в систему. Достал ручку, лист бумаги и начал описывать все произошедшие события в строго хронологическом порядке.
Убийство З. П. Федоровской.
Потом подумал, перечеркнул фразу, написал другую:
Позвонила шефиня и сообщила об убийстве З. П. Федоровской.
Вроде бы – то же, и уже – несколько иначе. Его сопричастность к этому делу начинается только после сообщения Черкасовой.
Теперь второй пункт.
Мне дают задание провести журналистское расследование.
Почему выбор пал именно на Горчакова? Все просто: он ведет в газете рубрику происшествий. И самим читателям Старого Оскола безусловно интересны материалы о расследовании смерти популярной в городе актрисы.
Корхов сначала недоволен моим появлением на месте преступления, а потом вдруг резко меняет тактику и разрешает допросить слуг.
Я переговорил со слугами, они рассказали о некоторых чертах характера хозяйки.
Каковы эти черты? Скрытность, заносчивость; с обслугой могла повести себя дерзко и беспощадно. Близкие отношения с банкиром Ереминым Наташа и Лика не подтвердили и не опровергли. Но были ли у Федоровской еще мужчины?
Ограбление, по их мнению, вряд ли возможно. Не получил он ответа и на вопрос: откуда у Федоровской деньги?
Еду в редакцию, встречаю там Дрекслера.
Этот момент можно было бы упустить, вроде бы Федоровская и Дрекслер – люди разных миров. Но есть одно обстоятельство: представителя Рейха тоже убили.
А что если они связаны? Чем?
Захожу в гости к Корхову. Он предлагает мне сотрудничество в раскрытии дела. Советует поехать в театр, указывает на людей, с которыми можно переговорить. А вот с Ереминым рекомендует встретиться позже.
Он искренен? Тогда почему не нанести визит возможному «другу» Федоровской?
В театре встречаю Либера. Он знает Степанова, и он же заезжал к Зинаиде Петровне.
Вырисовывается еще одна любопытная связь: Федоровская – Либер – Степанов. В чем тут дело? Политика?
Ночью меня посещает Либер, уговорами и угрозами предлагает отказаться от расследования смерти актрисы. Предполагает, что ее убили советские спецслужбы, с которыми она якобы сотрудничала.
Вот она, главная несуразица: с какой стати кому-то бояться обычного журналиста? Это ведь не Шерлок Холмс, не Нат Пинкертон.
Либера убирают.
Кто и почему? Ответа в обозримом будущем не найти?
Черкасова рекомендует не заниматься больше этим расследованием, когда отказываюсь, «перевербовала» меня. О начальнике полиции Алевтина не слишком хорошего мнения.
Она права со своей точки зрения. Горчаков работает у нее, а не у Корхова.
Разговор с артистами. Режиссер Степанов сбегает.
Никита Никодимович боится расспросов, в том числе об убитом Либере. Теперь артисты. Что они сообщили?
Свою причастность к преступлению отрицают, вообще не считают его причиной творческую деятельность Федоровской. Остальное общеизвестно: она была скрытной. Как они заявляют, политикой вообще не интересовалась.
Главная новость: Зинаида Петровна посещала колдунью Варвару.
Замечаю слежку.
Кто и почему?..
Встречаюсь с представителями ВКП(б). Такое ощущение, что они что-то знают о жизни или смерти актрисы.
Сажусь в машину к Корхову, он пытается выудить из меня информацию. Отвечаю скупо и неопределенно.
Знакомлюсь в кафе с Валентиной Репринцевой. Вместе отправляемся к Варваре.
На первый взгляд - опять ничего существенного. Но фраза, эта странная фраза: «Он рядом, и далеко. Совсем рядом и так далеко, что не видать отсюда. Ты знаешь его и не знаешь». Смысл ее, увы, недоступен.
Когда Валентина пробует возмущаться, колдунья приказывает ей сесть. Не проходит и минуты, как девушка вскакивает взволнованная. В чем здесь дело? Валентина не говорит, только постоянно звонит родным.
И еще: страшное лицо в окне? Загадочное существо, которое прячет Варвара… Кто оно?
Провожаю Валентину в гостиницу, встречаю Дрекслера, его вскоре убивают.
Приходит Корхов, сообщает о смерти немца, осторожно внушает мысль о том, что Валентина может быть агентом советских спецслужб. Пытается уверить, что только он – мой истинный друг.
Горчаков несколько раз просматривал записи. Что он пропустил? Вроде бы, все основное есть. Какие-то несущественные детали, которые могут оказаться… даже очень существенными.
Он уже участвовал в нескольких проводимых газетой расследованиях. Потом на пресс-конференции шефиня сказала: «От взгляда Горчакова не укроется ничего». Зал разразился бурными овациями, Александр и сам поверил, что стал величайшим мастером сыска. Никто и не подозревал, что по следу его вела Черкасова. И вот теперь, находясь в полном свободном плавании, он резко пошел ко дну.
Пора звонить в редакцию. Что сказать шефине? Голова пустая, сердце отвергает обман. Ничего, что-нибудь придумает по ходу разговора.
Трубку сняла секретарь Любочка, торжественным голосом спросила:
- Когда же, дорогой князь, вы осчастливите нас своим присутствием?
- Очень скоро, потерпи, моя красавица. А где шефиня?
- Алевтины Витальевны нет.
- Изменила работе? Такой измены ей не простится.
- Нет же, - рассмеялась Любочка. – Она с утра на каком-то совещании в администрации города.
- Когда вернется?
- Надеюсь, не скоро. Ты ведь не хуже меня знаешь наших чиновников. Им бы позаседать да похвастаться успехами, которых и в помине нет. И еще вроде бы она собиралась к врачу.
Повезло! Не станет же он оправдываться за опоздание перед секретаршей.
- Я буду позже. Занимаюсь делом.
- Ой, ли?
- Судят, милая, по результату.
Горчаков быстро положил трубку. На сей раз судьба словно специально сделала ему подарок!
Время до одиннадцати еще предостаточно, но он не выдержал, начал собираться раньше. «Валентина, Валя, Валюшка! Никогда не поверю, что ты – агент НКВД».
Он спешил, не замечая ничего вокруг. Он заметил их слишком поздно…
(Продолжение следует)
