На примере анализа последствий социально-экономического курса, проводимого в России, показано, что ключом к развитию экономики и модернизации страны в XXI в. становится человеческий потенциал, способный превращаться в человеческий капитал, поэтому экономия на человеке вредна не только с социально-гуманитарной, но и с экономической точки зрения. Анализируется отечественная политика в области заработной платы и пенсионного обеспечения, хроническое недофинансирование социальной сферы, включая здравоохранение, образование и науку. Доказывается, что социальная сфера не может рассматриваться как «бремя государства», тормозящее развитие экономики, напротив, инвестиции в человеческий потенциал во многом определяют темпы и направленность экономического роста. Без таких инвестиций нельзя решить поставленную Президентом РФ задачу обеспечения прорывного развития страны.
В России определяется курс обновленного правительства. Хотелось бы предостеречь его от прежних ошибок, имея в виду экономическую философию монетаризма, согласно которой главная задача финансового блока в правительстве – экономить деньги и складывать их в «кубышку», красиво именуемую Фондом национального благосостояния. При этом так называемая социалка рассматривается как бремя государства, замедляющее темпы экономического развития. Согласно одной из интерпретаций, в свое время Жорж Помпиду утверждал, что есть три способа разориться: самый быстрый – карты; самый приятный – женщины; самый надежный – высокие технологии. Насчет высоких технологий, разумеется, согласиться нельзя, зато можно добавить четвертый способ, самый вредный – экономия на человеке!
На наш взгляд, такая политика имела некоторые основания в XIX – начале XX в., в период экстенсивной индустриализации. В настоящее время наиболее серьезные экономисты признают: ключом к развитию экономики и модернизации страны становится человеческий потенциал, который способен превращаться в человеческий капитал. А это значит, что экономия на человеке становится вредной не только с социальных и гуманистических позиций, но и с точки зрения развития самой экономики. Попробуем доказать это методом «от противного». Вот лишь некоторые примеры из отечественной действительности.
1. Экономическая стагнация.
На фоне увлечения политической элиты конспирологией, желания списать все на внешние факторы Президент страны в Послании Федеральному собранию признал: «Именно отставание – вот главная угроза и вот наш враг». Действительно, по данным научного руководителя Института народнохозяйственного прогнозирования РАН В. В. Ивантера, в 2008–2013 гг. экономический рост в России составил 1,2 %, а в последующие четыре года – (- 0,2 %). По другим расчетам, в 2008–2016 гг. экономика «росла» в среднем по 0,2 % в год, т. е. на 1,7 % за девять лет. И это при среднем темпе роста мировой экономики в 3,8 %! По данным Всемирного банка, по уровню экономического развития Россия переместилась из второй группы в третью (доход от 17 до 25 тыс. долларов), где мы соседствуем с Румынией, Турцией, Чили, Уругваем и Экваториальной Гвинеей. Напомню: ко второй группе Всемирный банк относит страны с доходом от 25 до 42 тыс. долларов на человека. Как известно, федеральный бюджет на 2018–2020 гг. предусматривает рост на 2,1; 2,2 и 2,3 % соответственно. Этот «рост» гарантирует нам нарастание отставания от мировой экономики. При этом независимые эксперты утверждают, что в реальности он ниже запланированного. В такой ситуации все разговоры о прорыве могут оказаться пропагандой. Среди главных факторов развития рыночной экономики (к поклонникам которой автор отнести себя не может) – дешевый кредит и платежеспособный спрос. В постсоветской России, за редким исключением, не было первого, а с 2014 г. нет и второго. В такой ситуации призывы к бизнесу инвестировать в экономику оказываются гласом вопиющего в пустыне: зачем инвестировать, если некому покупать? Это доказывает: социальная политика – один из главных факторов экономического роста.
2. Низкая зарплата.
Высокопоставленные экономисты и управленцы в России часто повторяют: мы живем не хуже, чем работаем. Однако это верно лишь отчасти: производительность труда в стране действительно низкая, но большинство россиян живут значительно хуже, чем работают. Зарплата подавляющей части населения России отстает от зарплаты не только в странах «первого мира», но и в странах с аналогичным уровнем производительности труда. Правительство и Парламент гордятся тем, что с 1 мая 2018 г. приравняли минимальную заработную плату к прожиточному минимуму за второй квартал предыдущего года – 11163 рублей, который рассчитан по нормам ООН для развивающихся стран Азии и Африки. Добавим, что с этой минимальной зарплаты работник уплачивает 13 %-ный налог и потому прожиточного минимума он не получает. Приведем некоторые данные Федерации независимых профсоюзов России (ФНПР) о соотношении минимального размера оплаты труда в России и некоторых государствах «Большой двадцатки»: Германия – 1400 евро (106 370 р.); Франция – 1100 евро (83 580 р.); Китай – 500 долл. (31 700 р.); Турция – 460 долл. (29 160 р.); ЮАР – 180 долл. (11 400 р.); Россия – 176 долл. (11 163 р.); Бразилия – 170 долл. (10 780 р.); Индия – 64 долл. (4060 р.).
Как видим, после необыкновенного повышения минимальная зарплата в России составляет примерно 176 долларов, что втрое больше, чем в Индии; чуть больше, чем в Бразилии; однако почти в три раза меньше, чем в Китае, и в 2,5 раза меньше, чем в Турции. Причина очевидна: более высокая степень эксплуатации. Доля зарплаты работника в созданном им продукте в России – 25…30 %, а в социальных государствах Европы – 55…60 %. Социальные последствия также очевидны: крайне низкий уровень жизни и, как заметила заместитель Председателя Правительства РФ О. Ю. Голодец, уникальная российская бедность, т. е. бедность работающих. Менее очевидны экономические последствия, в частности, низкая и медленнорастущая производительность труда. Когда бизнес получает дешевую рабочую силу, у него нет стимулов внедрять новейшие технические достижения.
3. Низкие пенсии. Пенсии в России также значительно ниже, чем в странах с аналогичным уровнем производительности труда. Приведем данные о размере средней пенсии в некоторых странах мира в 2018 г. (в долларах): Швейцария – 3400; Япония – 2850; Германия – 2650; Норвегия – 2340; США – 2150; Греция – 930; Чехия – 570; Польша – 510; Эстония – 440; Россия – 235; Казахстан – 160; Беларусь – 160; Азербайджан – 120; Украина – 100; Грузия – 90; Кыргызстан – 60; Таджикистан – 50. Самая очевидная причина низких пенсий в России – низкая зарплата. Пенсионный фонд, как известно, формируется путем начислений на заработную плату. Кстати, и коэффициент замещения в России (33…34 %) явно ниже минимального размера в 40 %, установленного Конвенцией Международной организации труда № 102. Социальный результат – все та же бедность. Экономический результат – все тот же низкий платежеспособный спрос, который тормозит развитие отечественного производства и рост экономики.
4. Отказ от индексации пенсий работающим.
Пенсии работающим не индексируются с 2016 г., в результате работающий пенсионер получает примерно на 22,5 % меньше, чем неработающий: ему не доплатили 12,7 % в 2016 г., 5,8 % – в 2017 г. и 4 % – в 2018 г. С учетом сложных процентов пенсия работающего ниже на 24 %. Среднемесячные потери, например, инвалида первой группы при среднем размере пенсии данной категории граждан, считая от среднего размера пенсии в предыдущем году, выглядят следующим образом: 2016 г. – 1766 рублей; 2017 г.– 888 рублей; 2018 г. – 835 рублей; итого – 3490 рублей. Последствия предсказуемы: часть пенсионеров уволилась, а гораздо большая часть ушла «в тень». По данным Росстата, на 1 января 2016 г. в стране было 15 259 000 работающих пенсионеров, а на 1 января 2017 г. – 9 883 000, т. е. на 5 376 000 меньше. Умножив разницу на средний размер пенсии в 2016 г., легко рассчитать потери: около 425 млрд рублей при экономии Пенсионного фонда около 300 млрд рублей. На наш запрос была получена справка из Пенсионного фонда, в которой наши расчеты, основанные на официальных данных Росстата, подвергались критике. По мнению руководства Пенсионного фонда, следует считать количество работающих пенсионеров не на 1 января каждого года, а на 1 октября, когда решается вопрос об индексации пенсий в следующем году. Согласно новым данным Росстата, на октябрь 2015 г. в стране насчитывалось 3,417 млн работающих пенсионеров, а на октябрь 2017 г. – 3,281 млн. Сокращение менее 140 тысяч за два года. При этом данные на 1 января каждого года, на которых основывалось финансово-экономическое обоснование к нашему законопроекту «О внесении изменений в Федеральный закон «О страховых пенсиях», с официального сайта Росстата исчезли. В итоге динамика численности работающих пенсионеров выглядит следующим образом: 1.10.2015 – 3 417 000 человек; 1.01.2016 – 15 259 000 человек; 1.10.2016 – данные отсутствуют; 1.01.2017 – 9 883 000 человек; 1.10.2017 – 3 281 000 человек. Процитирую в полном объеме справку Пенсионного фонда: «Численность работающих пенсионеров, осуществлявших работу в течение определенного времени, в 2015 г. составила 15,3 млн человек. В то же время Федеральный закон от 29 декабря 2015 года № 385-ФЗ «О приостановлении действия отдельных положений законодательных актов Российской Федерации, внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации и особенностях увеличения страховой пенсии, фиксированной $W|N3nвыплаты к страховой пенсии и социальных пенсий» сузил круг пен-сионеров, признающихся работающими, и установил, что индексации не подлежат страховые пенсии получателей, осуществляющих работу по состоянию на 30 сентября, а не в течение года. В результате численность работающих пенсионеров, пенсии которым не были проиндексированы, с 1 февраля 2016 г. составила 9,9 млн человек, что позволило сэкономить средства бюджета ПФР в сумме 51,5 млрд рублей. В течение 2016 г. численность работающих пенсионеров сокращалась, из них более 500 тыс. пенсионеров в целях индексации страховой пенсии оставили работу, а затем возобновили ее. 1 млн пенсионеров за 2016 г. уволились, в результате потери бюджета ПФР от непоступления страховых взносов на обязательное пенсионное страхование за 2016 г. составили около 29 млрд рублей. С 1 февраля 2017 г. пенсии не были проиндексированы 9,8 млн пенсионеров; с учетом того, что большинству из них пенсии не индексировались в 2016–2017 гг., экономия средств бюджета ПФР оценивается в сумме 124,9 млрд рублей, а сокращение поступления страховых взносов на обязательное пенсионное страхование – в сумме около 27 млрд рублей. В 2018 г. экономия средств бюджета ПФР от неиндексации пенсии работающим пенсионерам, являющимся получателями страховой пенсии, составит 202,8 млрд рублей».
Очевидно: пенсионеры увольняются с работы перед 1 октября, чтобы получить индексацию пенсий как неработающие, и вновь трудоустраиваются с 1 января следующего года. Меняя закон, правительство и Государственная Дума пытались обмануть работающих пенсионеров, однако, похоже, вместе с ними обманули и продолжают обманывать и самих себя. О социальных последствиях такой пенсионной политики на XVI съезде «Единой России» 21 января 2017 г. говорил министр труда и социального развития М. А. Топилин: он прогнозировал снижение жизненного уровня российских пенсионеров в среднесрочной перспективе. Экономические последствия, помимо снижения платежеспособного спроса, образуют потери: пенсионного фонда (24 % от фонда оплаты труда); Фонда социального страхования (2,9 %); Фонда обязательного медицинского страхования (5,1 %); региональных бюджетов в виде поступлений от налога на доходы физических лиц (13 % от фонда оплаты труда). Итого: 45 % от фонда оплаты труда пенсионеров, которые после отказа от индексации пенсии либо прекратили трудовые отношения, либо ушли в «тень». Насколько можно понять из справки Пенсионного фонда, в правительстве никто не считал:
а) в течение какого именно «определенного времени» в среднем за год работают почти 10 млн пенсионеров, которым отказано в индексации пенсии, и каковы были бы доходы Пенсионного фонда, если бы они работали постоянно?
б) каковы суммарные потери консолидированного бюджета страны и внебюджетных фондов в результате подобной политики?
При этом очевидно, что суммарные потери примерно вдвое превышают то, что теряет собственно Пенсионный фонд. Слабым утешением может служить ответ Д. А. Медведева на наш вопрос во время отчета Правительства в Государственной Думе 11 апреля 2018 г.: «Мы действительно платили или начисляли индексацию работающим пенсионерам. В какой-то момент мы вынуждены были от этого отказаться, … скажем по-честному, только по экономическим причинам, просто потому, что у нас не хватало на это денег. … К этому вопросу можно возвращаться, но при этом нужно помнить, что все-таки финансовое положение работающих пенсионеров и неработающих пенсионеров несколько разное. Но, подчеркиваю, этот вопрос не закрыт». Как видим, Председатель Правительства абсолютно убежден, что отказ от индексации пенсий работающим приводит к экономии, тогда как приведенные выше соображения и расчеты, скорее, показывают обратное.
5. Повышение пенсионного возраста.
Очевидно, действующему составу депутатов Государственной Думы предстоит рассматривать такой законопроект, скорее всего, правительственный. Решение фактически уже принято. Как заявил Д. А. Медведев, «… при принятии решения о пенсионном возрасте… не должно быть резких, непродуманных и непросчитанных решений, но при этом государство, исполнительная власть должны все-таки ориентироваться на существующие реалии. Такого рода решения… уже назрели, значит, их нужно обсуждать и по ним нужно определяться». Антисоциальные последствия очевидны: по данным Всемирного банка, Россия –рекордсмен Европы по количеству мужчин, не доживающих до 65 лет, – 43 % (в Исландии, Швейцарии – 10 %; в Швеции, Италии, Нидерландах, Мальте, Норвегии – 11 %; в Литве – 36 %; в Молдове – 37 %; на Украине, в Белоруссии – 40 %). Очевидно, что с повышением пенсионного возраста мужчин до 65 лет смертность в возрастной группе 60–65 лет увеличится по нескольким причинам: дополнительные физические нагрузки, связанные с принудительным продолжением работы при ухудшающемся состоянии здоровья; стрессы, связанные с более высоким уровнем безработицы и др. Согласно ст. 2 Конституции РФ, «Человек, его права и свободы являются высшей ценностью». О том, насколько пенсионная политика, приводящая к снижению продолжительности жизни значительной части граждан, соответствует этой норме, у разных юристов могут быть различные мнения. Однако, как представляется автору, основания для обращения в Конституционный суд по этому поводу существуют. По данным ректора Финансового университета при Правительстве РФ М. А. Эскиндарова, в настоящее время до официального пенсионного возраста не доживают около 10 % женщин и 30 % мужчин (55 и 60 лет соответственно). К экономическим последствиям повышения пенсионного возраста, судя по всему, не просчитанным финансово-экономическим блоком в правительстве, относится увеличение расходов на пособия по безработице – в связи с очевидным ее увеличением; на лечение и выплаты по временной нетрудоспособности (больничным листам) для тех, кто будет продолжать работать – в связи с очевидным ростом заболеваемости с возрастом; на строительство детских яслей и садов, поскольку молодые пенсионерки, как это происходит в настоящее время, ухаживать за детьми не смогут. И т. д., и т. п. Но и это не все. Повышение пенсионного возраста породит массу дешевой рабочей силы. Предпринимателям будет проще нанимать ее «за копейки», чем тратиться на техническое перевооружение. И это очередной механизм торможения модернизации. Обратимся еще раз к главному аргументу сторонников повышения пенсионного возраста в стране: «… люди в нашей стране меняются, и несмотря на цифры, которые Вы сейчас привели, все-таки невозможно не отметить, что в настоящий момент у нас уже принципиально другая продолжительность жизни. И если говорить о моменте установления пенсионного возраста, то это произошло в 30–е годы. … Средняя продолжительность жизни в середине 1930-х гг. была 39–41год. Ну и можно посчитать, … как это соотносилось с пенсионным возрастом». Эта аргументация примечательна в трех отношениях.
Во-первых, введение пенсий Советским Союзом в числе первых государств мира было выдающимся достижением нашей страны. Однако думать, что спустя 80 лет соотношение между пенсионным возрастом и средней продолжительностью жизни должно быть таким же, как в 1930-х гг., мягко говоря, странно. С тех пор социальные стандарты в передовых странах сильно изменились, в том числе и под влиянием советского опыта.
Во-вторых, несмотря на рост средней продолжительности жизни в России в последние годы, так называемые сроки дожития, т. е. разница между средней продолжительностью жизни и пенсионным возрастом, при сравнении с социальными государствами Европы и Азии все еще не в нашу пользу(табл.1).
двойной клик - редактировать изображение
Наконец, в-третьих, экономические последствия повышения пенсионного возраста, о которых речь шла выше, явно остались не просчитанными. Точнее, просчитан только один аспект: соотношение работающих и пенсионеров, и дефицит Пенсионного фонда. О системном подходе говорить не приходится. Статистическое понятие демографической нагрузки (соотношение числа граждан трудоспособного и нетрудоспособных возраста) подменяется соотношением количества работающих и пенсионеров. При правильном расчете демографической нагрузки легко убедиться, что в настоящее время она меньше, чем была в 1970 г. Тогда количество неработающих (включая детей и пенсионеров) составляло примерно 790 человек на одну тысячу работающих, а в настоящее время – 710!
Пенсионный возраст и дискуссия о базовом доходе. В наиболее развитых в экономическом отношении странах новый виток технологической революции, связанный с внедрением многофункциональных роботов, породил дискуссию о так называемом базовом доходе, т. е. о возможности каждого гражданина, независимо от трудового вклада в создание ВВП, получать определенный уровень материального благосостояния. Для России с ее технологическим отставанием эта проблема пока не актуальна. И все же повышать пенсионный возраст, учитывая перспективу введения базового дохода для каждого гражданина, мягко говоря, странно. Убежден: прежде чем вводить так называемый базовый доход, следовало бы увеличить численность работников, которые развивают человеческий потенциал на платной основе (педагогов, медицинских работников, работников культуры и социальной защиты), а также оплачивать социальную работу по формированию и развитию человеческого потенциала, которая в традиционном и индустриальном обществах не оплачивалась, это считалось само собой разумеющимся. Одним из главных направлений последней должна стать работа по уходу и воспитанию детей их родителями, усыновителями и иными законными представителями. На наш взгляд, преимущества такой системы очевидны:
- при современном уровне сознания базовый доход может стимулировать часть трудоспособного населения к отказу от общественно полезного труда, тогда как оплата части социальной работы в рамках семейных ролей этот труд дополнительно стимулирует;
- уравнивание доходов, вообще не работающих (в прежней советской терминологии – тунеядцев) с доходами людей, выполняющих социально полезные функции, будет восприниматься массовым сознанием как несправедливость;
- опыт СССР и других стран «реального социализма» показал, что чрезмерно высокий для данного состояния общественного сознания уровень социального равенства тормозит экономическое развитие, как тормозит его и чрезмерно высокий уровень социального неравенства, например, в современной России. Полагаю, на референдуме 5 июня 2016 г. швейцарцы приняли правильное решение, отказавшись от базового дохода, не связанного с общественно полезным трудом работника;
- если мы признаем, что именно развитие человеческого потенциала, способного превращаться в человеческий капитал, является ключом к экономическому развитию и модернизации современного общества, работа по развитию этого потенциала, в том числе в рамках семейных ролей, должна оплачиваться никак не ниже, чем труд в сфере материального производства. А саму социальную сферу следует рассматривать не как сферу услуг, но как важнейшую составляющую производства -воспроизводство самого человека. Возвращаясь к проблеме пенсионного возраста, не могу не заметить: довольно странно заставлять людей работать дольше, чтобы в обозримой перспективе выплачивать базовый доход тем, кто не работает вообще!
6. Экономия на здравоохранении.
Напомню: в рейтинге Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) 1978 г. советская медицина занимала 22-е место; в рейтингах ВОЗ 2000 и 2010 гг. – 130-е. Надеюсь, в рейтинге ВОЗ 2020 г. наша страна улучшит показатели, но в первую тридцатку не вернется наверняка. Добавлю: согласно опросу ФОМ, состоянием отечественной медицины озабочены 70 % граждан. Одна из причин –хроническое недофинансирование. В настоящее время на нужды здравоохранения в стране выделяется 4,1 % от ВВП при норме ВОЗ, в 6 %. Большинство развитых стран эту норму превышают: Швеция – 10,0 %;
Германия – 8,7 %; Чехия – 6,3 %; Молдова – 5,5 %; Эстония – 5,0 %; Судан – 3,6 %; Сирия – 3,5 %; Бангладеш – 3,4 %. И хотя, по данным академика В. А. Черешнева, медицина определяет здоровье нации лишь на 10…15 %, экономия за ее счет оказывается не только антигуманной, но и разорительной. По экспертным оценкам, увеличение расходов на здравоохранение до положенного минимума в 6 % от ВВП позволило бы значительно уменьшить потери от временной нетрудоспособности, включая выплаты по больничным листам, а также от ранней смертности, особенно среди мужчин. В итоге вырастет фонд оплаты труда, а вместе с ним и отчисления в Пенсионный фонд, причем на столько, что этого может оказаться достаточно для покрытия его триллионного дефицита без повышения пенсионного возраста!
7. Экономия за счет экологии.
Как известно, 2017 г. был объявлен в России годом экологии. Окончание этого года ознаменовалось не только практически полным отсутствием результатов, но и массовыми акциями протеста в Подмосковье из-за отравления людей свалочным газом. Напомню: первые попытки массового раздельного сбора мусора в СССР относятся ко второй половине 1980 гг. Однако уже на рубеже 1990-х гг. они были прекращены. В настоящее время власть вынуждена будет либо их возобновить, либо согласиться с превращением страны в свалку. Это еще один пример того, как так называемая вторая
русская революция 1990-х гг. двинула страну не вперед, но назад. Между тем, опыт Швеции показывает, что на переработке мусора можно сделать большой бизнес. Швеция не только перерабатывает практически весь свой мусор, но и закупает его у соседей. Закупала бы и у России, если бы мусор собирался раздельно. Впрочем, за 30 лет, прошедшие со времени окончания советского периода, российские компании при стимулировании со стороны государства могли бы делать это сами. Помимо вреда здоровью граждан и подрыва престижа власти, в данном случае мы также имеем механизм торможения: при отсутствии необходимых инвестиций приходится многократно увеличивать расходы на ликвидацию последствий.
8. Экономия на науке.
В 1990-х гг. наука была едва ли не самой пострадавшей областью народного хозяйства. Расходы на нее сократились примерно в 20 раз. Затем некоторое время росли, однако в ближайшей перспективе планируется новое сокращение. Согласно федеральным законам на соответствующие годы, в 2017 г. из федерального бюджета на гражданскую науку выделялось 439,4 млрд рублей, а на 2019 г. запланировано 324,4 млрд рублей, т. е. на 115 млрд рублей меньше. При этом общеизвестно: наука – основа новых технологий, без которых невозможны ни промышленность, ни медицина, ни оборона. Один из парадоксов современной России состоит в следующем: Президент требует обеспечить новый прорыв в экономике, а правительство вместе с большинством Государственной Думы и тем же Президентом, который подписывает федеральные законы о бюджете, планируют деградацию! В XXI в. в стране, остро нуждающейся в модернизации и обложенной международными санкциями, иначе оценивать сокращение расходов на науку нельзя. Остановимся лишь на одной составляющей потерь от экономии на науке – на кадровых потерях. По данным экспертов РАН, количество высококвалифицированных работников науки за послесоветское время сократилось в 2,7 раза. При этом в 2013 г. за рубеж уехали 20 тысяч таких специалистов, а в 2016 г. – 44 тысячи! Напомню в этой связи известное высказывание Г. О. Грефа на Гайдаровском форуме 15 января 2016 г.: «Самый страшный наш экспорт и самый большой наш экспорт, который надо остановить, — это экспорт мозгов. Мы не считаем, сколько мы экспортируем в год, но это, я боюсь, по объему потерь самое большое количество того, чего мы экспортируем. Экспортируем безвозвратно, к сожалению». При этом вывоз капитала из России, по данным Global Financial Integrity (GFI), за 1994–2012 гг. составлял в среднем 70 млрд долларов в год. А с учетом предшествующих и последующих лет за весь послесоветский период вывезено не менее двух трлн долларов. Соответственно, по мнению Г. О. Грефа, потери от вывоза человеческого капитала этот показатель превышают. И это лишь часть цены, которую страна платит за стремление правительства сэкономить на человеке, включая науку.
9. Образование.
Начнем со статистики. По данным Высшей школы экономики, если принять за 100 % расходы на образование в 2006 г., то в 2012 г. они составили в реальном исчислении 180 %, а в 2015 г. – 149 %, т. е. на 30 % меньше (табл.2).
двойной клик - редактировать изображение
В 2016–2017 гг. сокращение реальных расходов на образование продолжалось, поскольку их номинальный рост был ниже официальной инфляции. В 2018 г. ситуация несколько улучшилась. Например, расходы на образование в федеральном бюджете увеличены с 595 до 663,63 млрд рублей, т. е. примерно на 11 %. Однако при этом, по заявлению министра финансов А. Г. Силуанова, Минфин предполагает, что в 2019–2020 гг. дополнительные трансферты бюджетам регионов на исполнение майских указов Президента производиться не будут и субъектам РФ придется самостоятельно решать соответствующие проблемы. Несмотря на публичные призывы министров образования и науки Д. В. Ливанова и О. Ю. Васильевой остановить ликвидацию сельских школ, процесс продолжается. Статистические данные доказывают: количество школ в послесоветское время сократилось почти на 28 тысяч, причем в последние три года – почти на 2,5 тысячи. И это результат не отсутствия денег, а «оптимизации», т. е. все той же экономии на человеке.
Количество общеобразовательных школ в России составляло: 1990/1991 гг. – 69,7 тыс.; 1995/1996 гг. – 70,2 тыс.; 2000/2001 гг. – 68,1 тыс.; 2005/2006 гг. – 62,5; 2006/2007 гг. – 60,3 тыс.; 2007/2008 – 57,3 тыс.; 2008/2009 гг. – 55,1 тыс.; 2009/2010 гг. – 52,4 тыс.; 2010/2011 гг. – 50,1 тыс.; 2011/2012 гг. – 47,7 тыс.; 2012/2013 гг. – 46,2 тыс.; 2013/2014 гг. – 44,7 тыс.; 2014/2015 гг. – 44,1 тыс.; 2015/2016 гг. – 43,2 тыс.; 2016/2017 гг. – 41,8 тыс. В том числе количество сельских школ: 2005/2006 гг.– 40,6 тыс.; 2015/2016 гг. – 26,1 тыс.
Растет недовольство педагогов. Так, по данным опроса учителей средних школ, проведенного Высшей школой экономики (ВШЭ) и «Левада-центром», доля учителей, которым все нравится в их работе в 2016/17 учебном году упала до 22 % (годом ранее было 42 %), хотя в предыдущие три года росла. Доля недовольных зарплатой в тот же период увеличилась с 28 до 34 %. Однако, по данным аналитического обзора «Мониторинг эффективности школы. Чем привлекательна работа в школе — взгляд учителей», подготовленного Российской академией народного хозяйства и государственной службы (РАНХиГС), ситуация еще хуже: по итогам 2017 г. почти 60 % учителей в России не устраивает их заработная плата.
Согласно Распоряжению Правительства РФ от 23 октября 2015 г. № 2145-р «О программе «Содействие созданию в субъектах Российской Федерации (исходя из прогнозируемой потребности) новых мест в общеобразовательных организациях», на 2016 – 2025 гг., на создание новых учебных мест в 2018 г. должно быть выделено 250 млрд рублей. Однако Федеральным законом о федеральном бюджете на 2018 г. и плановый период 2019–2020 гг. предусмотрено в 10 раз меньше – 25 млрд рублей. При этом Распоряжение Правительства не отменено и не исправлено. В экономической теории стало едва ли не общим местом утверждение, что именно образование является ключом к развитию человеческого потенциала в целом и его последующему превращению в человеческий капитал. Российские политические лидеры регулярно цитируют высказывание нобелевского лауреата В. В. Леонтьева о том, что расходы на образование в долгосрочной перспективе являются самыми выгодными для государства инвестициями. Однако на реальной экономической политике это не сказывается. Как известно, Президент страны поставил задачу обеспечить прорывное развитие России, в частности, выйти на среднемировые темпы экономического роста. Убежден: без изменения курса экономической и социальной политики, без прекращения экономии на человеке решение этой задачи будет провалено, а нарастающее отставание поставит под сомнение целостность и будущее государства.
Как минимум, необходимо концептуально поддержать предложения о так называемом бюджетном маневре, который предполагает некоторое увеличение вложений в человеческий потенциал, хотя многие конкретные направления этих вложений являются дискуссионными. Вспоминая и перефразируя Д. И. Менделеева, берусь утверждать: в XXI в. экономить на человеке – хуже, чем топить ассигнациями!
Источник: журнал «Экономическое возрождение России» №2 2018
