двойной клик - редактировать изображение
двойной клик - редактировать изображение
ЖИЗНЬ — ЭТО ПЕСНЯ
Особой оригинальностью я вряд ли отличусь, если повторюсь вслед за многими о том, что песня нам строить и жить помогает. И приоритет ее не только в праздниках, но не менее и в буднях, если есть о чем петь и если душа поет.
А лично я такой человек, который, если она работе не мешает, то пою ее и во время работы. Повторяюсь, пою когда поет душа. Когда на сердце просторно, светло, солнечно.
Песня, это ведь привилегия не одной только тусовки и большой сцены.
А этот случай, что запечатлен на этом более чем непреклонном и суровом фото, когда я пою ее на открытии памятника Александру Сергеевичу Пушкину в нашем городе. Кстати первого, и единственного в Сибири на тот час.
А что я пою, вы ни за что не отгадаете — пою я под гармонь его стихи «Я памятник воздвиг себе нерукотворный».
Вы знаете, эти казалось бы академические, со школьных лет впитавшиеся в нашу кровь строки, очень даже неплохо поются под нее.
И при всяком удобном случае я ее распевал, помнится, и после не меньше, чем те же его же «Гори-гори, моя звезда…», либо лермонтовские — «Белеет парус одинокий». Тоже под нее.
А снял это фото фотокорреспондент Евгений Налимов из нашей газеты, из «Алтайской правды», в которой я проработал 17 лет.
Памятник же этот сооружен в городе беспримерным подвижничеством беспокойным и неподражаемым Сергеем Сорокой, летчиком полярной авиации и поэтом, вздыбившим общественность края на этот прямо скажем подвиг. Которому я в его делал тоже много и плодотворно помогал. И через которого я перезнакомился с творческой элитой края от ее самых титулованных, полных респектабельности и шика, представителей, до бодлеровского масштаба бомжей. Которые пишут стихи порой даже лучше первых представителей этого вечно работающего и неугомонного цеха.
А уж коли зашла речь о поэтах, то, была не была! — ставлю свой первый подвернувшийся под руки текст подобного рода, хотя к поэтам себя, говорю это без всякого жеманства и позы, никогда не относил и не отношу.
В чем признаюсь, то разве лишь в том, что поэзию люблю и много ее читаю. Предпочитая ее порой даже прозе.
Считать года —
Пустая трата,
Уж сколь их есть,
Уж столь и есть.
И грустных чувств
Густая вата
Пусть не коснется ваших плеч.
Считать победы и утраты
Приходит час — напрасный труд.
Хотя души святые даты,
По жизни пусть тебя ведут.
И отзвук дружбы не растает
В пути, где радость и беда,
Где в небе капелькой мерцает
Нам путеводная звезда.
И сердце эхом отзовется,
Суля нечаянный покой,
И грусть чуть-чуть души коснется
Своею трепетной рукой.
Ушедших дней
Где слышны звуки,
И легок в сердце буден груз.
И счастье катится где в руки,
Как красный, солнечный арбуз.
двойной клик - редактировать изображение
А вот другой гармонист. Для села нашего села, фигура более чем знаковая. Вася Закревский. Случайно сохранившаяся фотография которого, выпала из папки посланием тех еще, далеких переполненных солнечным теплом и покоем лет. Был который в нашем селе вечным завклубом. По совместительству — музыкант. И тут же разом в одном флаконе в трех ипостасях — и бессменный художник-оформитель.
Который часто играл на деревенских свадьбах. Если его звали.
Человек, примечательный двумя обстоятельствами. Это был более чем беспокойный и непоседливый мужик, которому почему-то не сиделось никогда на одном месте, и который на моей памяти раз двадцать уезжал из села. И столько же раз обратно в нее возвращался. Пожив на новом месте пару другую лет. Толи на пробу ездил. Объехав таким образом пол страны. Жил одно время, я помню об этом его обстоятельный и неторопливый рассказ, случилось так, что мы с ним тогда по случаю пили пивко, в районе Жаланашколя. Именно в ту пору там жил, когда тот стал известен всей стране благодаря беспримерному мужеству наших пограничников, подвиг которых, как кажется, среди разливанного моря суверенитетов, теперь давным-давно уже и прочно забыт.
Возвращаясь же в село, он всякий раз покупал себе новую хибарку. И каждый раз та, вся изукрашенная причудливой резьбой и расписанная снаружи как палехская шкатулка сюжетами пушкинских сказок, вспыхивая ярким и самобытным творением его рук, становилась в селе объектом пристального внимания и удивления..
Кроме музыки (а асом и виртуозом в этом деле назвать его было бы затруднительно, но попеть за столом на бесхитростном родственном корпоративе, задом ли потрясти во время пляски, было можно), повторяюсь, он был еще художником-оформителем. И кроме привычной оформиловки и лозунгов на кумаче, рисовал картины. Не хуже грузина Нико Пиросмани, француза ли Анри Руссо. Ей Богу. Хотя портрет его на банкноту, как у первого, а работы в Лувр как у второго, не попали. Но в колхозной конторе, помнится, долго висели всегда меня восхищавшие его полотна. А они были — разве единственные?
Но, пожалуй, все это теперь ушло и безвозвратно ушло.
Впрочем, несколько работ его купили заезжие московские ребята. В частную ли коллекцию. В музей ли? Того я не знаю. Но честное слово, они стояли этого. Сошлюсь здесь об этом факте на рассказ Александра Денисовича Вакаева, что живет в райцентре, который знал неплохо, как завклубом нашего Нико Пиросмани — Анри Руссо, он же Закревский Вася, так как в одно время возглавлял в райисполкоме и в районной администрации отдел культуры.
двойной клик - редактировать изображение
Но еще раз вернемся к разговору о памятнике Пушкину.
Сегодня как-то делают вид, что памятник великому национальному поэту в небольшом скверике на улице носящим его имя возник на пустыре как бы сам по себе.
Либо волей и мыслью высокого городского или краевого начальства. Фамилии которых задним числом подверстываются теперь к факту. И над чем я всегда долго и искренне и много смеюсь. Не будь Сороки, в лучшем в этом месте в скверике, возникшего после знаменитого городского пожара на том месте, где стоял пассаж купца Смирнова, стоял бы либо ларек, либо вульгарный пластиковый новодел, сверкая тонированным стеклом, которым несть числа, в какой город нашей Родины теперь не ткнись
Кстати, бомж и поэт Валерий Лезин пожертвовал 2 тысячи рублей на сооружение памятника. Банкир же, и он же эффективный менеджер, из тех, которые ведут нас ныне к горним высям прогресса и духоподъемности, и фамилия которого выветрилась из памяти, от щедрости души своей отвалил, помнится, на памятник не много ни мало — аж 100 рублей.
Вот его стихотворение, тоже взятое наугад из подборки стихов, пока еще не изданной книги с более чем знаковым названием «Исповедь бомжа».
НА УЛИЦУ ГОНЯТ ЗИМОЙ
«Рекламная пауза» — рядом.
Здесь все журналисты — друзья.
О том, что живу я на ладан,
Мне скрыть было как-то нельзя.
Спросили. Вдохнул и поведал:
«На улицу гонят зимой.
За ними, выходит, победа.
А доля бомжова — за мной».
Услышали. Есть посадили.
Сказали: «Возьмем на перо!»
С надеждой домой отпустили
В свое чуть живое добро.
Уверен теперь, что защита,
Как только я крикну, придет —
Не выпнут из нищего быта,
Лихое гоненье падет!
Уверен в том Юрий Егоров,
Нахмурясь, взглянул на бомжа:
«Не выпнут — зима же ведь скоро».
И легче вздохнула душа.
двойной клик - редактировать изображение
А это один из эскизов обложки этой книги.
Первая же иллюстрация в статье: поэт Сергей Сорока, инициатор установки в городе памятника А.С. Пушкину и поэт и бомж Валерий Лезин.
