Несмотря на подписание мирных соглашений, пополнение отрядов Новороссии продолжается, а локальные боевые действия не прекращаются.
«Едем туда, откуда все бегут…»
Ополчение выполняет сегодня в Донбассе сразу несколько функций — армия, милиция, дорожная инспекция, дружинники. Изначальная разрозненность отрядов — пока норма. Регулярная армия еще формируется.
Человека с автоматом можно встретить в ЛНР везде. И на блокпосту. И в очереди в сельском магазине. Большинство ополченцев — сами луганчане. Приезжий — каждый пятый.
Попадают из других стран в отряды Новороссии разными путями. Через российские патриотические организации. По линии тех же казаков. Своим ходом, как легендарный командир Моторола — «приехав на поезде и сориентировавшись на месте». Или через «Интербригады» — крупнейшее добровольческое движение Новороссии.
— Мы создали нашу организацию еще в феврале, силами партии «Другая Россия», в помощь жителям Крыма, — рассказывает нам главный координатор «Интербригад» и начальник штаба артиллерии 2-й бригады армии ЛНР Сергей Фомченков с позывным «Фомич». — По аналогии с антифашистским движением во время гражданской войны в Испании. И это не бравирование терминами. То, с чем мы сталкиваемся на нынешней войне, — без сомнения настоящий фашизм: этих людей много здесь, на передовой, в батальонах нацгвардии Украины, особенно в «Азове». Причем идут и из России! Кто они? Нередко садисты, которым в обычной жизни не дают проявить свою сущность, а здесь — представилась возможность.
Пополнение антифашистского фронта, по словам Сергея, идет постоянно. Минимум один-два человека приезжают каждый день. Из России, стран СНГ, Сербии, Франции, Польши, Германии. Если кто-то из армии ЛНР уезжает — замена приходит немедленно.
Ополченцы Валентин и Марго — муж и жена. Ему — 31, ей — 25. Он прибыл в Луганск в июле прошлого года, она — в первых числах ноября (по каналу тех же самых «Интербригад»). Валя воюет. Марго занимается штабной работой, а также распределением гуманитарной помощи.
Оба из Прибалтики. В родной республике принимали участие в политической борьбе в защиту русского языка. Когда начались события на евромайдане, а потом и в Донбассе, поняли, что становятся свидетелями знакомого сценария.
— Прибалтика и Украина ведь похожи, — говорит Валентин. — Основой государственной идеологии в обеих странах выбрана идея превосходства титульной нации над остальными. Причем в Прибалтике власти действуют более изощренно. Медленно закручивают гайки, не беря нахрапом. Пробовали сначала, но сразу осеклись. Это можно сравнить с историей про лягушку. Если ее бросить в кипяток — она немедленно выпрыгнет. А если посадить в воду и нагревать постепенно, то сварится и не заметит…
Глядя на Валентина, трудно поверить, что он — бывалый солдат. Мягкие черты лица. Расслабленность во всех движениях. Таких молодых людей как будто можно увидеть где-нибудь в кофейне: спокойных, лучистых, наслаждающихся жизнью.
— В Донбасс отправился с друзьями детства, — продолжает. — В армии до этого не служил. Первые впечатления: пересекаем границу на микроавтобусе, а навстречу — по обеим полосам — многокилометровая очередь из машин. Мы едем туда, откуда все бегут. Замечаем пожары — горят дома, поля. Скоро прибыли в город-призрак — Луганск. Вокруг — ни одной живой души…
Новобранцев отвезли в расположение батальона «Заря». В этот же день начался минометный обстрел части. «Слышишь залп — прислушайся, — был первый совет. — Свист — падай. Не пересекай открытые пространства!» Несколько недель провел в карауле. Потом перевели в разведку. Затем — в мотострелки. В стычке при осаде Луганска отбил в составе отряда из пяти человек у «укропов» танк Т-64. Участвовал в боях под Дебальцево.
Дома на семейную пару завели уголовные дела — «терроризм». Доступ обратно закрыт. Однако о произошедшем не жалеют: «Когда ехали, знали: что-то придется терять…»
Один к десяти
В один из вечеров встречаемся еще с одним ополченцем — Владимиром Фридриховичем. Доком.
Человек сугубо интеллигентской внешности, москвич, он сообщает нам, что происходит он из потомственной семьи врачей. На «гражданке» был, понятно, доктором — терапевтом. Прибыл сюда также работать по лекарской части. Однако первое время его поставили заряжающим «Града». Потом — наводчиком. Вероятно, благодаря тому, что «единственный дочитал инструкцию до конца», его расчет сумел разбить украинскую колонну боевых машин. После чего получил отпуск на три дня. Выехал в Россию. Когда вернулся, расчет был расформирован.
Поступил автоматчиком и санинструктором в штурмовую роту («Автомат не держал в руках с армии, 30 лет!»). А спустя месяц военная дорожка привела в медвзвод. Командование рассудило: «На пулеметчика учат пару недель, а на врача — шесть лет». В 52 года Владимир Фридрихович стал старшим лейтенантом. Должность — командир медицинского взвода.
С Доком отправляемся на передовую. До нее – час ходу. Техника — видавшая виды «Волга» и «козелок» — оранжевый фургончик «фольксваген». Точка назначения — деревенька Сокольники, стертая с лица земли. Позиции ополчения — узкий коридор. Противник — слева, справа и ровно напротив. Соотношение сил — один к десяти в пользу «укропов». Что, впрочем, в порядке вещей: летом и осенью в Сокольниках бойцы ЛНР отбили несколько тяжелых атак противника, находясь в подавляющем меньшинстве. И держат позиции до сих пор.
Темный, безлюдный Луганск скрывается позади. Впереди вырастают волнистые снеговые равнины. В свете фар видны скачущие по шоссе зайцы. За рулем «козелка» — ополченец Олег.
— Не боятся, что ли? — кивает он на заметенное шоссе. — Человека меньше стало.
Олег — луганчанин. Здесь родился, женился, вырастил дочь. Всю жизнь работал таксистом. Теперь — в команде медицинского взвода. График — почти как в такси: ненормированный. Сегодня — в Краснодон, завтра — в Стаханов, послезавтра — на позиции в Сокольники. Перекусить некогда. Поспать — тоже: неясно, куда пошлют на следующий день и где придется ночевать.
В кармане — «малек», бутылочка водки. Временами он отхлебывает из горла, несясь на большой скорости.
— Чтобы не заснуть, — объясняет. — И от стресса помогает. Он ведь накапливается маленькими порциями и давит. Хочется иногда бросить все, уехать. Но нельзя.
В ополчение пришел летом. До этого смотрел на все происходящее как на игру политиков. А потом бомбами разнесло в клочья соседний дом…
В одном месте минуем казачий блокпост под советским знаменем Победы. «Волгу» и «козелок» казаки знают и приветливо машут в ответ. Впрочем, машины, по словам Олега, примелькались и «укропам». Как-то он попал под прицельный минометный обстрел, но вырвался. В целом, говорит, дорога не очень опасная. Единственный по-настоящему сложный участок как раз на подъезде к Сокольникам: вокруг ни деревца, а украинские части стоят всего в нескольких сотнях метров по обе стороны. Вот там — дай бог ноги!
Тормозим у одного из проселочных перекрестков. Из-под земли выпрыгивают люди:
— Кто такие?
— Свои! — смеется Док. — Больные есть? Раненые есть?
Этот участок держит небольшой отряд. Все коммуникации — под землей.
Проскакиваем опасный голый коридор. Слева и справа — от пяти до восьми тысяч украинских бойцов. Моторизованные части. Нацгвардия.
«Поворотной точкой стала Одесса»
— Полевой госпиталь, — распахивает Док дверь покореженной избушки. — Место ночлега. Располагаемся!
Под ноги кидаются три шерстяных скелетика — кошки. Люди под бомбами, уезжая из разрушенных домов, бросали все, в том числе и питомцев…
Дом вполне еще целый. Минами поломало только пристройки во дворе и баню. Как говорится, жить можно. В центре комнаты — стол с красочной клеенкой. У стены — стеллажи с книгами. На полке — черно-белая праздничная фотография бежавшей семьи.
Через каждый час по рации перекличка всех постов: «Потерь нет. Все спокойно».
Перед рассветом где-то далеко слышится невнятный хлопок, и спустя паузу рядом грохает. Потом снова. Во время третьего взрыва дом слегка подпрыгивает. Никто не спит. Но и нервозности особой не чувствуется: ясно, что выпущенные снаряды упали не рядом — полкилометра, километр? После — тихо. Спустя полчаса из рации снова доносится: «Все спокойно. Потерь нет…»
Утром идем на позиции. Деревня растянута вдоль дороги. Каждый второй дом — без крыши, каждая первая ограда — снесена. В снегу вдруг — брошенный детский велосипед. У забора — мотоцикл с изрешеченным бензобаком. Поникшие лебеди, зебры, жирафы с детской площадки.
Из дворов торчат дула закамуфлированных танков. У одного из них стоит одинокая бабуля — последняя жительница уничтоженных Сокольников. Баба Таня.
— Живу у себя в избе, — говорит, глядя сухими глазами. — Питаюсь соленьями. Ехать некуда — никого родных уже нет.
Вокруг бабушки вертится десятка два псов — кто-то с перебитыми лапами, жмутся к ее ногам. Док сообщает, что ополченцы помогают соседке с продуктами. Беспокоятся за нее. Однажды пропала на три дня: пошли искать…
Передовая — это узкая полоска окопов. В разные стороны из траншей смотрят крупнокалиберные пулеметы, прикрытые брезентом. Тут же, вместе, — печки-буржуйки, кухонная утварь, оптика, оружие. В блиндажах спят люди.
На посту — ополченец с позывным «Депутат» из Перми. Дома был помощником областного депутата и политическим активистом. Когда началась война, месяц изучал информацию, а потом отправился на фронт.
Другой ополченец — «Дядя» — прячет лицо под маской:
— Не фотографируйте.
Родом он из той части Украины, которую война не тронула. Поворотной точкой в отношении к происходящему стала Одесса. Больше вопросов у него не возникало. Собрался и поехал.
«Лютый» — из Башкирии. Командир разведки. Прошел несколько горячих точек, в том числе Приднестровье и Чечню. Руководитель военно-патриотического клуба в родном городке. Постоянный участник «Вахты памяти» в Петербурге: поисковыми работами на ленинградской земле занимается с детьми десять лет. Говорит, что воспитывался «афганцами» — участниками той войны. Вопроса — ехать не ехать в Донбасс — не возникало: «Неудобно сидеть дома, пиво пить, когда здесь женщин и детей убивают».
Отбываем ближе к полудню. В Сокольниках спокойно. Позади остается сожженная деревня. Несколько десятков ополченцев. Одинокая баба Таня. И мнимая тишина, которая, не смотря на перемирие, может разорваться в любую минуту.
На фото: подбитый украинский танк у разрушенной больницы посёлка Новосветловка
