В первых числах сентября этого года во Владивостоке на полях Восточного экономического форума проходила встреча президента России Владимира Путина с главами дальневосточных держав, и особенно теплым, как сообщают СМИ, было его общение с новым президентом Республики Корея Мун Чже Ином.
А 19 сентября в Большом зале Московской государственной консерватории им. П. И. Чайковского состоялся концерт мастеров вокального искусства и солистов крупнейших оперных сцен Республики Корея и России, который, по мнению многих присутствовавших, уже стал заметным культурно-политическим событием. Концерт был посвящен 30-летию установления дипломатических отношений между Республикой Корея и Россией. Организаторами этого события выступили Посольство Республики Корея в Российской Федерации и Культурный центр Республики Корея в РФ.
В исполнении Государственной академической симфонической капеллы России (художественный руководитель – Валерий Полянский) под управлением народного артиста России, лауреата премии Москвы, профессора Максима Федотова прозвучали арии и увертюры из знаменитых европейских, русских и корейских опер.
…Я уже не первый раз приезжаю в Москву специально, чтобы послушать дирижерский концерт маэстро Максима Федотова. Благо теперь – легендарный еще со времен Радищева – путь «из Петербурга в Москву» занимает всего лишь четыре часа комфортабельной езды на «Сапсане», на котором ты попадаешь прямо из сердца Северной столицы почти что в самый центр Первопрестольной…
Маэстро Федотов из числа тех музыкантов, у кого звание «народный артист» звучит естественно и понятно: его любят многие и многие – и музыканты, и простые меломаны. У него есть собственная обширная аудитория – ходят специально на него, каким бы оркестром он ни дирижировал. Удивительно, но за несколько репетиций маэстро Федотов умеет организовать звучание любого оркестра – хорошо ему знакомого или нет – совершенно по особенному, по-человечески тепло, понятно и при этом максимально рельефно и выразительно. На сей раз под его волшебными руками был один из ведущих российских симфонических коллективов – Государственная академическая симфоническая капелла России.
Темное это дело – дирижирование, сказал однажды Римский-Корсаков. Что нужно дирижеру, помимо профессиональных навыков, чтобы оркестр звучал, заставляя слушателей радоваться и плакать, сопереживать душой каждому аффекту исполняемого произведения? Слушая совершенно разные оркестры под управлением маэстро Федотова, я бы ответил на этот вопрос просто и безыскусно: нужна личная харизма, что в переводе с древнегреческого означает «благодать», «дар Божий». Кроме этого, в дирижерской жестикуляции Максима Федотова проглядывает некая доброжелательность, отсутствие насилия: он не заставляет оркестрантов следовать своей воле, а как бы делится с ними своим пониманием. А ведь в истории дирижерского мастерства есть и совершенно иные примеры: так, согласно многим воспоминаниям, прославленный композитор-симфонист Густав Малер в качестве дирижера был крайне жесток и склонен к унижению и оскорблениям по адресу не угодивших чем-либо ему оркестрантов.
Размышляя о музицировании маэстро Федотова, я вспоминаю один случай из детства. Мне было лет 12, я учился играть на фортепиано и с жадностью поглощал классическую музыку в виде филармонических концертов и записей. И вот в один поистине прекрасный день ко мне пришел мой товарищ с горящими глазами и с пластинкой в руках.
- Послушай, - сказал он, протягивая мне диск, - здесь Моцарт и Гендель звучат совсем по-другому, не как везде!
При этом у него был такой восторженный взгляд, а руки чуть не дрожали, что я не мог удержаться от того, чтобы не поставить пластинку на проигрыватель сию же минуту.
Это были Кончерто гроссо Генделя, кажется, соль минор и 39-я симфония Моцарта ми бемоль мажор в исполнении тогда еще не знакомого мне Вильгельма Фуртвенглера и его знаменитого Оркестра Берлинской филармонии.
С первых тактов Кончерто Генделя, исполняемого полным составом большого симфонического оркестра, я был просто потрясен широким и свободным дыханием, долгими ферматами, медитативно замедленными адажио и предельно ускоренными быстрыми темпами, создающие ощущение грозы, урагана, обрушивающегося на тебя и заставляющего бегать мурашки по спине.
Да и сам оркестр, несмотря на то, что это была запись, да еще и начала 1940-х годов, звучал невероятно интенсивно – как будто все оркестранты находились в состоянии медиумического транса.
Потом в фильме о великих дирижерах я услышал воспоминания одного из музыкантов Оркестра Берлинской филармонии той поры о том, что звук оркестра удивительным образом менялся просто от появления Вильгельма Фуртвенглера за пультом. Он ничего специально для этого не делал, не говорил, и вербальной разгадки этого явления не существует.
Мне кажется, нечто подобное происходит с оркестрантами тех коллективов, за пульт которых встает сегодня маэстро Федотов…
Однако вернемся в Большой зал московской Консерватории с его великолепной акустикой – наверное, одной из лучших в мире.
Взяв в руки программку, я обнаружил, что концерт начинается с увертюры к «Руслану и Людмиле». Я вообще не любитель Глинки с его «la musique de cocher» и поистине итальянской прямолинейностью и слащавостью, он мне кажется совсем «нафталиновым», поэтому я приготовился немного поскучать.
Однако в исполнении Максима Федотова я эту музыку практически не узнал – она показалась мне совершенно новой, свежей, написанной как будто вчера! Все дело оказывается в том, как произнести казалось бы знакомую с детства наизусть музыкальную фразу – а произнести ее можно совершенно по-своему и по-новому!
Владимир Софроницкий говаривал: музыкант должен быть в состоянии объяснить в исполняемом им произведении все, как будто написал его сам. Мне кажется, маэстро Федотов поступает именно так: прежде чем сыграть что-то, пропускает это через себя, через собственный богатейший артистизм, и мы слышим как бы совершенно оригинальное новое произведение, хотя ноты вроде бы сыграны те же, что и другими.
Далее были исполнены известнейшие арии Чайковского, Верди, Мусоргского, Гуно, Глинки, Россини, Легара, Беллини, входящего ныне в моду Чилеа с его «Адрианой Лекуврер», и образцы корейской симфонической музыки.
Российских мастеров оперы, к слову, в программе вечера представлял «Фонд Елены Образцовой», а это всегда гарантия высочайшего качества исполнителей. Многие из них и из корейских мастеров пения, бывших в тот вечер на сцене, выступают на подмостках Метрополитен-опера и Ла Скала.
Что касается корейских певцов, они поразили исключительно высоким вокальным и актерским мастерством, незаурядным темпераментом и великолепным владением русским языком в русских ариях. Мы здесь в России не очень представляем, на каком просто невероятном уровне в Корее находится интерес к академической музыке. В одном только Сеуле существует пять только исключительно женских симфонических оркестров, а играть на музыкальных инструментах учат всех детей поголовно.
Ну и собственно корейская музыка, представленная, в частности, в самом начале Второго отделения Увертюрой 3 «River Han» поразила необычайной свежестью, оригинальностью, мощной и изысканной в то же время оркестровкой – как будто прекрасные синие горы на восходе солнца мерцают и переливаются, обдуваемые порывами грозового ветра. В этой музыке соседствовали восточная утонченность и европейский лоск, а в ее исполнении Максимом Федотовым чувствовался истинно русский размах.
Вечер хитов классической оперы, как правило, всегда обречен на кассовый успех. Однако ожидания публики не всегда бывают оправданы. Здесь же мастерство исполнения и солистов, и оркестра под управлением маэстро Федотова превзошло все мыслимые ожидания, и оба отделения прошли в атмосфере феерического праздника. Публика встала для финальных аплодисментов, слышались многократные крики «браво!» и «брависсимо!» - и мы были вознаграждены роскошным бисом в виде Застольной песни из «Травиаты», в которой участвовали все солисты…
…Когда мы выходили на Большую Никитскую, на прекрасном молодом лице моей спутницы, московского историка Татьяны, как мне показалось, светилась эмоция, которую мы привыкли называть «счастье»…
