«вы - боги»
(или о «чудесах» материализации)
«В человеке есть скрытые силы,
способные сделать его Богом на земле»
Е.П. Блаватская
Часть 2
Блаватская и Учителя
Но есть свидетельства, которым лично я склонен верить значительно больше (и даже полностью), чем чрезмерно восторженным рассказам поклонников Саи Бабы. И сейчас я их приведу здесь.
Перенесемся мысленно в осень 1885 года в Нью-Йорке (США), где в те дни в двух гостиничных номерах на 34-й стрит кипела работа над рукописью двухтомника «Разоблаченная Изида» Е.П. Блаватской. Первый том назывался «Наука», второй - «Религия». Работали двое: сама Блаватская и ее неизменный помощник Генри Олькотт, и работали неистово. «Я не знаю ни одного журналиста, пишущего ежедневно, который мог бы сравниться с нею (ЕПБ) по выносливости и неиссякаемости рабочей энергии, - писал Олькотт в своих дневниках. - С утра до вечера она находилась за письменным столом, и редко кто из нас ложился спать раньше двух часов ночи». «Ее перо летало над страницей, - описывает он далее работу Блаватской, - и вдруг она неожиданно останавливалась, смотрела в пространство ничего не выражающими глазами ясновидящей на что-то невидимое, находившееся в воздухе перед ней, и начинала переписывать на бумагу то, что она там видела. По окончании цитаты ее глаза принимали прежнее естественное выражение, и она продолжала писать до тех пор, пока у нее вновь не возникала потребность для подобного перерыва». Сам же Олькотт выполнял при этом различную вспомогательную работу: корректировал рукопись, помогал в поиске цитат…
И вот что рассказывает Олькотт о материализации:
«Я хорошо помню два случая, когда я тоже мог видеть и даже трогать книги, чьи астральные дубликаты она услужливо материализовала для меня, чтобы я мог рассмотреть их, проверяя гранки, поскольку я отказался отдавать страницы в готовый материал до тех пор, пока не будут устранены мои сомнения относительно правильности их воспроизведения...
Это произошло тогда, когда мы жили на 47-й стрит – в знаменитом в свое время ламаистском монастыре, который был главной штаб-квартирой Теософского общества. Я сказал: "Я не могу не проверить эту цитату, поскольку уверен, что в таком виде, как вы ее приводите, она совершенно непонятна". Она ответила: "А, отстаньте; она правильна; оставьте ее как есть". Я отказался, и тогда, наконец, она сказала: "Хорошо, потерпите минуту, я попробую получить ее". Отрешенное выражение появилось у нее в глазах, и вот она указала на дальний угол комнаты, на этажерку, где стояли всякие безделушки, и раскатистым голосом сказала: "Там!", а затем снова пришла в себя. "Там, там; пойди посмотри – это там". Я пошел и обнаружил два нужных тома, которые, насколько я знаю, отсутствовали в этом доме до того самого момента. Я сравнил текст с цитатой Е.П.Б., показал ей, что я был прав, подозревая здесь ошибку, сделал исправление в гранках и затем, по ее просьбе, вернул эти два тома на то место на этажерке, откуда я взял их. Я возвратился в свое кресло и продолжил работу, и через некоторое время обнаружил, посмотрев в том же направлении, что книги исчезли! После того как я рассказал подобную историю (совершенно истинную), несведущие скептики имеют полное право усомниться в моем душевном здоровье; я полагаю, от этого им станет легче. Точно такой же случай произошел с появлением другой книги, но на этот раз она не исчезла и до сих пор находится у нас»
Это первый случай, но был и второй:
«Однажды вечером я получил урок, - пишет Олькотт. - Незадолго до этого я принес домой два замечательных мягких карандаша, именно таких, которые лучше всего подходили для нашей работы; один я отдал Е.П.Б., а другой оставил себе. У нее была отвратительная привычка брать взаймы перочинные ножи, карандаши... и всякие другие мелкие вещи и забывать о том, что их нужно возвратить; если что-то однажды попадало в ее ящик или на ее стол, то оно там и оставалось, независимо от того, как горячо вы протестовали против подобных действий. В этот конкретный вечер артистичный Некто делал зарисовки... на листе обычной бумаги, о чем-то со мной беседуя, а потом попросил дать ему на время другой карандаш. Я подумал: "Если я сейчас отдам мой замечательный карандаш, то он попадет в ее ящик навсегда, и мне самому будет нечем работать". Я не сказал этого вслух, но этот Некто саркастически взглянул на меня, придвинул к себе карандашницу, которая стояла между нами, положил в нее карандаш, что-то мгновенно проделал с нею руками, и вдруг! – появились десятки карандашей совершенно такого же вида и качества! Он не сказал мне ни слова, даже не посмотрел на меня, но кровь прихлынула к моим щекам, и я почувствовал себя более стесненно, чем когда-либо в жизни! Как бы то ни было, я едва ли думаю, что заслужил подобный упрек, если принять во внимание то, насколько часто Е.П.Б. забывала возвращать эти мелочи!»
Здесь необходимо пояснить, кто был этот «артистический Некто» и какое отношение это имело к Блаватской.
Как следует из дневников Олькотта, «Разоблаченная Изида» писалась не только лично Блаватской, но зачастую и самими Учителями ее, т.е. непосредственно Махатмами Шамбалы. И происходило это посредством, как ни невероятно это звучит, временной «аренды» тем или иным Учителем ее физического тела. Блаватская (в своем тонком теле) покидала его, а Учитель (тоже в своем тонком теле) входил в него, и писал затем, находясь в нем, целые страницы, а то и главы, для «Изиды» пользуясь руками, глазами, мозгом Е.П. Блаватской
Сама Блаватская (в письме к своей сестре Вере) описывала это так:
«Кто-то приходит и окутывает меня как смутное облако и сразу же выталкивает меня из себя, и тогда я уже больше не я – не Елена Петровна Блаватская, а кто-то другой, кто-то сильный и мощный, рожденный в совершенно другом месте мира. Что касается меня самой, то я как бы сплю или лежу, не вполне находясь в сознании, – не внутри моего собственного тела, но близко к нему, и только тонкая нить связывает меня с ним. Однако иногда я достаточно ясно все слышу и вижу: я целиком осознаю, что говорит и делает мое тело – или, по крайней мере, его новый обладатель. Я даже понимаю это и помню это настолько хорошо, что впоследствии могу повторить и даже записать его слова... В таких случаях я наблюдаю страх и благоговение на лицах Олькотта и других и с интересом слежу за тем, как Он полу сострадательно смотрит на них из моих глаз и учит их посредством моей речи. Но пользуется при этом он не моим умом, а своим, который облекает мой мозг подобно облаку...»
( Тут, чтобы живее представить себе это, можно вспомнить эпизод из фильма «Привидение» с Патриком Свэйзи в главной роли, где медиум Ода Мэй предоставляет на время свое тело «привидению», т. е. пребывающему после своего убийства в тонком теле, верней - пока еще в эфирном двойнике, Сэму, чтобы тот имел возможность ощутить прикосновение к своей любимой Молли посредством органов осязания ее тела).
Учителей, писавших посредством физической оболочки Блаватской книгу «Разоблаченная Изида», было несколько. И, работая, они сменяли друг друга. Так что Олькотт вскоре даже научился различать их Индивидуальности - как по внешним привычкам, так и по почерку. И одним из них и был тот, кого он про себя окрестил «артистическим Некто». Он «настолько ненавидел английский язык, что никогда не разговаривал со мной иначе, чем по-французски, - описывает его Олькотт - У него был тонкий артистический талант и страсть к разным приспособлениям». Вот этот «Некто», будучи в теле Блаватской, и материализовал на глазах у Олькотта горсть прекрасных карандашей, лишь саркастистически усмехнувшись при творении такого «чуда».
Надо еще добавить, что ничем иным, как результатом материализаций, были и нашумевшие более века назад Письма Махатм, которые Блаватская и ее ближайшие сподвижники по Теософическому Обществу, регулярно получали, что называется. «из воздуха». Часто эти Письма просто неожиданно падали на голову адресата с потолка. Именно из-за них, поверив в подлый подлог ее врагов (католические миссионеры подкупили Куломбов - слуг в доме Блаватской - чтобы те, воспользовавшись ее долговременным отсутствием, подстроили в стене «тайник» якобы для незаметного просовывания этих Писем). Елену Петровну обвинили позже в мошенничестве. Однако, в наши дни честное имя ее уже восстановлено. Ибо Письма эти (оригиналы которых хранятся ныне в библиотеке Лондонского Национального музея) были подвержены современной экспертизе, которая показала, что они действительно не написаны обычным способом (т.е пером и чернилами), а именно «осаждены» (проявлены, словно фото, на бумаге), что и утверждала в свое время сама Блаватская.
(В частности, во время беседы с неким Чарльзом Джонсоном, как он сам рассказывает, Блаватская спросила его:
- Вы видели какие-нибудь из оккультных писем? Что Вы сами о них думаете?
– Да, – ответил тот – мистер Синнетт показывал мне целую кипу этих писем - те самые, на основе которых им написаны "Оккультный мир" и "Эзотерический буддизм". Некоторые из них написаны красным - то ли чернилами, то ли карандашом, но большая часть – синим. Я сначала решил, что это карандаш, и попытался размазать его большим пальцем; но он не размазывался.
– Конечно, нет, – улыбнулась Блаватская - этот цвет введен в структуру бумаги. )
Поэтому, учитывая все обстоятельства их возникновения, эти Письма также являются вещественными доказательствами реальности материализаций, произведенных Учителями братства Шамбалы.
В книге Вирджиниии Хансон «Махатмы и человечество» (история переписки А.П.Синнетта с Учителями гималайского Братства) детально описаны все обстоятельства, связанные с получением этих Писем.
Вот, например, случай, получивший известность как «подушечная почта».
Это произошло в Индии в Симле 20 октября 1880 года. В этот день компания теософов - Блаватская, Олькотт, Синнетт с женой и другие - решила отобедать «на природе» - небольшом холме неподалеку от дома.
При этом, один из них, а именно - Альфред Синнетт, накануне ночью имел переживание. Будто он вышел из своего физического тела и в тонком теле общался в соседней комнате с двумя из Учителей. Мало того, поснувшись утром в своей постели, он увидел на столе записку за хорошо знакомой ему подписью одного Них. В ней Учитель обещал ему подтвердить, что его ночное общение с Ним вовсе не было его бредом или просто сном. Он писал: «Я надеюсь убедить вас в реальности своего появления в Вашем доме прошлой ночью тем, что я кое-что унес оттуда с собой Ваша супруга получит это обратно на вершине горы». Хотя пикник на горе был задуман еще на днях, однако, как следовало из записки, Учитель знал об этом, несмотря на то, что физически находился в это время очень далеко - в Кашмирской долине.
Синнетт решил никому ничего не говорить и просто ждать, что будет. Тем более, что Блаватская все утро была чем-то занята с его женой, и у него не было возможности рассказать ей обо всем.
И вот в полдень гости отправились на холм….
Придя на место, принялись было готовить обед, как через несколько минут Блаватская, услышав внутри себя Голос, сказала несколько удивленно (ведь она ничего не знала о ночных и утренних «оккультных приключениях» Синнетта):
- Учитель спрашивает, где бы мы хотели обнаружить предмет, который он собирается прислать?.
Но Синнетт ожидал чего-то подобного.
- Вон в той подушке для джаипана , - недолго думая, заявил он. .
- Ах, нет - тут же вмешалась его жена - не в этой. Пусть лучше в моей!
- Хорошо, пусть в твоей - согласился Синнетт.
Блаватская телепатически передала ответ Учителю и получила от него согласие. Подушку велено было положить под ковер и некоторое время не трогать.
Прошло около минуты, и Блаватская, вновь услышав голос Учителя внутри себя, сказала, что теперь подушку можно вскрыть. Извлеченная из под ковра подушка не имела никаких следов внешних повреждений - она, как и раньше, была плотно зашита со всех сторон. Вскрыли - сначала внешний чехол, потом и внутрениий, и стали искать в перьях. Вскоре там обнаружилась записка написанная известным Синнетту почерком Учителя. Порывшись в перьях еще, тут же обнаружили и брошь.
- Да ведь это же моя брошь! - воскликнула жена Синнетта, - Как она только здесь оказалась? Она у меня уже много лет. И обычно я оставляю ее на моем столике, если она мне не нужна Но сегодня утром я не придала значения тому, что ее там не было.
Синнетт взял брошь и внимательно осмотрел ее.
- Это и самом деле твоя брошь, - признал он, - Но у нее появилось кое-что новое. Смотри!
И он указал на тыльную сторону.
Там были начертаны две буквы - инициалы имени Учителя
А в записке было сказано следующее: «Мой дорогой Брат! Данная брошь помещена в это очень странное место просто с целью показать тебе, как легко произвести настоящий феномен… - и как при этом еще легче усомниться в его подлинности». И - подпись Учителя.
И в самом деле, проще простого не поверить в эту историю. Стоит представить, что Синнетт, его жена и Блаватская заренее сговорились поставить этот «спектакль», как все становится на свои места. А именно: Синнетт той ночью ни с кем в тонком теле не общался, а утром записок не получал - все это лишь «легенда», как говорят разведчики. Записку якобы от Учителя написала сама Блаватская, утром вдвоем с женой Синнетта они распороли подушку, засунули туда записку и брошь и снова тщательно зашили. А с Синнеттом условились, что когла Блаватская спросит: «Где?», Синнетт скажет: «В подушке!» и сначала укажет на другую подушку, но тут (для большего правдоподобия) жена его воскликнет «Нет! Пусть лучше в моей!».
Вот и все.
Полагаю, так и подумает любой скептик.
Однако, такое расследование скорее напоминает о старшем инспекторе Скотланд-Ярда Лейстрейде, нежели о гениальном сыщике Шерлоке Холмсе. Другими словами, что внешне убедительная очевидность часто оказывается лишь обманчивой завесой, прикрывающей собой совсем иную действительность. Ибо в деле есть некоторые упрямые «мелочи», опровергающие возможность такого «сговора троих». И не только. Дело в том, что Синнетт, как главный редактор газеты «Пионер», имел твердую репутацию предельно честного человека. Что же до честности Е.П. Блаватской, то каждый глубоко понимающий ее книги и знающий из Учения Жизни, что она - одна из ближайших учениц Владыки Шамбалы, а также много читавший о ней самой, не может в ней сомневаться, если верит голосу собственного сердца и разума, а не клевете ее врагов.
И феномен с «подушечной почтой» - надо думать, подлинный.
Интересно, что сходный случай произошел также и в семье Рерихов. 31 июля 1922 года Зинаида Фосдик, доверенная ученица Е.И. Рерих, записала в своем Дневнике рассказ Елены Ивановны об этом: «Перед выездом с 82-ой улицы в Нью-Йорке Е.И. потеряла одно свое кольцо с бирюзой, которое купила в Мехико. Она долго искала (его), но не могла найти. Переехав на новую квартиру, в первую же минуту Николай Константинович увидел: на диване что-то блестит. Е.И. пошла посмотреть - и там лежало ее кольцо. Потом Мастер сказал, что оно было у Него в Тибете. Он ей прислал его обратно, и она никогда не должна его снимать. Что она и делает, постоянно нося его на пальце».
Кто-то может возразить, что это - скорее не материализация, а телепортация. Да, в случае с брошью (и кольцом) - пожалуй, но записка! Да и что такое телепортация, как не: 1) дематериализация предмета 2) перенос его (в его тонком виде) в другое место и 3) обратная материализация. Ибо, если это просто мгновенный, с огромной скоростью - так, что глаз не успевает это зафиксировать - перенос физического предмета, то при телепортации из закрытого помещения он неизбежно должен сопровождаться каким-либо разрушением окружающего ограждения. Не так ли?... Хотя, «кто знает, милый Ватсон, кто знает!»
Впрочем, об этом более подробно - в третьей, заключитеьной, части статьи
