В связи с 80-летием начала Второй Мировой войны и явным антироссийским демаршем польских властей, не пригласивших В.В. Путина на мемориальную церемонию, на головы неблагодарных поляков обрушился шквал вполне справедливой критики. Хозяева мероприятий, активно эксплуатирующие роль жертвы, не сочли постыдным для себя пригласить представителя страны – агрессора – президента Германии, но попытались унизить Россию, исключив ее президента (и к слову Верховного Главнокомандующего) из списка гостей, несмотря на ни кем не оспариваемую её роль в освобождении Польши от немцев.
Больше, чем Измаил
Возвращаться к этому позорному для поляков эпизоду нет смысла. Но, впереди ещё немало исторических поводов и дат, способных обострить российско-польские отношения, к которым надо быть готовым. Одним из них вполне может стать в ноябре 2019 года 235-летие со дня взятия в ходе т.н. Третьей Польской войны русскими войсками Варшавы. Тогда, в 1794 году, в период очередного антироссийского восстания поляков под предводителем Тадеуша Костюшко, мятежники были наголову разгромлены русскими войсками во главе с нашим лучшим полководцем А.В. Суворовым.
Считавшийся в советское время постыдным, сей факт в биографии великого полководца долгое время не афишировался, хотя именно за него ему было присвоено звание фельдмаршала, и именно за взятие Варшавы он был осыпан почестями Екатериной. Императрица оценила падение мятежной столицы нелюбимых ею поляков куда выше более всем известного Измаила, взять который, по признанию Суворова, даже ему можно было только однажды в жизни!
Амбициозными поляками, занятыми активным переписыванием истории, сей факт воспринимается крайне болезненно! Поэтому они искали и продолжают искать поводы принизить славу Русского оружия, оправдывая одновременно польских инсургентов – по сути мятежников, выступивших против хотя и прорусско настроенного, но своего короля Станислава Августа Понятовского. Бунтовать и митинговать для наших буйных соседей дело самое обычное и даже как бы патриотичное, что сближает их, к слову, с французами. Но в отличие от последних, звезда поляков закатилась за исторический горизонт гораздо раньше. Отныне им было суждено выступать максимум в роли «гиены Европы», как метко охарактеризовал Польшу такой опытный политик, как Уинстон Черчилль за их участие в дележе Чехословакии после не менее позорного Мюнхенского сговора.
Главным аргументом обвинения поляки выдвигают бесчинство войск Суворова в Праге – предместье Варшавы на правом берегу Вислы, которое с боем пришлось штурмовать суворовским чудо-богатырям. У этого вовсе не голословного обвинения есть своя предыстория. Связана она с тем, что польский мятеж начался собственно с внезапного нападения мятежников на русский гарнизон, размещенный в Варшаве в страстную, предпасхальную неделю в апреле 1794 года. Тогда многие солдаты были застигнуты врасплох, находясь безоружными в храме, где шло богослужение. За что эти события и получили название «Варшавской заутренней».
Тогда в результате откровенного предательства считавшихся союзниками войск польского короля и вероломства горожан, с особой жестокостью ими было убито более 2000 русских, в основном солдат и гражданских лиц, включая членов семей военнослужащих. В плену оказалось 260 человек - в основном офицеров. Поэтому суворовские солдаты были исполнены жаждой мести за убитых у Алтаря товарищей, чем гениальный полководец не преминул воспользоваться для закрепления боевого порыва подчиненных. Ведь убийство в храме во время Богослужения всегда считалось среди верующих тяжелейшим грехом, требующим отмщения.
Еврейский погром по-суворовски
К слову, Варшаву, да и Прагу, где жило много евреев (из 7 000 жителей их было около 5 000) обороняло не вооружённое кое-как косами и вилами городское ополчение - косионьеры, но был, например, сформирован добровольческий еврейский конный полк численностью до 600 человек. Размещены были в Праге и вполне закаленные в боях регулярные войска инсургентов под командованием генералов Вавржецкого и Зайончека. По численности они даже несколько превосходили русских, располагая до 30 000 защитников гарнизона при 104 орудиях.
У Суворова насчитывалось до 25 000 солдат и казаков при 86 орудиях. При хорошо всем известном соотношении 1:3 все преимущества были на стороне оборонявшихся, укрытых за двойным валом. Однако, у них не было при этом великолепного Суворова, что сводило на нет все их кажущиеся преимущества. И поляки были в очередной раз биты, несмотря на ожесточенное сопротивление и активное участие местного населения в обороне города. Сыграло свою роль в поражении польских инсургентов, отсутствие среди оборонявшихся единого замысла обороны и единоначалия, особенно после пленение накануне русскими войсками лидера повстанцев Костюшко.
Неудивительно, что Суворов, зная это, использовал на все 150% свои преимущества перед потерявшим уверенность и душевное равновесие врагом, тем более, что уже тогда его имя вселяло ужас и панику в ряды поляков не раз битых знаменитым русским полководцем. Зная из данных разведки, что сил обороняющихся на всю растянутую линию обороны едва хватает, он, используя тактику штурма Измаила, разбил свои войска на штурмовые колонны с конкретными задачами. Впереди каждой колонны шёл инженерный батальон со средствами преодоления укреплений, их прикрывали ружейным огнём стрелки. За ними шёл резерв пехоты, который по занятии передовой линии укреплений должен разработать проход для кавалерии. Все полевые орудия выстраиваются на валу внешней линии и поддерживают огнём штурм внутренней линии обороны Праги. В задачу казаков входило отвлечение внимание защитников Праги по всей оборонительной линии.
Утром 23 (3 ноября) октября 1794 года батареи Суворова начали обстрел укреплений Праги, а вечером того же дня войскам был зачитан его приказ на штурм: «Идти в тишине, ни слова не говорить; подойдя же к укреплению, быстро кидаться вперед, бросать в ров фашинник, спускаться, приставлять к валу лестницы, а стрелкам бить неприятеля по головам. Лезть шибко, пара за парой, товарищу оборонять товарища; коли коротка лестница, — штык в вал, и лезь по нем другой, третий. Без нужды не стрелять, а бить и гнать штыком; работать быстро, храбро, по-русски. Держаться своих в середину, от начальников не отставать, фронт везде. В дома не забегать, просящих пощады — щадить, безоружных не убивать, с бабами не воевать, малолетков не трогать. Кого убьют — царство небесное; живым — слава, слава, слава». Как видно из приказа, Суворов строго оговаривал и запрещал бесчинства своим солдатам, особенно среди мирных граждан.
На другой день, ещё до рассвета Суворов, прокукарекав по своей привычке петухом, дал знать о подъёме и готовности к штурму. В полной тишине около 5 утра первые колонны двинулись на приступ. Он происходил в соответствии с диспозицией и планами полководца, несмотря на ожесточенное сопротивление поляков. Один из участников штурма, будущий покоритель Кавказа немец на русской службе Клюге фон Клюгенау отмечал, что противник дрался «с остервенением и без всякой пощады…», вполне сравнивая штурм Праги с Измаилом. Героизм оборонявшихся понятен, жители предместья знали, что ничего хорошего от русских солдат ждать им не приходится, поэтому стрельба по ним велась, в том числе и из домов обывателей.
В ходе сражения разногласия в польском лагере достигли пика и когда сторонник обороны Праги «до последнего человека», Зайончек с пулей в животе был эвакуирован на другой берег, командование оказалось в руках Вавржецкого, занимавшего иную позицию. Попытавшись организовать оборону Праги и поняв бессмысленность своих действий, он переправился на варшавский берег, где намеревался организовать оборону столицы, согласно своих планов. У оборонявшихся потеря управления вызвала панику, особенно когда русские захватили единственный мост, связывающий Прагу с Варшавой, отрезав пути отхода. К 9 утра яростное сопротивление прекратилось и начался грабеж, вполне допустимый в рамках воинских традиций того времени. Уловив накал страстей, Суворов отдал приказ поджечь мост, чтобы ярость его бойцов не перекинулась на левый берег.
Великодушный сатрап
К чести Суворова, лично он никогда не участвовал в грабежах, отдавая эту сомнительную с нынешних позиций честь солдатам, которые считали своей законной добычей взятый с боем неприятельский город. Фактов, что суворовские гренадёры и казаки убивали мирных жителей после фактической капитуляции гарнизона, нет. Между прочим, офицерам штурмовых групп был дан приказ предлагать гражданскому населению укрываться в русском лагере, но воспользоваться этим в суматохе боя смогли немногие. В своих реляциях на имя Екатерины от 27 октября (7 ноября) Суворов докладывал, что среди супостатов сочтено убитых 13340, пленных 12860, потонуло больше 2000; в числе пленных 3 генерала (Майен, Геслер и Крупинский) и 442 офицера; в числе убитых 4 генерала (Ясинский, Корсак, Квашневский и Грабовский). Свои потери он оценил в 2-3 тысячи убитых.
После штурма Праги за Суворовым и его армией в западных источниках надолго закрепилась слава палачей и детоубийц, чему удивляться вовсе не следует. Политтехнологии с использованием слухов, сплетен и фабрикования фальшивок против потенциального противника были известны уже тогда и со временем лишь набирали обороты в вековом противостоянии России и Запада. Но что интересно, в России многие как раз обвиняли Суворова в излишнем великодушии и милосердии к противнику. Так, статс-секретарь Екатерины II дипломат Д. Т. Трощинский возмущенно писал ей: «…Граф Суворов… всех… поляков, не исключая и главных бунтовщиков, отпускает свободно в их домы, давая открытые листы…». А он действительно, следуя своей обычной практике доброго отношения к побежденному противнику, распустил по домам до 6 тыс. пленных ополченцев, ещё около 4 тыс. поляков из регулярных войск были отправлены в Киев, а вскоре по просьбе польского короля, к которой присоединился и Суворов, большинство из них тоже были освобождены.
Признательны были Суворову и жители самой столицы, когда выдержав определённый им же пятидневный срок ультиматума, он вошел в покорившийся город. Приняв от него ключи и вкусив хлеб-соль, великий полководец тут же возблагодарил Бога за то, что Варшава куплена не такой ценой как Прага и стал прилюдно обниматься с членами городского магистрата. Горожане же, вопреки ожиданиям вовсе не прятались от людоеда и его кровопийц, а высыпав из домов, благодарили Суворова, что он спас им жизни, при этом, то тут, то там раздавались здравицы в честь его и Русской императрицы. Чуть позже магистрат от лица варшавян преподнес ему в дар табакерку, украшенную бриллиантами, на крышке которой была выгравирована надпись «Варшава своему избавителю». Довершил он свою моральную победу перед поверженным противником широкой амнистией, на которую только хватало его полномочий.
Все вместе этим меры способны сгладить вполне объяснимые жертвы пражского штурма, типичные в период ведения активных боевых действий в черте крупного города. Однако, это под силу только тем, кто воспринимает события беспристрастно. Поляки, да и подсаженные на иглу русофобии европейцы, подстрекаемые потомками избитых Суворовом евреев, к этому явно не готовы, значит можно ждать очередного всплеска истерии.
