«Ужасный век, ужасные сердца!»
Как иногда бывает до сердечной боли тоскливо, когда ты находишься в деревенском домике один, а с севера дуют ветры и идут нескончаемые дожди, дробно шумя в окна. И тебе не понять, почему в них, дождях, столько тоски, ожидания тревоги и беспокойства. Не спасает в такие минуты ни растопленная печь, ни принуждение самого себя к какой-нибудь бытовой работе, которая отвлекла бы от смутных предчувствий и необъяснимой печали.
Избяная тишь, несмотря на шум за окнами, смертельно надоедлива, поэтому я включаю телевизор не для того, чтобы отвлечься каким-нибудь очередным телевизионным шоу или сериалом, а чтобы изгнать из избяных покоев тоскливую пустоту и создать видимость, что ты не один.
Но на такое действо я иду зря. Почти на всех каналах море разливанное самой паскудной пошлости, где вместо человечьей жизни – образцы человекоподобия. Это те примеры, когда внешне привлекательное человеческое существо утрачивает в себе все остатки совести.
Самые низменные примеры взаимоотношений двуногих существ более всего востребованы на ТВ. Из всех социальных слоев редакторы или продюсеры телевизионных шоу отыскивают самые шокирующие примеры современных челвекоподобных связей, чтобы привлечь для рейтинга передач как можно больше любопытствующих обывателей. Идет удивительное «кормление» сознания обывателя таким документально подтвержденным, реальным дурновкусием, что у зрителя невольно возникает странная неловкость за то, что еще покоятся в закромах его души остатки человеческой совести и стыда.
И он уже невольно покоряется тому, что предлагает ему шоу: «Живи так же, как и «герои» многих программ: «Ты не поверишь», «На самом деле», «Привет, Андрей!», «Пусть говорят», «ДНК» и целый сонм подобных телевизионных поделок».
А ведь не только ТАК предлагается жить, но, при случае, стать действительным «героем» шоу, за участие в которых платят огромные деньги. К тому же популярность, узнаваемость на всю страну! Важно только одно и непреложное условие: прочь совесть, прочь стыд! Они помеха! Обывателя не страшит «память смертная», он готов ради денег пойти дорогой мифологического Иуды и за «тридцать серебренников» продать свою совесть.
Я выключаю телевизор. Беру, чтобы очиститься от телевизионной скверны, томик Пушкина. Открываю навскидку то, что откроется. «Маленькие трагедии». «Скупой рыцарь».
Читаю фрагмент, когда Альбер, бурно негодуя на предложение Соломона отравить отца, отказывается принять деньги ростовщика. «Его червонцы будут пахнуть ядом, // Как серебряники пращура его», - сохраняя остатки совести, несколько поколебавшись, объясняет свой отказ юный рыцарь.
Нынешние «рыцари» не имеют даже остатков совести и готовы ради доллара пойти на всё. Им ничего не стоит охаять страну, друзей, близких и родных, чтобы удовлетворить все свои похотливые желания, продать свою интимную тайну, «секрет за миллион», чтобы по «полной программе» получить вместе с неприличными деньгами и порочную славу. Наших слишком «осовремененных» соотечественников не страшит, что «червонцы» ТВ будут пахнуть не только ядом, но и адом за страшный грех предательства самих себя. Удивительно, что многие из них воцерковлены, крещенные в православии, а страха перед адом, или, по терминологии христианского учения о человеке, «памяти смертной» не имеют.
Юный рыцарь, видевший в смерти отца залог своих дальнейших успехов – богатства, славы, любви – все же страшился стать причиной смерти родного человека, ибо имел остатки совести. Однако затем выбрал путь нравственного беззакония. Нынешние «юные рыцари» не имеют никакого страха, если верить бесконечным примерам нравственного беззакония, которое ради прибыли демонстрируют на ТВ. Желание славы и денег побеждает совесть.
Читаю гениальные строки из «Скупого рыцаря» и понимаю, что даже у Барона, отца юного рыцаря, страстно мечтавшего овладеть несметными богатствами отца, в монологе Барона возникает «память смертная», размышления о совести:
Иль скажет сын,
Что сердце у меня обросло мохом,
Что я не знал желаний, что меня
И совесть никогда не грызла, совесть,
Когтистый зверь, скребущий сердце, совесть,
Незваный гость, докучный собеседник,
Заимодавец грубый, эта ведьма
От коей меркнет месяц и могилы
Смущаются и мертвых высылают?..
Барон выстоял в своем земном и смертном поединке с собственной совестью, и мысль о судном дне ему не страшна. Но и перед смертным часом не о совести думает он, а о ключах от богатства, которое бесславно копил: «Стоять я не могу… мои колени…// Слабеют… душно! // Где ключи? // Ключи, ключи мои!..»
Сознательное отпадение человека от совести грозит ему бесславным уходом из жизни.
И Герцог восклицает в изумлении, когда отец идет на поединок с сыном, а сын в схватке за обладание сундуками в подвале на отца: «Ужасный век! Ужасные сердца!»
Что изменилось со времени баронов-накопителей, их сыновей-расточителей, ростовщиков, знающих силу яда?
Ничего. Потому что и ныне совесть не в чести.
Наш век возрожденной потребительской идеологии, где власть собственности и накопительства стали мерилом жизни, ведет человека к иудину греху, когда за тридцать серебреников он готов отрешиться от совести. От того, что делает его, хотя бы в памяти родных, бессмертным.
