Авторский блог Евгений Маликов 13:28 9 февраля 2016

Учёные раннесоветской сборки

Келдыш чувствовал под ногами свою землю — Россию, а вместе с тем — личную ответственность за территорию, полученную в наследство от предков

«Три К» советской науки — Курчатов, Королев и Келдыш — это три кита, на которых всю вторую половину ХХ века покоилась мощь нашей страны, это — создатели ракетно-ядерного щита Советов, это — рожденные в Империи люди, перенесшие славу вечной России в ее постсоветский период. Одному из них — Мстиславу Всеволодовичу Келдышу 10 февраля 2016 г. исполняется 105 лет. Он — наш старший современник, и мы можем гордиться тем, что часть жизни прожили рядом с этим «учёным раннесоветской сборки»

Есть, наверное, какая-то закономерность в том, что обдумывать данный текст я начал едва ли не у памятника академику Лаврентьеву, установленному в новосибирском Академгородке: ведь именно Михаил Алексеевич был учителем будущего Президента Академии наук СССР, каковым в свое время станет Мстислав Келдыш, но дело не только в этом. Возле данного монумента ясно осознаешь свою близость той плеяде бессмертных, которая сформировала само время нашего планетарного могущества. Это больше, чем знакомство по статьям энциклопедий, поэтому мои заметки будут носить вынужденно личный характер, они — очередная попытка разгадать тайну людей, вступивших в науку в период становления Страны Советов. Людей, сделавших физиков героями пусть непродолжительного, но несомненно нашего времени.

Самые распространенные биографические словари дают сухую справку о моем герое: «Мстислав Всеволодович Келдыш (28 января [10 февраля]1911 года, Рига — 24 июня1978 года, Москва) — ученый в области прикладной математики и механики, крупный организатор науки, один из идеологов советской космической программы. АкадемикАН СССР (1946; член-корреспондент1943), с 1953 член Президиума, в 1960—1961вице-президент, в 1961—1975президент, в 1975—1978 член Президиума АН СССР. Трижды Герой Социалистического Труда (1956, 1961, 1971)». Следом — перечисление достижений и чинов, причем этого списка хватит, чтобы израсходовать весь объем, отпущенный на рассказ о Келдыше. Члене КПСС, если что: я не забыл об этом и не пытаюсь скрыть парадоксальный для дворянина факт биографии.

Итак, неведомым промыслом я останавливаюсь возле памятника Лаврентьеву, думаю о его ученике и кстати вспоминаю о том, что ЭВМ я впервые увидел именно здесь, в Сибирском отделении Академии наук, когда подобных мне и неизмеримо более способных собрали на берегу Обского моря на летнюю физико-математическую школу.

Дальнейшее: М-4030 в Томском филиале СОАН СССР, университет, расчет дипломной работы на БЭСМ-6, даже работа лаборантом в кабинете физики в школе Томского филиала — не оставляло мне выбора: мои герои были лучшими людьми страны, я должен следовать за ними.

Келдыш для меня — один из многих непостижимых. О нем рады поговорить и в Томске — а он бывал здесь, посещал институт прикладной математики и механики (НИИПММ), но я не хочу замыкаться на единичном, мне важна среда, со времен институционализации науки определяющая в исследованиях все.

Сам я помню приезд в школу, физкабинет которой я обслуживал, следующего после Келдыша Президента Академии наук — Анатолия Петровича Александрова. Много лет у меня в архиве хранилась фотография, на обороте которой рукой академика было написано: «Перед вами старый дед, Он недавно съел обед, И теперь он хочет спать, А не лекцию читать». При переездах карточка пропала, за точность цитирования не ручаюсь, но дух, царивший в советской науке её золотой эпохи, та надпись передает предельно точно.

О Келдыше нельзя говорить отдельно от поколения. Возьмем самые громкие имена отечественной науки: например, нобелевского лауреата Николая Николаевича Семёнова. Его судьба, кстати, тоже связывала с Томском: с Сибирским Императорским Университетом и Технологическим институтом; к тому же, он был мобилизован в армию Колчака, но не понес за это никаких лишений. Это, если кто не понял, о так называемой злопамятности советской власти.

Короче, если и были у ранних Советов недостатки, то отсутствие прагматизма среди них не значилось. Потому-то немалое количество представителей настоящей технократической элиты спокойно служили СССР. Дворяне Келдыш и Александров возглавляли Академию наук. Сын офицера Семёнов сам воевал в строю другого царского офицера, но настоящую пользу принес «государству рабочих». Лаврентьев шагнул из профессорской семьи центральной России «во глубину сибирских руд», Курчатов, будучи сыном почетного гражданина, вырвался из своего круга прямо на передовую воинского сословия, Королев взлетел из купеческо-разночинной среды туда, где до него не был никто вообще. Короче, все они – небедные люди, поставившие служение Отечеству выше сословных привилегий. Наука для ученого — это вообще такая игрушка, отказаться от которой тот не может. Кто бы ни протянул: в конце концов, Вернеру Гейзенбергу никто серьезно не ставит в упрек его работу во время войны над атомной бомбой не на той стороне. Еще меньше осуждают Конрада Цузе, гениального конструктора ЭВМ из Германии не самых лучших для нее времен. Так и с Келдышем: он, да, был коммунистом.

Но ученого нельзя замкнуть в партийных рамках — Келдыш сказал о себе лучше других: «Думаю, вообще очень немногое может быть сравнимо с тем чувством, которое овладевает человеком, когда он сделал научное открытие. Он узнал новое, еще совершенно неизвестное, своим открытием принес пользу людям». Слова о пользе — не для красивости: за ними — миф о Прометее, миф, сформировавший Европу. И носители этого мифа — европейцы, не отдавшие Россию Азии.

Но Сибирь, скажете вы! Азия-с! Да, Сибирь. Территория, которой прирастало и прирастает могущество России, но относились к которой во времена зрелой Империи и ранних и средних Советов несколько иначе, чем сейчас. Именно поэтому в моих записках много Русской Азии, Сибирского отделения Академии наук — Келдыш, лично посещая отделения и филиалы АН СССР, не позволял стране утратить культурную связность. Ведь вопреки «лирикам» этот «физик» знал, что культура не ограничивается «областью балета», что, как минимум, со времен Декарта, естественно-научные дисциплины — вряд ли меньшая часть культуры, нежели словесность и музыка.

Современная наука — это порождение европейского гения. В ней, как океан в капле, вся история Старого континента. В науке первый — всегда среди равных, но остается первым. Поэтому наука аристократична более, чем балет. Но и равенство там неформальное и осознаваемое, поэтому и демократична наука более, чем балет. Чувство собственного достоинства, сосуществующее с добровольным служением, первично, общественные формации — вторичны.

Хотите узнать, свободна ли страна? Посмотрите на ее науку!

О Келдыше суховато, но от того и пронзительно сказал его коллега по Институту прикладной математики: «Келдыш родился в интеллигентной дворянской семье. Нетрудно вычислить, что период его отрочества, юности, образования и формирования личности приходится на первые 15 лет советской власти, и совершенно очевидно, что нет никаких оснований подозревать советскую власть в любви к Келдышу, а Келдыша — в любви к ней» (К.В. Брушлинский, д.ф.-м.н., ИПМ). Однако это не помешало Мстиславу Всеволодовичу служить России. Почему?

Как мне видится теперь, он, наряду с упомянутыми лицами и многими другими, неизвестными мне и безвестными вовсе, представлял собой осколок сословия управленцев. Потомственных лидеров — но не грубых баронов Средневековья, а «генералов науки» и науки именно и только европейской — с ее развитой традицией внутренней демократии: «Был ли Мстислав Всеволодович ”демократическим” директором? Безусловно — нет. Это был очень жесткий и требовательный руководитель с огромным авторитетом. Поэтому его решения не обсуждались, а выполнялись ”по-армейски”. <...> И вместе с этим, атмосфера была полна демократизма» (А.К. Платонов, д.ф.-м.н., ИПМ).

Келдыш чувствовал под ногами свою землю — Россию, а вместе с тем — личную ответственность за территорию, полученную в наследство от предков. При этом не был пустым прожектёром: хотя до конца жизни, по свидетельству современников, он отстаивал автаркийность советской кибернетики: «Последней машиной, которая удерживала нашу страну на уровне зарубежных стран, была БЭСМ-6. <...> Это была последняя отечественная машина, которая по своей архитектуре не была копией зарубежных образцов. <...> Несмотря на огромные усилия Мстислава Всеволодовича, направленные на то, чтобы продолжить линию БЭСМ-6, ему эту проблему решить не удалось» (А.Н. Мямлин, д.т.н., ИПМ), все же Келдыш, по недавнему свидетельству других мемуаристов, сыграл определенную роль в копировании нами IBM360 (серия ЕС ЭВМ).

Тут нужно понимать, что выбора у нас особого не было: мировое производство было налажено, рынок захвачен отнюдь не нами, конкурировать на равных с IBM мы не могли — и не по причине лености или глупости — рынки просто так не отдают. Да, заполнить свою нишу суперкомпьютеров мы были способны: на единичные образцы денег хватало. Правда, история показала неэффективность подобного подхода: все начинания легендарного Сеймура Крея завершились банкротством! — и лить слезы о несбывшемся не стоит: я в 1986 считал на БЭСМ-6, а после... после и задачи сменились.

Тут сложнее: Келдыш был лидером в науке, выдающимся организатором – и организатором ответственным, способным видеть мировую картину в целом, понимать, какую стратегию в конкурентной борьбе использовать.

Любой ученый – немного фантаст. Даже такой «капитан науки», как Келдыш, чей прагматизм был просто-напросто предписан задачами международных соревнований, не мог забывать о международной сотрудничестве.

Поразительное свидетельство о характере этого человека – слова его коллеги: «Моя гипотеза: Мстислав Всеволодович, кроме всех научных замечательных дел, был еще социально, гражданственно очень глубоким человеком. Мне кажется, что в те времена у него была программа ввести наконец-то на Руси правление профессионалов <...>. И эта программа должна была начаться высадкой советского человека на Луну. Вокруг этого грандиозного космического проекта, и не только космического, но и грандиозного общечеловеческого технологического прорыва могло начаться идейное обновление, — я глубоко в этой гипотезе уверен. Как жаль, что это гипотеза и что она не осуществилась» (А.М. Молчанов, д.ф.-м.н., ИМПБ).

Но это уже не вина Келдыша — просто ушли ученые, интересовавшиеся целым миром: от термоядерной бомбы, к созданию которой Келдыш приложил руку, до вычислительной техники, развитие которой в стране он во многом определил, «ученые раннесоветской сборки».

На фото: М.В. Келдыш и Н.Н. Семёнов

1.0x