2 декабря православные отмечают день преставления преподобного Алексия Карпаторусского. Об этом святом, явившем собой символ православного возрождения русских Карпат, мы писали год назад.
Но Алексий Базилюк приблизился к Небу, стоя на титанов русинского сопротивления XVII-XIX веков. Его жизненный подвиг, мученичество его паствы стали венцом той борьбы, которые лучшие представители карпатского народа вели от начала унии.
Угро-россы были насильно обращены в унию во второй половине XVII в. – первой половине XVIII века. Но не в «Русскую униатскую церковь», образованную в Польше по итогам Брестского псевдо-собора, а в «Русинскую греко-католическую церковь», учреждённую на ещё менее легитимном ужгородском сходе 1646 года. В отличие от Бреста, в ужгородской сходке не участвовал ни один епископ. Договор о подчинении Риму заключили с иезуитами и базилианами 63 простых приходских священника из 600-800 действовавших на то время в Мукачевской епархии. Не случайно не был составлен даже акт унии (иначе обнаружилось бы, что он не подписан менее чем десятой частью духовенства, среди которой не оказалось ни одного архиерея!). Отсутствовал (или не сохранился) протокол заседания.
Открытое противостояние унии длилось в Подкарпатской Руси более века (если учесть, что ввести её пытались ещё в 1614 г.) вплоть до 1735 г., кода в замке Хуста (административного центра Мармарошчины) был замучен до смерти последний православный епископ Досифей Феодорович. «Австрийская власть встала на сторону униатской церкви и сделала все, чтобы не допустить выборов нового православного владыки, а императрица Мария-Терезия заявила, что на Закарпатье православных больше не существует», – сообщает автор очерка «Православная Церковь в Закарпатье» историк Юрий Данилец.
Именно Мармарошчина стала основной и последней цитаделью православного сопротивления угро-россов. Ещё в 1663 году Мукачевский епископ перенёс кафедру в Имстичев и Угли (Угольки) в окрестностях Хуста.
Храм XVI века в Углях помнит мученика Досифея
За семьдесят лет в Мармарошчине было основано около десяти монастырей. После мученической смерти владыки Досифея эти обители (поддерживаемые молдавскими и сербскими епископами) служили для населения углями веры.
Укрепляла дух подкарпатских русинов и их интеллектуальная элита.
Пожалуй, хронологически первый из её представителей – писатель Михаил Андрелла – в своих трудах отстаивал идею единства русинов, малороссов, белорусов и великороссов. В 1669 году он был брошен иезуитами в подземелье Мукачевского замка, но окрестные крестьяне добились освобождения «их учителя». И всё же, спасаясь от преследований иезуитов и униатов, отец Михаил (в тот год он стал православным священником) переселился в село Иза под Хустом. Здесь он написал свои главные апологетические произведения, в числе которых и «Трактат против латинов».
Именно в Изе положил начало православному возрождению Подкарпатской Руси выдающийся её «будитель» (так в Подкарпатской Руси стали называть её просветителей в XIX в.) Иван Раковский.
К этому времени в русинских школах уже было запрещено преподавание на местных наречиях, как «разновидностях русского языка, усиливающих тяготение населения к России». В 1822 году был запрещен ввоз русскоязычных книг из России. Конфискации подлежали первые литературные издания на русинском наречии.
Но в 1848 году трон Габсбургов сотрясло Венгерское восстание. Срочно понадобилась помощь той самой России. Так в Карпатский регион вошла армия под командованием великого малоросса Паскевича. И тут уже не только будители, но все русинские народности обнаружили свою этническую идентичность с «материковыми» братьями, которых не видели полтысячи лет. 200-тысячное войско могучей державы оказалось своим для самых бесправных подданных Австрийского престола! 
Как вспоминал свои детские впечатления писатель и униатский служитель Уриил Метеор, жители его родного Сусково (под Свалявой) «свободно разговаривали с Москалями и без затруднения понимали их язык». «Они совсем таким образом крестилися и теми же словами молилися, как здешние домородные люди, – уверял греко-католик. – Выходило, что они одного с нами языка и одной веры».
Да и русские солдаты, не ощущая различий между своими говорами и местным, даже перевалив через Карпаты, были все еще убеждены, что они находятся в России, «и спрашивали, где ж будет, наконец, земля неприятельская, мадьярская».
Получив столь мощный толчок, пробуждение русинского самосознания переросло в подлинное национальное возрождение.
Не остановили его даже гонения, возобновлённые в 1854 году, когда Австрия, предав свою спасительницу, присоединившись к Крымской войне на стороне агрессоров Англии, Франции, Турции.
Притеснения испытала даже униатская русскоязычная пресса. Так в 1858 году была закрыта «Церковная газета» под редакцией уже упомянутого нами Ивана Раковского. «Великорусский язык» издания был признан «опасным для монархии». Не менее опасными были и перепечатки из российских газет «Воскресное чтение» и «Христианское чтение», «Творения Святых Отцов в русском переводе», а также статьи местных единомышленников редактора – Якова Головацкого, Александра Духновича и других.
Из Будапешта (где Иван Иванович восемь лет прослужил редактором «Земского правительственного вестника для королевства Угорщины») он был «отправлен в ссылку» в Изу. Как униатского служителя его назначили настоятелем местного прихода. Здесь он вплотную занялся просвещением крестьян. Почти все крестьяне были обучены читать и писать по-русски, знали Писание, разбирались в религиозных вопросах. При этом настоятель открыто прививал изъянам расположение к православию.
Продолжая публиковаться в газетах (в т.ч. и в киевском «Вестнике юго-западной и западной России») Иван Иванович написал и издал «Русскую грамматику» на мадьярском языке, а также учебник «Арифметика» для народных школ.
Успел застать Раковский и начало украинофильского движения. Сокрушался, что «в России, и именно между соплеменниками нашими малороссами, находятся мечтающие об образовании малорусской литературы, отдельной от настоящей русской».
Наступившая 3 декабря 1885 года смерть просветителя была для всех неожиданной и вызвала большой резонанс. Многие считали, что он был отравлен и находили тому немало подтверждений.
Долгие годы соратником Ивана Раковского был видный политический деятель, юрист, писатель Адольф Добрянский. В 1849 году он возглавил делегацию, вручившую Францу-Иосифу петицию о нуждах русинов. В ней, в частности, предлагалось объединить Угорскую Русь с Галичиной и Буковиной в единый русский коронный край. Тогда – сразу после Венгерского восстания и Российской военной помощи это не представлялось утопическим…
Добрянского трижды избирали в венгерский парламент. Но дважды избрание отменяли. Объявили, что предвыборную агитацию он вел «способом, опасным для государства»: якобы обещал избирателям, что отдаст их «под власть русского царя». «Таким образом австрийцы фактически признали: лозунг воссоединения с Россией наиболее популярен в крае», – отмечает историк Александр Каревин.
Видя всё возрастающую популярность в народе политика (в третий раз ему уже не смогли помешать стать парламентарием) власти попытались уговорить его отказаться от участия в русском движении. Премьер-министр Венгрии Кальман Тиса лично предложил пост министра торговли. Причём – лишь как первую ступень к продвижению на должность при императорском дворе.
Когда же подкупить Адольфа Ивановича не удалось, дважды устроили покушения. При втором был тяжело ранен его сын. Наконец в 1882 году Добрянский был арестован вместе с дочерью Ольгой (по мужу – Грабарь) и галицкими деятелями русского движения. Так начался печально знаменитый Процесс Ольги Грабарь. Заслуживающий отдельного рассказа.
А.И. Добрянский, со дня рождения которого 19 декабря 2017 года исполняется 200 лет, остаётся в памяти русинов автором катехизического девиза «Народ наш русский, под скипетром австрийским живущий, является одною только частью одного и того же народа русского, мало-, бело- и великорусского».
А творцом гимна Карпатской Руси «Я Русин был, есмь и буду» стал поэт и писатель Александр Духнович (1803-1865). Он же составил «Сокращенную грамматику русского языка». Уже пребывая под полицейским надзором, Духнович закончил самый главный свой труд – «Истинную историю карпатороссов». Эту работу можно считать развитием написанной за полвека до того «Истории о карпатороссах или о переселении россиян в Карпатские горы и о приключениях с ними случившихся» авторства видного врача и учёного своего времени, доктора философии Кенигсбергского университета, почетного члена Императорской академии наук, действительного члена Общества истории и древностей российских «карпато-русина» (как он всегда подчёркивал) Ивана Орлая.
Иван Семёнович Орлай, пожалуй, единственный из упомянутых нами будителей, кто изначально не был греко-католическим служителем или выходцем из семьи такового. Однако следует учитывать, что к XIX веку православных приходов в Подкарпатской Руси уже не оставалось. По меньшей мере, три-четыре поколения выросли с осознанием униатской веры как единственно возможной для русинов. Тому – до изобретения украинства – способствовали и официальное название «Русинской греко-католической церкви». Соответственно и служители данной «церкви», уже не помня (а то и не зная) о трагических событиях столетней давности, не отделяли себя от русского народа, от его стремлений и чаяний.
Один из полковых адъютантов русской армии в Венгерском походе 1848 года, будущий военный писатель и журналист Пётр Алабин вспоминая, как войском Паскевича «восхищалась и гордились» русины, отмечал, что и «униатские ксендзы русинов, может быть, разделяя сочувствие к нам своей паствы, по-видимому, искренно нам преданы»: «Многие из них приходили поближе познакомиться с нами, откровенно нам высказывая, что они гордятся нами, как своими братьями, перед немцами и поляками и сопровождали нас приветами и благословениями».
Следует сказать, что в 1848 году «униатские ксёндзы русинов», это студенты львовской семинарии образца 1830-х, которые, по воспоминаниями Якова Головацкого (одного из авторов знаменитой «Русалки Днестровой» – первого литературного сборника на русинском наречии) дали слово произносить проповеди[1] исключительно на русском языке даже во львовских храмах. До этого проповеди читались по-русски только на тех службах, на которых не бывала «графиня с дворскими паннами или кто-нибудь из подпанков», но и в этом случае проповедь предварительно записывалсь в тетрадку польскими буквами. Другой грамоты попросту уже не знали.
Тогда, правда, задуманное осуществить не удалось: «Плешкевич (сокурсник Головацкого, – Авт.) первый приготовил русскую проповедь для городской церкви, но подумайте, какова была сила Предубеждения и обычая! Проповедник вышел, на амвон, перекрестился, сказал славянский текст и, посмотрев на интеллигентную публику, не мог произнести русского слова. Смущенный до крайности, он взял тетрадку и, заикаясь, переводил (на польский язык) свою проповедь и с трудом кончил оную. В семинарии решили, что во Львове нельзя говорить русских проповедей, разве в деревнях».
Однако, как мы уже отмечали, во второй половине XIX века даже такая уния перестала устраивать австрийцев.
Что только подтолкнуло будителей, а вслед за ними и пробуждённый, наконец, народ к широкому переходу в православие. И начался он тоже в Изе. А дальше…
А дальше – о чём мы уже писали – были Первый и Второй Мармарош-Сигетские процессы. И был подвиг преподобного Алексия Карпаторусского – небесного заступника русинов, чья борьба за имя русское продолжается и сегодня.
[1] Не следует путать с остальным ходом службы, читаемой на церковно-славянском.
