Авторский блог Владимир Павленко 14:32 27 июня 2017

Цивилизационный проект как система. Часть III, продолжение

Как и обещал, третий параграф второй диссертационной главы «Концептуальные основы глобальных проектов» поделим не две неравные части. В этой публикации рассмотрим общие подходы к проектной типологии и перипетиям формирования христианского проекта, включая процесс его размежевания с иудейским (ветхозаветным) проектом. Остальные проекты – от мусульманского до латиноамериканского и африканского – в завершающей, четвертой части. При этом, как и раньше, прошу не забывать, что тексту исполняется десять лет, что из него ради экономии места убраны сноски со ссылками на источники и литературу, иначе будут превышены все разумные объемы, а также инициалы многочисленных цитируемых и упоминаемых авторов. А также, что термин «глобальный проект» следует читать как «цивилизационный проект», ибо авторская концепция уже после защиты по сути оказалась органично встроенной в теорию миропроектной конкуренции Сергея Кургиняна. Кроме того, необходимо отметить, что выделения в тексте шрифтом п/ж сделаны не в самой диссертации, а сейчас, и предназначены они для привычного разбора текста по окончании публикуемой первой части третьего параграфа.

Еще, с учетом разворота дискуссии вокруг данной серии публикаций, которая проявилась применительно ко второй части, хочу привлечь внимание к следующему «медицинскому» факту. Диссертация успешно защищена в 2008 году в профильном диссертационном совете, который возглавлял академик РАН; в процессе ее дальнейшего прохождения по инстанциям, была и вторая фактическая защита: ввиду отсутствия принадлежности к структурам академической науки, автора, что вполне естественно, вызвали в экспертный совет ВАК по политологии. Таков порядок. Суммарные результаты голосования там и там – 33 голоса ЗА, ни одного ПРОТИВ. Поэтому тем, кого концепция, содержание и выводы моего исследования необъяснимо «коробят», неплохо бы иметь ввиду то очевидное обстоятельство, что спорят они не со мной. Точнее, не столько со мной, сколько с 33-ю докторами наук из двух диссертационных советов, которые безоговорочно сочли диссертацию заслуживающей высокой оценки, а автора – достойным присвоения ученой степени доктора политических наук. Если несогласные чувствуют за собой моральное право, или им на мнение советов наплевать, причем, априори, не уточняя их персонального состава, то флаг им в руки. «Безумству храбрых поем мы песню!».

Кстати, в персональном составе оказались некоторые достаточно известные ученые, включая профессоров бывшей Академии общественных наук (АОН) при ЦК КПСС; предположить, что мои оппоненты знакомы с марксизмом лучше них, - мягко говоря, сложно.

Последняя надежда несогласных здесь – даю подсказку – потратить силы и время на проверку диссертации на пресловутый плагиат. Поскольку текст полностью авторский, цитаты закавычены, и ссылки на их авторов имеются, мне не жалко, чтобы они этим занялись. Мне-то от этого, как говорится, ни жарко, ни холодно. А «надежды», как известно, «юношей питают».

Теперь - к делу.

2.3. Типология глобальных проектов

Вышеупомянутые представления о множественности глобализаций, а также об их нелинейном характере, обусловленном чередованием усиления и ослабления интеграционных тенденций, начинающие доминировать над упрощенным одновекторным видением данного процесса, указывают и на множественность глобальных проектов. Хазин и Гавриленков выделяют два типа проектов – основные и побочные. К основным глобальным проектам ими отнесены ветхозаветный (иудейский), христианский, капиталистический, мусульманский (исламский), буддистский и китайский; к побочным - производные от христианского и исламского проектов: соответственно католический и византийский; суннитский и шиитский. Соловей и составители упомянутой американской Интернет-энциклопедии «Traditio» указывают на самостоятельность нацистского, а также формирующегося (по их мнению) современного российского и уже сформировавшегося европейского проектов, подразделяя последний на проекты Европейского союза, американский и японский.

Справедливо отмеченные Коллантаем актуальность и новаторский характер методологии исследования всемирно-исторического процесса с помощью научной категории «глобальный проект» однако ограничиваются поверхностностью предложенных типологий. Очевидно, что приведенный перечень глобальных проектов не является исчерпывающим. Во-первых, даже в качестве потенциальных не рассматриваются глобальные проекты африканской и латиноамериканской (ибероамериканской) цивилизаций. Во-вторых, обращает внимание статичность предложенных проектов, практически не предполагающая проектного развития, в результате которого формируется не только соподчиненность основных и побочных проектов, но и механизм проектных трансформаций, а значит и проектной преемственности. Соответственно и конкуренция глобальных проектов в рамках данных типологий рассматривается отвлеченно от фаз или стадий мировой истории. (При том, что в указанных работах упоминается о как минимум трех трансформациях европейской системы ценностей, начиная с XVI в.). Между тем еще Ключевский, исследуя основы социально-исторического процесса, указывал, что формирование сложных исторических типов (цивилизаций) обусловлено преемственностью, благодаря которой «вырабатывается цепь союзов, все более усложняющихся вследствие того, что в дальнейшие союзы последовательно входят новые элементы вторичного образования, возникающие из взаимодействия первичных». Рассматривая данный тезис в цивилизационной парадигме, которую Ключевский, ставивший в центр эволюции разум и волю, не признавал, получаем достаточно совершенную схему механизма проектных трансформаций. Тойнби, также подметивший данную соподчиненность, обусловливающую по сути выделение одних обществ (проектов) из других в форме как прямой, так и побочной последовательности, в историческом законе «Ухода-и-Возврата» углубил ее выделением трех фаз этого процесса: отчуждения проектной элиты от решения текущих задач (либо ее частичной или полной заменой контрэлитой – Авт.); ее сосредоточения на разработке и систематизации корректив задачи (нормы или идеи – Авт.); внесении обновленной задачи (нормы или идеи – Авт.) в общество. Кодин, а также Крыштановская и Гаман-Голутвина, вслед за русским мыслителем Федотовым, указывают на сохранение определенной преемственности в виде ценностей, норм, идей, обычаев, традиций при любых, даже революционных трансформациях.

В упомянутом докладе Трехсторонней комиссии происходящие на Западе глобальные изменения, к которым причисляются дискредитация авторитета и снижение доверия к традиционным институтам – государственным органам, партиям и т.д., а также рост неформальной протестной активности, рассматриваются через призму ценностной унификации – как инструмент внедрения в континентально-европейских субъектах западной цивилизации «широкого» либерально-социалистического консенсуса, свойственного государствам англосаксонского «глобального центра», замещающего обычное противостояние правых и левых.

Из этого следует, что две или несколько последовательных (без длительного ухода в латентную форму) проектных трансформаций, осуществленных с сохранением признаков основополагающей идеи (системы ценностей) могут образовывать преемственности, состоящие из родственных проектов разных порядков. Автор диссертации предлагает именовать такие преемственности «магистральными».

Разнопорядковые глобальные проекты в них как бы формируются один в другом, выделяясь по мере созревания. Поэтому вряд ли можно считать однопорядковыми ветхозаветный и христианский, христианский и капиталистический проекты (особенно с учетом увязки последнего с Реформацией и Просвещением), как о том пишут Хазин и Гавриленков. Сомнение вызывает и фактическое признание этими авторами мусульманского проекта равновеликим по отношению к западному и советскому, что по сути равнозначно отрицанию биполярности миропорядка, созданного во второй половине XX в. их конкуренцией. В целом из самого существования «магистральных» преемственностей следует, что процесс выделения побочных проектов носит не случайный, а закономерный характер, представляя собой механизм адаптации тех или иных систем к меняющейся среде.

Второй аспект, не позволяющий считать предложенные типологии глобальных проектов полными, - совокупность образующих цивилизацию социокультурных и технологических факторов, детерминирующих содержание соответствующих глобальных проектов. Упомянутая функциональная предрасположенность социокультурных факторов - религии и идеологии - к взаимному замещению дополняет вертикальную типологическую дифференциацию («основные» - «побочные») горизонтальной («религиозные» - «идеологические»). Из этого также следует, что основные проекты практически всегда связаны с религиозным началом; побочные, в зависимости от порядка, могут иметь как религиозную (конфессиональную), так и идеологическую природу. Побочные проекты, дающие начало «магистральным» преемственностям, автор именует «базовыми».

Третий аспект, на наш взгляд, связан с ограничением авторов типологии глобальных проектов анализом их генезиса с точки зрения сугубо легального институционального участия, без учета его взаимодействия с латентными и тайными институтами, осуществляющими деятельность в интересах либо внутренних, либо внешних цивилизационных центров. С точки зрения темы исследования особенно важен религиозный аспект тайного институционального участия, в рамках которого, как показывает опыт западных и восточных тайных обществ, традиционная догматика, как правило, претерпевает мистическую трансформацию, связанную с нетрадиционными верованиями и учениями – неоязычеством, оккультизмом, тантризмом и др., проявляющуюся в масонстве (особенно нерегулярном), иллюминатстве, нацизме, тоталитарном сектантстве. При тайно-институциональном участии определенная трансформация затрагивает даже католические ордена, которые либо также инкорпорируют оккультизм (тамплиеры), либо тесно взаимодействуют со спекулятивным масонством, объединяющим европейскую аристократию и правящие круги (Мальтийский орден), а также социальные и даже социалистические течения. (Так, часть членов ордена иезуитов в Центральной Америке выступила за объединение католицизма с коммунизмом и сформировала на этой основе так называемую «теологию освобождения», приняв активное участие в Сандинистской революции 1978 г. в Никарагуа).

Скорректированная и расширенная автором исследования типология включает четыре основных глобальных проекта – ветхозаветный (иудейский), мусульманский (исламский), монгольский (языческий), буддистский.

Внутри основных проектов по мере их кристаллизации и развития также обнаруживается и проявляет себя тенденция проектного генезиса. Так, ветхозаветный проект формирует побочный христианский проект; по мере углубления раскола между западным и восточным христианством, он трансформируется в два проекта – католический и византийский, каждый из которых выступает базовым по отношению к соответствующим «магистральным» преемственностям. (Более подробный анализ данной проблематики с точки зрения догматических расхождений западного и восточного христианства, выходящий за рамки темы исследования, содержится в трудах по истории Церкви, авторами которых являются Авцинова, Болотов, Дворкин, Карташев, Острогорский, Рэнсиман и многие другие авторы). Владимир Соловьев первым из отечественных мыслителей поставил в центр всемирно-исторического процесса противоборство западноевропейской и византийской «политических идей». Иван Ильин, Савицкий и Карсавин концептуально развили данную мысль применительно к революционной трансформации 1917 г. в России и ее последствиям. Западные источники обратились к данной проблематике лишь в годы холодной войны, рассматривая конкуренцию «магистральных» преемственностей через призму идеологического противостояния. Цивилизационный аспект в видение этого противостояния был внесен Хантингтоном и Эмаром; однако ими не конкретизировались его параметры: указывалось на фундаментальное разделение западной и восточной цивилизаций, без уточнения, идет ли речь обо всех восточных цивилизациях или только об одной из них.

Отмеченная Хазиным и Гавриленковым взаимосвязь проектных трансформаций с всемирно-историческим процессом требует их более тщательного исследования. В ходе него автором диссертации в частности выясняется, что «магистральная» преемственность, тесно связанная с западноевропейской и византийской, распространяется на коммунистический проект. Несмотря на зарождение коммунизма на Западе, его проектная реализация связана уже с проектными трансформациями на Востоке, прежде всего в России, а также в Китае и других государствах Юго-Восточной Азии.

Еще одна потенциальная «магистральная» преемственность, пребывающая в настоящее время в латентной форме, связана с исторической и проектной эволюцией мусульманского глобального проекта. В процессе трансформации мусульманского и буддистского основных проектов происходит также формирование соответственно суннитского и шиитского, а также конфуцианского (китайского), синтоистского (японского) и индуистского (индийского) базовых проектов. Кроме того, в качестве потенциально проектных рассматриваются африканская и латиноамериканская (ибероамериканская) цивилизации.

1. Особенности эволюции и проектные трансформации ветхозаветного (иудейского) глобального проекта. Появление, эволюция и раскол христианского глобального проекта; формирование «магистральных» глобально-проектных преемственностей.

Ветхозаветный (иудейский) глобальный проект, появление которого в идеальной стадии относится ко II тысячелетию до н.э., в процессе канонизации Ветхого Завета в VII в. до н.э. сформировал цивилизационную проектную идею – монотеизм, трансформировавшись таким образом в ветхозаветный проект. Главным его признаком с точки зрения темы исследования по-видимому следует признать мессианский характер, тесно связанный с представлениями о богоизбранности еврейского народа. Ввиду этого характерную черту данного глобального проекта проектный подход видит в рассогласовании его реализации в цивилизационной и геополитической сферах. Так, отсутствие утраченной к середине I тысячелетия до н.э. «опорной» государственности при наличии ярко выраженной проектной идеи порождает ее суррогат в виде представлений о глобальном единстве иудейских диаспор, имевшихся в большинстве крупных стран мира. Хазин, Гавриленков вслед за бывшим директором-распорядителем ЕБРР Аттали обращают особое внимание на воздействие, оказанное нормой ветхозаветного проекта на современную систему разделения труда, особенно в финансовом секторе.

Возобновление данного проекта, связанное с его возвращением в активную форму, обусловливается состоявшимся в 1897 г. в Базеле I Всемирным сионистским конгрессом, утвердившим в качестве официальной идеологии сионизм, основы которого были разработаны Герцелем и Нордау. В целом различные оценки сионизма как одновременно и политизированного иудаизма (Трофимова), и идеологии еврейского национального движения, содействующей иммиграции евреев в Палестину (Медведко), не содержат противоречия, ибо указанные авторы просто апеллируют к различным факторам - соответственно цивилизационному и геополитическому. В современных условиях проектная интеграция этих факторов подтверждается статусом иудаизма как государственной религии воссозданной в 1948 г. «опорной» государственности (Израиля), а также частичным восприятием после арабо-израильской войны 1967 г. частью его руководства эсхатологии христианского фундаментализма, связанного с евангелизмом - ответвлением протестантизма, получившим широкое распространение в США. История данного течения, уходящего корнями в конец XIX – начало XX вв., связана с деятельностью протестантских проповедников Скофилда, Грэма, Фолуэлла, британского политика Бальфура, а также Блэкстона, Линдси, других американских и британских политических и общественных деятелей. Геополитическая доктрина данного течения, наглядно демонстрируемая представлениями о неделимости Иерусалима, была воплощена в деятельности современных израильско-американских институтов - Комитета американо-израильских отношений (AIPAC) и Еврейского института проблем национальной безопасности (JINSA).

Исключительно важным для развития как пребывающего в латентной форме ветхозаветного проекта, так и будущей западной «магистральной» преемственности представляется кристаллизация в III-V вв. н.э. в процессе канонизации Талмуда мистического направления, связанного с Каббалой. Догматика мистического иудаизма соединяет монотезим с оккультизмом и во многом противоречит официальному иудаизму как идее глобального проекта, оказывая на него однако значительное влияние - во многом, за счет распространения сектантства, компенсирующего вплоть до середины XX в. отсутствие «опорной» иудейской государственности. Сочетание рационалистического и мистического направлений в иудейском модернизме, отделение которого от консервативного течения караимов, произошедшее практически одновременно с канонизацией Талмуда, можно рассматривать моделью взаимодействия легального и тайного институционального участия, которая впоследствии воспринимается англосаксонским «глобальным центром», формируя помимо легальных и тайных еще и латентные институты.

Сторонники конспирологического подхода, например Рид, настаивают на прямой преемственности масонства к иудаизму. С точки зрения темы исследования важно подчеркнуть, что такое утверждение не соответствует действительности, причем, по двум причинам: наличия более чем тысячелетнего разрыва между канонизацией Талмуда и появлением масонства, а также отсутствия в рассматриваемые времена сионистской идеологии, критика которой обычно ставится в центр любых теорий, апеллирующих к «всемирному заговору». Доказательством ошибочности данного подхода служит достаточно сложный и противоречивый характер взаимоотношений с масонством (особенно регулярным) наиболее близкого к Каббале хасидского направления в иудаизме, хорошо известный специалистам. Поэтому вопреки конспирологическим взглядам на самом деле имеет место не преемственность, а именно заимствование, посредническая роль в котором, как показывает историческая литература, принадлежит тайным институтам (орденам) католической папской государственности.

Выделяются два основных направления:

- средневековые рыцарские ордена, прежде всего орден тамплиеров (XII-XIV вв.), тесно связанный с историей крестоносного движения; как показывают источники, он заимствовал восточную оккультную, тантрическую духовную практику, соединяя ее с католицизмом; в начале XIV в. ответвления разгромленного во Франции ордена тамплиеров воссоздаются в Шотландии, Испании и Португалии;

- орден иезуитов (1534 г.), внесший в католическое богослужение тайную организацию и обрядность и благодаря этому установивший собственную, автономную от Римско-католической Церкви иерархию и порядок, основанный на абсолютном и безоговорочном подчинении Римскому папе (по сложившейся традиции, членами ордена по сей день является значительная часть епископата РКЦ).

Общепризнанным переломным моментом в развитии ветхозаветного проекта рассматривается выделение из него в I в. н.э., с появлением Нового Завета, христианского базового проекта, после которого оба проекта действовали уже самостоятельно, конкурируя друг с другом. Ввиду этого рассмотрение проектного развития и трансформаций христианского глобального проекта рассматривается отдельно от ветхозаветного.

Идеальная стадия христианского проекта ограничена историческими рамками от Р.Х. до обретения им в первой четверти IV в. «опорной» государственности – Римской империи. Проектная стадия связана с деятельностью императора Константина Великого. Наиболее важными в рамках проектного подхода по-видимому явились победа в гражданской войне с язычеством (324 гг.), превращение христианства в государственную религию (325 г.), перенос имперской столицы из Рима в Константинополь (325-395 гг.), раздел империи на Рим и Византию, последующее завоевание Рима варварами и выход его из-под суверенитета Константинополя. Не отклоняясь от темы исследования углублением в историю Церкви, соискатель тем не менее считает необходимым отметить, что завершение данной проектной трансформации связано с расколом между восточным и западным христианством, обусловленным как догматическими и организационными (статусными), так и политическими причинами. Важнейшим признаком византийской имперской иерархии служит разделение светской и духовной властей.

СПРАВКА (в тесте диссертации помечена сноской-звездочкой):

В отличие от Запада, где единственной апостольской кафедрой являлся Рим и действовал догмат о непогрешимости Римского папы, на Востоке функционирование духовных институтов осуществлялось в соответствии с принципом пентархии, предполагавшим согласование позиций различных апостольских кафедр, осуществлявшееся во время Вселенских Соборов. (С получением апостольского статуса Константинопольским и Иерусалимским патриархатами, возникла тенденция к перманентному увеличению их количества). При этом духовное верховенство Византии не признавалось Римом ввиду изначального отсутствия Константинополя в перечне апостольских кафедр, утвержденного I (Никейским) Вселенским Собором (325 г.), и потому обеспечивалось институционально – председательством византийского императора на Вселенских Соборах. Римские папы их как правило игнорировали, отправляя на них делегации, составленные из легатов, уступавших по уровню представительства другим апостольским кафедрам (конец справки).

В отличие от Византии, иерархия воссозданной в V-IX вв. Западной (Латинской) империи напротив отразила исторически противоречивый процесс конкуренции франкских и германских династий за влияние на Римско-католический престол и почти одновременное создание во второй половине VIII в. как Священной Римской империи Карла I Великого, освященной папством, так и Папской государственности. Полное разделение католического (латинского) и православного (византийского) проектов относится к 1054 г.; фактически же каноническое общение западной и восточных Церквей было прекращено после окончания в 787 г. эпохи Вселенских Соборов. Вследствие раскола единый христианский проект перешел в латентную форму с разделением не только Церквей, но и связанных с ними духовных культур и цивилизаций. Вовлечение в XI-XIII вв. Византийской империи в западную цивилизацию, обусловленное ее геополитическим противостоянием с мусульманским Востоком и закрепленное Лионской (1274 г.) и Ферраро-Флорентийской (1439 г.) униями, можно рассматривать в двух аспектах. С одной стороны, имело место частичное воссоединение христианского мира, распространявшееся с геополитической сферы на цивилизационную, сформировавшее западную цивилизацию в ее современном виде. С другой стороны, выступая проектным центром воссоединения, Римские папы скорее добивались не воссоздания единой христианской цивилизации и возобновления христианского глобального проекта, а лишь перевода в латентную форму конкурировавшего с ними византийского проекта.

Завоевание Константинополя мусульманами Османской империи развернуло интеграционные тенденции на Западе и Востоке, введя их в цивилизационное русло.

Во-первых, тем самым сформировались предпосылки для продолжения конкуренции христианских проектов ввиду создания в Москве нового православного проектного центра, что обусловливалось династической связью Руси с Византией и формированием концепции «Москвы – Третьего Рима». Цивилизационная оппозиция восточного и западного христианства, которую Савицкий объяснял чуждым православию характером западных ценностей, которые могут быть раскрыты только греко-романскими народами, не только углубилась, но и распространилась на геополитическую сферу.

Во-вторых, как тонко было подмечено еще Тютчевым, чрезмерная консолидация духовной и светской власти Римских пап обусловливала кризис католического проекта, проявивший себя в постепенном переводе противостояния между куриализмом и консилиаризмом (Базельский собор 1431-1449 гг.) в плоскость западно-христианского раскола - Реформации. (Вставка: куриализм – представление о верховенстве и неограниченности папской власти; консилиаризм – учение о приоритете соборов над римскими папами. – Авт.). Разделяясь по географическому признаку (протестантский север – католический юг), этот кризис распространился на геополитическую сферу, разрешившись Тридцатилетней войной (1618-1648 гг.). С точки зрения глобально-проектного подхода, данный военный конфликт представлял собой проектную трансформацию, равнозначную «магистральной» революции. Замещение католичества различными ветвями протестантизма (лютеранством, кальвинизмом и др.) сформировало условия для новых проектных трансформаций. Сложилась Вестфальская система, субъекты которой не только получили фактическую независимость от империи, но и продолжили борьбу с папством за упрощение ритуала и инвеституру – самостоятельную церковную кадровую политику. Таким образом, с фактическим распадом Священной Римской империи (XIII-XVII вв.) католический проект, вслед за византийским, лишился «опорной» государственности.

В-третьих, утверждение протестантизма сформировало благоприятные условия для эволюции взаимодействия легального и тайного институционального участия в XVI-XVIII вв., выраженной кристаллизацией в конце XIX в. первых латентных («элитарных») глобально-управленческих институтов.

В-четвертых, вовлечение Византии в западную цивилизацию привело к расширению экспансии мусульманского глобального проекта, создавшего на месте бывшего византийского проектного центра геополитический плацдарм его проектного конкурента в лице Османской империи.

Перенос византийского проекта в Россию углубил межпроектную конкуренцию христианских проектов. В связи с особой ролью и значением в ней Константинополя, следует обратить внимание на попытки возобновления византийско-константинопольской преемственности. Россией такая попытка, объясняемая идеями панславизма и всехристианского мессианизма, была предпринята в конце XIX – начале XX вв. (русско-турецкая война 1877-1878 гг., I мировая война). Запад, рассматривая данную преемственность как не византийскую, а греческую, увязывал ее с британской экспансией в зону средиземноморских проливов, а в настоящее время – с разработанным в конце 1980-х гг. планом возвращения Стамбулу названия «Константинополь» и учреждения в нем Вселенского Патриархата – самостоятельного теократического государства, аналогичного Ватикану.

СПРАВКА (в тесте диссертации помечена сноской-звездочкой):

Соответствующий законопроект, по свидетельству специализированного консультанта при военном командовании НАТО Стригаса, был разработан в Турции правительством Чиллер, но внесению его в качестве законодательной инициативы в 1990-х гг. воспрепятствовал ряд не уточняющихся им обстоятельств.

Из проведенного анализа следует, что в отличие от остальных проектов, переживающих длительные периоды пребывания в латентной форме, оба христианских проекта стали начальными звеньями наиболее продолжительных «магистральных» преемственностей.

Первая из них выглядит следующим образом: католический (латинский) проект – капиталистический (протестантский) проект – либеральный (империалистический) проект – западный (англосаксонский) проект. Как проектируемый в настоящее время рассматривается проект «Новый мировой порядок», детальный анализ основных аспектов которого представлен в первой главе данного исследования. Ниже будет показано, что попытки его реализации англосаксонским проектным центром Запада предпринимались, начиная еще с окончания I мировой войны.

Таким образом, базовая идея западной «магистральной» преемственности сформирована католическим (латинским) проектом, проявившим себя через соответствующую норму - «библейские заповеди». Последующие проектные трансформации осуществлялись поэтапно – от нормы к идее и обратно к норме и т.д. Первая трансформация, в ходе которой модернизации подверглась только норма - фактическая отмена запрета на ссудный процент (ростовщичество) при сохранении его в идее (протестантском догмате), - произошла в ходе Реформации и закреплена появлением протестантизма. Макс Вебер считал, что демонтировав аристотелевско-католическую доктрину, утверждавшую, что человеку не надо приобретать больше богатства, чем это необходимо для достойной жизни, религия (а точнее Реформация – Авт.) породила капитализм. При второй трансформации данная модернизированная норма, благодаря развернутой на ее основе промышленной революции, уже оказала обратное воздействие на идею. Так, идеология либерализма начала замещать христианскую религию в социокультурном факторе западного цивилизационного генезиса, что проявилось в секуляризации. В центр ценностной конструкции был поставлен этический принцип права частной собственности, распространяемой, как указывает ряд авторов, на личность индивида. Третья трансформация, закрепляя секуляризацию идеи (свобода, права человека, политическая демократия и др.), вновь оказала обратное воздействие на норму: технологический фактор цивилизационного генезиса был поставлен вперед социокультурного, что обеспечило формирование технологического общества, лидерство в котором перешло не просто к западной цивилизации, а к ее ядру в лице англосаксонского «глобального центра». Намечаемая четвертая трансформация по-видимому будет связана со следующим витком обратного воздействия нормы на идею: пересмотру скорее всего подлежат остальные «библейские заповеди»; на это в частности указывают планы формирования единой «новой мировой религии». Рядом авторов при этом указывается на фактический запрет на Западе общественного, а тем более научного обсуждения трансформации западной идеи при помощи так называемой «политкорректности». Так, еще Леонтьевым в XIX в. подчеркивалось, что свобода равенство, благоденствие на Западе принимаются мистически – «догматами веры», а окружающий мир уверяется в их «рациональности и научности».

Вместе с тем, Западом корректируется не идея полностью, а только соотношение религии и идеологии; стабилизирующим фактором во всех проектных трансформациях оставалась европейская культура. («Новый мировой порядок» скорее всего завершит осуществляемую трансформацию традиционной европейской культуры в «массовую» - примитивную по признанию даже Бжезинского).

Вторая «магистральная» преемственность, сформированная на основе перешедшего в латентную форму христианского проекта, следующая: византийский проект (базовый) – проект Киевской Руси – проект Московской государственности – проект Российской империи - советский проект. В рамки данной «магистральной» глобально-проектной преемственности укладывается возможная новая проектная трансформация, связанная с ее продолжением уже как современного российского глобального проекта.

Мыслителями евразийского направления отмечено, что российская базовая идея представлена сочетанием византийского духовно-культурного (цивилизационного) и монгольского военно-государственного (геополитического) начал. Ключевский указывал, что сформировавшаяся вследствие этого социальная структура русского общества XIV-XV вв. эволюционировала под воздействием проектных задач и государственной организации распадавшейся Золотой Орды от свободного «удельного» общества к обществу с доминированием «служилых» классов. «Неслужилые», «тягловые» классы при этом также имели возможности инкорпорироваться в «служилое» сословие.

В отличие от западной «магистральной» преемственности в России имело место не плавное, эволюционное проектное развитие, обусловленное попеременной модернизацией нормы и идеи, а скачкообразные проектные трансформации, которые происходили в революционном режиме: резкой модернизацией нормы и последующей возвратной адаптацией ее к базовым основам проектной идеи. Первая проектная трансформация, осуществленная крещением Киевской Руси, сформировала проектную идею как христианско-православную, образованную с участием ряда инкорпорированных в нее языческих норм. Вторая трансформация, связанная с идеей «Москвы – Третьего Рима», лишь усилила базовую идею прямой византийской преемственностью; модернизация нормы здесь была связана с формированием российской цивилизации, преемственной также по отношению к Золотой Орде. Третья (имперская) проектная трансформация, с одной стороны, внутренне расколола идею (церковный раскол XVII в.); норма была модернизирована рядом западных инноваций, трудно совместимых с идеей (введение высшего титула «император», фактическое подчинение Церкви государству и т.д.). С другой стороны, измененная норма не изменила идею, а адаптировалась к ней, не только сохранив, но и расширив свойственную идее систему ценностей. В цивилизационной сфере сформировалась многонациональная российская цивилизация, соединяющая славянско-православное и тюрко-исламское начала. Леонтьев, полемизируя с Владимиром Соловьевым, указывал на духовно-организующее значение и начало этого опыта в глобальных масштабах, способствовавшего геополитической проектной экспансии России в пределах евразийского «Хартленда». Реальное, причем революционное воздействие на идею было осуществлено лишь в четвертой трансформации – в рамках советского проекта. Новая коммунистическая идея благодаря сохранившейся норме адаптировала часть традиционной российской преемственности, обусловив отмеченную многими мыслителями национальную специфику русского коммунизма и соединив таким образом сразу две «магистральных» преемственности – российскую и коммунистическую. Как и в случае с западной «магистральной» преемственностью, решающая роль в сохранении основ проектной традиции принадлежала культуре.

Из приведенного анализа видно, что российская «магистральная» преемственность по проектным трансформациям несколько опережает западную; в случае ее возвращения в активную форму сформируется преемственность уже пятого поколения, что опровергает представление о России как о «догоняющей» цивилизации. В то же время, усиливающиеся вызовы, с которыми сталкивается Запад в процессе реализации проекта «Новый мировой порядок», также ставят вопрос об альтернативной проектной трансформации. Промедление с ней ввиду доминирования западной «магистральной» преемственности скорее всего не переведет ее в латентную форму (по крайней мере, сразу), но будет способствовать переходу в кризисную стадию, угрожающую коллапсом всей современной мировой системы разделения труда, а, следовательно, глобальным экономическим и политическим кризисом.

В дальнейшем, в целях терминологического упрощения характеристики рассматриваемых «магистральных» проектных трансформаций, автором диссертации будут применяться сущностные наименования глобальных проектов - «западный (англосаксонский)» и «российский». Применительно к периоду 1917-1991 гг., связанному с превращением России в «опорную» государственность коммунистического глобального проекта, российский глобальный проект будет именоваться «советским».

***

Итак, традиционный «разбор» пройденного.

В работе – и это авторское ноу-хау – выведены закономерности формирования и структура цивилизационных проектов. Для обозначения нескольких проектов, последовательно перерождающихся (переходящих) один в другой, в работе введен термин «проектная преемственность»; основные такие преемственности, характеризующиеся фактической непрерывностью на длительных исторических отрезках и относящиеся в основном к проектному противостоянию России и Запада, я называю «магистральными». А процесс перехода от одного к другому проекту в рамках единой преемственности, в диссертации получил название «проектных трансформаций». При этом процесс такой трансформации представляет собой выделение побочных проектов на второй, что предпочтительнее, или третьей стадиях эволюции цивилизационного проекта (см. предыдущую часть материала).

При этом важно показать, как практически работает взаимное дополнение/замещение друг другом религии и идеологии, поскольку именно вокруг этого в «комментариях» к предыдущему материалу и развернулась дискуссия. Вот как об этом написано в работе: «…Основные проекты практически всегда связаны с религиозным началом; побочные, в зависимости от порядка, могут иметь как религиозную (конфессиональную), так и идеологическую природу…».

Суммируем примеры из работы. Выделение христианства, породившее ОБЕ «магистральных» проектных преемственности – западную и российскую, которые в этом превзошли ветхозаветный, иудейский проект, доказав самостоятельность от него, имеет религиозные корни. Иначе говоря, самостоятельность христианского проекта, исторически и генетически тесно связанного с иудейским, подкрепляется и поддерживается как раз противостоянием с ним; другим фактором здесь служит и двойственность самого иудейского проекта (монотеизм традиционного иудаизма – каббалистический политеизм). (Другое дело, что в рамках экуменического процесса самостоятельность христианства обращается вспять как протестантскими центрами, включая Всемирный совет церквей, так и Римско-католической церковью; воссоединяется и иудаизм, все более модерирующий деструктивные изменения в христианстве).

А вот выделение из очевидно религиозного (точнее, конфессионального) российского имперского проекта советского Красного проекта – это пример идеологической проектной трансформации христианской традиции. И новое в этом проекте «устаканилось», придя в соответствие с окружающей действительностью и историческим бэкграундом России, только тогда и в той части, в которой перестало отвергать традицию, повернувшись к ней лицом и впитав определенную часть этой традиции.

Как ни парадоксально – в рамках проектной теории это понятно – именно взаимное влияние (дополнение) православия и коммунизма породило проектный феномен СССР как мировой сверхдержавы; ни одному из этих начал по отдельности такое было не под силу. Это доказывается как дореволюционным, так и постсоветским отставанием России, а также проблемами позднего НЭПа.

Еще в работе показано, что любые отступления от «магистрали», в том числе нынешние, связанные с секуляризацией и злокачественным оккультным перерождением христианской традиции, являются прямым следствием вмешательства в исторический процесс тайных институтов – масонства и проложивших ему путь протестантизма и католических орденов. В связи с этим представляются как минимум непонятными предпринимаемые в «комментариях» настырные попытки доказать кажущуюся «вредность» традиционных религий. Поневоле к «комментаторам» возникает деликатный вопрос: не пытаются ли они таким образом подменить традиционную религиозную духовность оккультным, масонским или даже нацистским суррогатом? Вопрос этот особенно актуален в связи с известным афоризмом Гитлера, считавшего, что «есть только одно место под солнцем: мы (нацисты. – Авт.), масоны или церковь». На самом деле, правда, Гитлер ошибался: сегодняшние деструктивные тенденции, наблюдаемые в западном христианстве, которые экуменисты в нашем церковном руководстве пытаются распространить и на РПЦ, сумели соединить в этом «одном месте под солнцем» все три составляющих – экуменическую, масонскую и нацистскую. И это – очевидная примета нашего времени, которую вульгарные атеисты, упершиеся в потерявший прежнюю актуальность «основной вопрос философии», явно недооценивают.

Немного забегая вперед, отметим, что российско-западную проектную конкуренцию, в ходе которой каждый из этих субъектов прошел по три проектных трансформации, образовав магистральные преемственности из четырех проектов, автор признает главным содержанием всей второй половины второго тысячелетия н.э. (от Р.Х.). Кроме того, что важно: факт двойной российской проектной преемственности, берущей начало от византийского проекта, который, собственно, и оформил раскол христианства, разорвав с проектной преемственностью Запада.

В связи с этим первое, пока не замечание, но уточнение к работе с позиций сегодняшнего дня выглядит так: порядок, особенности и, главное, динамику взаимодействия проектов западной и российской «магистральных» проектных преемственностей нужно было уточнить. Как и в случае с глобализацией – глокализацией, это успешно проделано за прошедшие годы, что выражается в следующей схемой:

двойной клик - редактировать изображение

Идем далее.

Специфичность генезиса христианского проекта побуждает высказать главное критическое замечание в адрес собственной диссертационной работы. Если отмотать десять лет назад, с позиций сегодняшнего дня, я бы указал на эту двойственность по отношению к иудаизму, отметив, что как это обстоятельство, так и, главное, результаты проектного развития (две «магистральных» преемственности!) побуждает к тому, чтобы расширить христианством перечень основных цивилизационных проектов. Еще раз: Христианский проект – не побочный, а основной, в работе мною была допущена ошибка, обусловленная однозначностью суждений. Доказать справедливость самостоятельности христианства – не исходной, но приобретенной - можно как раз с помощью коммунизма, который оказался вполне совместим с российской «магистральной» преемственностью христианства, но при этом остался фундаментально несовместимым с иудаизмом. Даже условно социалистические элементы в иудейском проекте – и на Западе (Ротшильды и лидеры сионизма), и на Востоке (Троцкий и троцкисты) – всегда тяготели к некоей казарменности. Или, метафорически, занимались подавлением духа и содержания в пользу воли и формы.

Еще один, третий критический штрих к этому параграфу касается двустороннего генезиса иудейского проекта. В работе указывается на политизацию иудаизма, различные варианты которой – левый (иммиграция евреев в Палестину) и правый (идеи глобального контроля) привязаны соответственно к геополитическому и цивилизационному факторам. Это верно, но не полно. В процессе работы автор еще не выкопал тогда информации о правом перевороте, который произошел в Сионистской организации на XI конгрессе в Вене (1913 г.). После I конгресса в Базеле (1897 г.) в организации, с подачи ее организатора Теодора Герцля, возобладал «революционный» подход к политизации иудаизма, в русле которого шли вопросы, связанные с иммиграцией евреев в Палестину; на XI конгрессе он был переигран: приоритетом сионистского движения была однозначно заявлена иммиграция. Все остальное было выведено во второстепенное. Ввиду разночтений и мифов, существующих в патриотической среде по данному вопросу, рассмотрим его подробнее. Чтобы не рассуждать «на пальцах», приведу соответствующие выдержки из первоисточника, который наши оппоненты оспорить не смогут, – Электронной еврейской энциклопедии.

«1-й Сионистский конгресс проходил в Базеле…29–31 августа 1897 г. (первоначально планировалось провести конгресс в Германии, в Мюнхене, однако это оказалось невозможным из-за противодействия ортодоксальной общины города…; на нем присутствовали 204 делегата из 17 стран. Председатель - Т. Герцль. В своем вступительном слове он сформулировал основные принципы политического сионизма и кратко определил главную задачу конгресса - “заложить краеугольный камень дома, который станет убежищем для еврейского народа”. С обзором положения евреев в странах диаспоры выступил М. Нордау (такие же обзоры он сделал и на нескольких последующих конгрессах)… Об исторических корнях и экономических основах сионистского движения шла речь в докладах Д.Ц. Фарбштейна (1868–1953) и Н. Бирнбаума. Сообщения о еврейских поселениях в Эрец-Исраэль (Палестине. – Авт.) сделали Я. Бернштейн-Коган и А. Розенберг (1858–1928)…».

«11-й Сионистский конгресс. Вена, 2–9 сентября 1913 г. 539 делегатов. Председатель — Д. Вольфсон. В работе конгресса впервые не участвовал М. Нордау; в приветственном письме делегатам он обвинил руководство Сионистской организации в отходе от линии Т. Герцля. С докладом о еврейском поселенчестве в Эрец-Исраэль выступил А. Руппин; несмотря на возражения сторонников “политического сионизма” (указывавших, в частности, на убыточность подавляющего большинства новых поселений), по этому докладу была принята резолюция, требовавшая продолжения поселенческой деятельности в соответствии с принципами, выработанными на предыдущих конгрессах… Участники конгресса одобрили также - впервые в истории сионистского движения - резолюцию о том, что каждый его участник обязан “сделать план переселения в Палестину частью своей жизненной программы”».

Сравниваем два эти фрагмента и видим, что, во-первых, на XI конгрессе «генеральная линия» Сионистской организации действительно была изменена, причем вопреки сопротивлению оставшихся сторонников Герцля. Вместо «широкого» охвата (повлиявшего в том числе на позицию и кадровый состав европейской социал-демократии), «политический сионизм» сосредоточился на репатриации евреев в Палестину. Во-вторых, эти перемены произошли со смертью Герцля. Кем его заменили, и с чем это было связано?

Для этого обратимся к книжке Алекса Фрида, одного из биографов клана Ротшильдов, «Ротшильды. История семьи», выпущенной в 2012 году в Ростове-на-Дону издательством ISRADON. Обращаю внимание: это факты, которые проливают свет на многое, поэтому попрошу набраться терпения. «Осенью 1882 года положение первых поселенцев, приехавших в Страну Израиля…, было критическим с точки зрения финансового положения. Тогда раввин Ш. Могилевер отправился в Париж к барону Ротшильду за помощью… В то время барон Эдмонд, молодой элегантный человек 36 лет, пользовался уважением в аристократических кругах Парижа, где он зарекомендовал себя большим знатоком искусства. Казалось бы, ничего не способствовало тому, чтобы он занялся делами Эрец-Исраэль. Тем не менее, барон откликнулся на просьбу. С этого момента и до самой смерти он отдает свое время и деньги развитию сельского хозяйства Эрец-Исраэль…

Из-за непреклонности, с которой Эдмонд Ротшильд стремился доказать всему миру, что евреи могут не хуже других существовать собственным производительным трудом, он оказался в конфликте едва ли не со всеми, кто прямо или косвенно был причастен к созданию поселений: с самими поселенцами, с сионистским движением, а также с большинством остальных членов своей уважаемой семьи. Конфликт с поселенцами был во многом обусловлен изначальной твердой установкой “не позволить бездельникам и крикунам погубить начатое дело”. С самого начала он согласился взять поселенцев под свое покровительство только при условии строгой дисциплины и беспрекословного выполнения распоряжений… Конфликт с сионистским движением был также обусловлен тем, что Ротшильд увидел в нем угрозу для своей миссии в Эрец-Исраэль…

Единственная встреча с Теодором Герцлем, на которую Ротшильд согласился крайне неохотно, состоявшаяся 18 июля 1896 года, не привела к взаимопониманию. Когда Герцль решительно потребовал от барона финансирования массовой репатриации в Эрец-Исраэль, и получения от турецкого султана разрешения на еврейское заселение Палестины, Ротшильд не счел нужным скрыть, что расценивает пламенные призывы Герцля как пустую риторику. Теодор Герцль до самой смерти проводил в сионистском движении линию противостояния Ротшильду, утверждая, что его поселенческая деятельность бесполезна, а Ротшильд и после смерти Герцля отказывался от сотрудничества с сионистами.

Лишь незадолго до начала Первой мировой войны, когда сионисты непосредственно познакомились с деятельностью Ротшильда в Эрец-Исраэль, а барон Ротшильд – с деятельностью сионистов, обе стороны убедились, что они, в сущности, движутся в одном направлении. Тогда Ротшильд впервые вошел в контакт с сионистами, встретившись с их лидером Хаимом Вейцманом, и поддержал его план основания в Иерусалиме Еврейского университета.

Сближение Ротшильда с сионизмом происходило затем так стремительно, что свой четвертый визит в Эрец-Исраэль осенью 1914 года он нанес не столько в качестве “известного покровителя”, сколько как “известный любитель Сиона”, а на состоявшейся вскоре встрече с Вейцманом выразил решительную поддержку идеи создания в Стране Израиля независимого еврейского государства» (С. 87-90).

Что получается? А вот что. Правый переворот на XI сионистском конгрессе в Вене приходится как раз на сближение нового руководства Сионистской организации с Эдмондом де Ротшильдом; поэтому и произошла ревизия линия Герцля. И с этого момента клан Ротшильдов неотделим от сионистского движения. Со всеми вытекающими отсюда последствиями для глобальных политических раскладов, прошлых и нынешних. И доказывать это нужно, но серьезно, на документах и исторических свидетельствах, в том числе вполне комплиментарных к сионизму и Ротшильдам, делая из них собственные выводы. Конспирологический уклон (сплетни, слухи, фильмы и пр.) в подобных исследованиях ведет в тупик, компрометируя не только конкретных конспирологов, но и саму тему, которую с большим трудом приходится выводить из маргинальных в научно признанные. (В этом, собственно, и состояла главная цель диссертации).

Что еще важно? В диссертации подчеркивается, что после разрыва с иудаизмом христианства и его выделения в собственный проект, в самом иудаизме произошел двойственный раскол III – V вв. н.э., связанный с канонизацией Торы и Талмуда. Именно в результате этого раскола в рамках одного ветхозаветного проекта возникли как традиционное, монотеистическое, так и каббалистическое направления (последнее – с сильным влиянием восточной, политеистической, традиции и оккультизма). Это и есть первый в истории, оформленный организационно и методологически, подход к «двойным стандартам», которые сегодня являются основой не только поведения Запада, но и заложены в фундамент международного права (исключающие друг друга принципы самоопределения и территориальной целостности в Уставе ООН).

Иначе говоря, для проектного противостояния христианству иудаизм пошел на крутую внутреннюю трансформацию; этот многовековой процесс близится к завершению как раз в наши дни. Католический Рим, не говоря уж о протестантском Всемирном совете церквей, в процессе масонской секуляризации сблизились с иудаизмом уже до уровня «иудео-христианства». Отсюда «ниточка» нашего анализа перекидывается за океан, в современные США, где «политический сионизм» под видом учения «христианского сионизма», вместе с крайним либерализмом и троцкизмом, составил основу неоконсервативного учения. И именно неоконы в 2003 году устами Дж. Буша-младшего провозгласили «глобальную демократическую революцию», с последствиями которой в виде «арабской весны» Россия разбирается сейчас в Сирии.

В этот, по сути антихристианский, альянс западного христианства с иудаизмом отчаянно втягивают РПЦ, среди нынешнего священноначалия которой пышным цветом расцвели экуменические тенденции. И делают это с полным пониманием, что за церковью «должно» последовать и государство.

Этому нужно противостоять всеми силами, но не отгораживаясь от церкви, а вникая в эти расклады. И действуя лучше всего изнутри. Поэтому принципиально неверной выглядит позиция тех, кому «на все на это наплевать». Ибо «наплевав», можно в очередной раз «прощелкать» будущее страны.

1.0x