Авторский блог Виктор Хохлачев 10:59 11 сентября 2018

Танцующая лисичка

короткий рассказ

Неисповедимы пути… В начале семидесятых в Благовещенске сгорела спичечная фабрика «Искра» и весь Советский Дальний Восток, на пару, другую месяцев, перешёл на экспортные спички «Dancing Foxes», название которых можно перевести с английского, как «танцующие лисички». Через десять лет я вновь увидел такие в Кабульском дукане и купил, на удачу, несколько коробок с теми же желтыми этикетками. Поскольку я так и не обзавелся ни одной из вредных привычек, известных человечеству, спички быстро разошлись по курящим товарищам, а мне осталось только воспоминание об истории с ними связанной.

В отличие от наших привычных, копеечных коробок, эти стоили полторы, но вмещали не 61-62 спички, а всего 28. Коробка была тоньше, а спички толще и длиннее. Зажечь такую можно было просто чиркнув о рукав. Они не ломались, горели долго и не гасли на ветру. Естественно, что в карманах гарнизонных пацанов «лисички» на время потеснили всю остальную пиротехнику. Не стал исключением и я.

В один солнечный, но очень ветреный, осенний день - эти обстоятельства спасли мне жизнь. Тогда, после занятий в школе, мне пришлось выйти на «путик». Это такой маршрут вдоль которого ставят ловушки на пушного зверя. С установкой всегда можно повременить, а вот с проверкой, никак. Ветер, дождь, снег, а идти надо! Это был, как раз, тот случай, когда надо.

Главными объектами промысла были норка и колонок - злейшие враги местных курятников. Особливо по первому снегу. А случался он в те поры, много лет к ряду, в ночь с пятого на шестое ноября. Так что, к столу на седьмое, найти в городке живую курицу было уже трудно.

В принципе тамошние мужики добывали и выдру. Но, из уважения к безобидному и веселому нраву этих зверьков, никогда на них не охотился и, что уж теперь греха таить, даже снял как-то пару чужих капканов, поставленных на неё.

Вся эта живность в изобилии водилась по берегам ручьев и речушек, поэтому маршрут мой, как раз и лежал вниз по извилистому руслу, обмелевшего в эту пору, ручейка, вплоть до места его впадения в залив Петра Великого. Предлежащий участок пути поровну делила железная дорога, идущая в пограничный с Кореей Хасан, через, стоящий на одной «ноге», железнодорожный мост. Двумя пролетами, как руками, он, будто пропуская ручей в широкую, поросшую камышом пойму, упирался в края высоченной насыпи, не давая им сомкнуться.

Подгоняемый в спину ветром, я прошел под ним через «сухие ворота» и углубился в поросший камышом кочкарник. Кочки, черными, в полтора обхвата, столбиками, на метр и более, торчали из влажного войлока корней, ковром устилающих всю низину, а верхушки их были увенчаны плотными снопами сухого, как порох четырёхметрового тростника, шуршащего на ветру миллионами стеблей. Вот между ними, вдоль ручья, я и подирался к самой середине зарослей. Моей целью было одинокое дерево и до него оставалось, всего-то, метров пятьдесят, когда за спиной, по «железке» загрохотал тепловоз, оставляющий за собой шлейф сизого дыма. Он полным ходом шёл к станции, до которой оставалось еще километра три…

На подходе к мосту, крышу локомотива уже лизали небольшие языки пламени, а, на укутанные одеялом дикого горошка, склоны насыпи сыпались искры и какие-то горящие куски ткани, похоже выброшенные наружу машинистами. Сквозь камыш видно было плохо, но ветер быстро донес до меня запах горящей травы. Дело было худо…

Несколькими днями ранее, стоя на вершине господствующей сопки, я, как с балкона в театре, наблюдал подобный пал. Он также начался от железной дороги. Полоса огня, достигавшая в глубину полусотни метров, обошла меня справа и широким фронтом вырвавшись из распадка, со скоростью несущего её ветра, устремилась вверх по склону, натягивая чёрное одеяло гари на лежащий внизу полуостров. Когда километровая стена черного дыма, как кулиса, закрыла от меня горизонт, на авансцене разыгрался заключительный акт трагедии. Огонь запер на полуострове небольшое стадо пятнистых оленей и они, пытаясь уйти от него десятиметровыми прыжками, взлетали над полутораметровой щетиной сухой травы, но, имея фору метров четыреста, не успели промчаться и двух сотен. Пламя было в три раза проворнее.

Обгорелые туши этих оленей и вспомнились мне, когда на ветру затрещал горящий камыш и в небе, и над ним, заплясали огненные протуберанцы. Бежать в кочкарнике было невозможно, да и некуда. От огня меня отделяло метров двести пятьдесят. Скорость ветра метров двенадцать, пятнадцать и простенький подсчет на наихудший случай говорил, что жарко мне станет уже секунд через двадцать …

В два шага перемахнув ручей, на ходу хлопаю себя по внутреннему карману телогрейки. Лисички отзываются приглушенным шорохом. Загребаю камыш в охапку и валю по ветру, трамбуя его всем телом. Спичка воспламеняется с одного чирка. Сера на головке еще не успевает прогореть, а камыш уже вспыхнул и затрещал. Валю на пламя еще пару снопов и плюхаюсь спиной в ручей. Воды нет даже по щиколотку. Пока вымачивался, катаясь в узеньком русле по донной гальке, пламя уже поднялось стеной и лавиной ринулось по ветру, освобождая предо мной, метр за метром, дымящую гарь. Медленно, очень медленно… Задыхаясь и заливая слезами спекшиеся ресницы, в едком горячем дыму продвигаюсь вперед меж дымящимися кочками, то прикрывая лицо, то сбивая с кочек остатки огня мокрым вещмешком, набитым капканами и приманкой.

Так, подгоняемый адской метелью из пепла и горящих листьев, поднятой позади огненным смерчем, я оказался между двумя стенами огня. Та, спасительная, к которой я жался со всей страстью, медленно отступала, другая, с треском и воем, выбрасывая вперед гигантские языки пламени, сама стремилась обнять меня сзади.

Но когда между мной и преследовательницей оставалось максимум метров пятнадцать, уже лысого, дымящегося, а местами и догорающего кочкарника, она, вместе с пищей для огня, потеряла ко мне всякий гастрономический интерес.

Тогда, догоняя мою спасительницу, одно крыло пламени буквально метрах в шести семи стало обходить меня слева, другое справа. А я, черный от дыма и пепла, в парящем от жара мокром ватнике и подпаленной меховой шапке, побрел назад, к ручью. Огонь, завывая от нетерпения, покрыл бы это расстояние максимум за две секунды, но одна маленькая лисичка, сгорев сама, выиграла у него для меня этот чуток, благодаря которому я не сгорел заживо. Другая спичка уже не оставила бы мне ни одного шанса.

1.0x