Каждое нормальное государство должно уметь себя защищать. Это непререкаемое право распространяется не только на врагов внешних, но и на внутренних. История России учит, что никаких исключений тут нет и быть не может. Только за ХХ век наша странна дважды становилась жертвой зревших в недрах элиты заговоров, ставших причинами страшных революционных потрясений.
Когда нельзя, но очень хочется…
Не пытаясь охватить всю многослойную систему госбезопасности, предлагаю рассмотреть ушедший не так давно в прошлое, но исправно служивший не одну сотню лет «дедовский способ» оперативного добывания информации об антиправительственной деятельности. Речь пойдёт о перлюстрации на примере конца XIX - начале ХХ века.
Если кто-то не знает, то это означает просмотр личной пересылаемой корреспонденции, совершаемый втайне от отправителя и получателя. Этим перлюстрация отличается от, например, военной цензуры, которая получает право вскрывать письма на основании законов военного времени. Ключевое отличие в слове «втайне». Бесполезным будет искать какие-то законные обоснования для этого в общем-то незаконного тайно-действа. По крайней мере до конца XIX века.
Интересоваться перепиской персон, представляющих дипломатический или государственный интерес стали задолго до всеобщей грамотности или появления пресловутых «прав человека». Из более позднего, например, известны подобные случаи времен правления Елизаветы Петровны или Павла Первого. Тогда перлюстрации подвергалась диппочта французского и английского посланников, что повлекло за собой кардинальный поворот во внешней политике России, стоившей жизни последнему.
Семейный подряд
Но вернемся к заявленным временам, 80-м годам XIX века. После убийства в результате теракта Императора Александра Второго в марте 1881 года, вышел секретный указ вступившего на престол Его сына – Александра Третьего: о внесудебном просмотре почтовой корреспонденции. На основании его, на почтамтах Петербурга, Москвы, Варшавы, Одессы, Киева и еще нескольких крупных городов Империи, вводились пункты перлюстрации (ПП), которые скоро окрестили «чёрными кабинетами».
Из себя они представляли укромные, изолированные со всех сторон комнаты, не доступные не только для работников почты, включая почтмейстера, но и для любого другого постороннего лица, даже самого высокого ранга. Например, офицеры жандармского корпуса не могли попасть в ПП без особого на то разрешения начальства. Следует напомнить, что почта входила тогда структурно в состав МВД, поэтому никаких межведомственных согласований не требовалось. Достаточно было царского указа и внутрислужебных циркуляров.
На должность перлюстраторов назначались гражданские чины Департамента полиции, дававшие соответствующую подписку и имевшие доступ к высшей степени гостайны. Поэтому случайные люди заведовать «чёрными кабинетами» не могли. Тем не менее, досадные проколы случались. К ним можно отнести переход в стан революционеров после своей отставки Леонида Меньщикова, заведовавшего московским ПП с 1903 по 1907 год.
И всё же, с учётом специфики службы, кадровая текучка здесь была сведена к минимуму. Назначенный на эту должность чиновник, как правило, трудился здесь до своей смерти. А заменял его на посту чаще всего сын или близкий родственник. К началу ХХ века сложились целые династии хозяев «чёрных кабинетов», родоначальниками которых были О.Вейсман, В.Яблочков и К.Зиверт. Легендой службы стал племянник жены Вейсмана, К.Мардарьев свыше 35 лет возглавлявший «чёрный кабинет» Главпочтамта столицы, дослужившийся к февралю 1917 года до высокого чина статского советника.
Были среди людей этой редкой профессии и свои рационализаторы. Им стал, например, В.Кривош, предложивший вскрывать письма с помощью специального приспособления, типа нынешних электрочайников и тонкой иглы. Он придумал так же новую технику изготовления смесей для сургучных печатей.
«Маньяки своего дела»
В обязанности перлюстраторов входила сортировка «нужных писем». А «нужность» и их степень определялась лично директором Департамента полиции. Некоторые из почтовых отправлений, корреспонденты которых, например, лишь подозревались в неблагонадёжности, или письма тех, кто уже находились в оперативной разработке, хозяева «чёрных кабинетов» имели право вскрывать сами. Наиболее важные передавались в местное Охранное отделение нераспечатанными.
Во всей Империи лишь двум лицам гарантировалась полная тайна переписки – это сам Император и Министр внутренних дел. Даже письма самого директора Департамента полиции де юре подлежали в случае необходимости вскрытию по прямому указанию министра. Согласно инструкции Департамента, находящиеся в разработке люди определялись по адресам, а письма подозреваемых в неблагонадёжности вскрывались главным образом на основании почерков корреспондентов. Для этого нужно было обладать воистину феноменальной памятью и чутьём.
Вскрывались письма самым простым способом – над паром. Затем они в случае необходимости перефотографировались и анализировались на наличие тайнописи. И при обнаружении её следов бумага обрабатывалась специальным кислотным составом. Если письмо при этом не повреждалось, сохранив свой прежний вид, то направлялось ничего не подозревавшему адресату со всеми вытекающими для него последствиями. Если тайнопись не удавалось разобрать, то письмо попадало в руки другого специалиста – дешифровщика. Это были не менее интересные люди, часто настолько посвящённые делу, что их смело можно назвать настоящими трудоголиками.
Про одного из таких сотрудников - Ивана Зыбина, ставшего легендой дешифровки, так отзывался в своих воспоминаниях жандармский генерал Павел Заварзин: «Он был фанатиком, чтобы не сказать маньяком, своего дела. Простые шифры он разбирал с первого взгляды, зато более сложные приводили его в состояние, подобное аффекту, которое длилось, пока ему не удавалось расшифровать документ».
Этот столь ценный сотрудник заведовал 5-м отделением Особого отдела ДП МВД, занимавшимся перлюстрацией писем и их расшифровкой. На курсах штаба Отдельного корпуса жандармов он читал лекции по шифрам и секретной переписке. Что и говорить, он был очень ценным сотрудником для МВД. Характерно, что после октябрьского переворота Зыбина пригласил на службу в ВЧК, якобы сам Дзержинский. Правда дальше его следы теряются в недрах Лубянки. Может быть, не сработались?
Без права переписки
Не оставляет сомнений, что большевики хорошо знали, чем занимались перлюстраторы, поскольку в большей степени пострадали от их деятельности. Именно на них, как членов наиболее радикальной революционной партии и были прежде всего направлены усилия политической полиции, которые дали свои результаты. В феврале 1917-го все лидеры большевиков находились под плотным колпаком сотрудников охранного отделения: в ссылках, тюрьмах или скрывались в эмиграции.
Однако в поле зрения полиции, благодаря ПП, оказались революционеры более высокого ранга из числа думцев, генералов, членов правительства и даже царских родственников. Как вспоминал бывший начальник Петербургского охранного отделения генерал Константин Глобачев, у него на руках имелись пофамильные списки заговорщиков, которые попали к нему не без помощи сотрудников «чёрных кабинетов».
Исправно работали и их московские коллеги. Вот как о их деятельности в своих мемуарах отзывался бывший сотрудник Московского охранного отделения, жандармский полковник Александр Мартынов: «В 1916 году примерно в октябре или ноябре, в так называемом «чёрном кабинете» московского почтамта было перлюстрировано письмо. Смысл заключался в следующем: сообщалось для сведения московским лидерам Прогрессивного блока (или связанным с ним), что удалось окончательно уговорить Старика, который долго не соглашался, опасаясь большого пролития крови, но, наконец, под влиянием наших доводов сдался и обещал полное содействие».
Остаётся добавить, что под этим псевдонимом (скорее, революционной кличкой) скрывалась ключевая фигура антиправительственного заговора – начальник штаба Ставки Верховного главнокомандующего, генерал Михаил Алексеев.
С помощью ПП собрали компромат и на дядю царя – Великого князя Николая Николаевича (младшего), стоявшего во главе Армии в начале войны, но сосланного в почётную ссылку на Кавказ, после череды неудач и поражений на фронте. Он, как минимум знал о зреющем заговоре, но промолчал.
Трудно рационально объяснить, почему, обладая скрупулёзными данными о столь высокопоставленных участниках заговора, держа все нити в руках, руководство полиции и МВД не предпринимали решительных мер по их аресту или нейтрализации. Быть может среди заговорщиков были и сами высшие чины министерства, отвечающего за внутреннюю безопасность, о чём писала газета (см. статью «Один против парламента» №6 газеты «ВПК»)? Но, как мы помним, инструкциями было запрещено перлюстрировать письма министра.
