В десятом номере газеты «Завтра» за текущий год вышла моя статья о последних двух годах жизни Якова Джугашвили, о лживых «расследованиях» отечественных и западных СМИ либерального толка обстоятельств пленения и жизни в плену старшего сына Сталина.
В числе откликнувшихся на эту статью была внучка выдающегося дипломата, министра иностранных дел РСФСР (1982-1990 гг.) Владимира Михайловича Виноградова – Анна Виноградова.
Считаю своим долгом опубликовать это письмо практически целиком:
«Уважаемая Наталия, в связи с Вашей статьёй в последнем номере "Завтра", прилагаю отрывок с рассказом очевидца о судьбе Якова Джугашвили. Он взят из книги моего дедушки Виноградова В.М. «Дипломатия: люди и события. Из записок посла»
- М.: РОССПЭН, 1998. – см. стр. 368:
На Кише однажды меня принимал по деловому вопросу шах, прислав для этого в Тегеран свой маленький реактивный самолет.
В другой раз мы с женой получили персональное приглашение от Двора присутствовать, так сказать, при открытии этого развлекательного комплекса. Оказалось, что из иностранных послов был приглашен также только посол Франции с женой.
Прибыв в Тегеранский аэропорт, откуда должен был отправиться специальный самолет «Боинг-727», мы обнаружили большую группу приглашенных с той же целью иранцев. Здесь были наиболее влиятельные сановники Двора, министры, самые крупные деятели иранского делового мира. Через полтора часа лета мы уже были на Кише. За день до нас туда же совершил специальный рейс из Парижа «Конкорд» с высокопоставленными гостями из Франции, а также с кучей манекенщиц из самых известных французских салонов мод. (Вот почему, видимо, пригласили.французского посла, но мы недоумевали, по какой причине пригласили нас?!)
Вечером, когда, побродив по острову, налюбовавшись действительно прекрасными картинами заката на море, мы вернулись в гостиницу и уселись в укромном уголке в ресторане, чтобы поужинать, нас разыскали протокольные чины и попросили срочно перейти в другую, особую комнату, у дверей которой толпилась, наступая в буквальном смысле на пятки друг другу, разодетая знать, но туда впускали только немногих. Здесь расположились те, которых пригласила шахиня, в числе их оказались и мы.
Нас провели к небольшому столу, за которым сидела шахиня, мое место оказалось рядом с ней. В ходе ужина познакомились с другими сотрапезниками. Некоторых мы знали — мать шахини Диба, брат шаха Голям Реза с женой, жена премьер-министра Амузгара, французский посол с женой. С другой стороны шахини, как выяснилось, сидел герцог Орлеанский (есть, оказывается, и такой потомок древней французской семьи), его жена — герцогиня Орлеанская была моей соседкой. Напротив меня сидел' пожилой мужчина в нарочито небрежной одежде, которую в таких случаях позволяют себе только очень богатые люди — в темно-синем вельветовом пиджаке и мятой голубой рубашке. Завязался разговор, из которого я узнал, что это — барон Ротшильд, один из представителей, старинной банковской семьи. Барон в разговоре вставлял некоторые русские слова, и я поинтересовался, откуда он их знает. У него были интересные моменты в биографии. Во время немецкой оккупации в годы Второй мировой войны барон был интернирован, сидел в одной камере с сыном известного французского социалиста Леона Блюма. Однажды к ним в камеру привели третьего узника — это был сын Сталина — Яков, взятый немцами в плен. Ротшильд говорил о нем с симпатией. За время непродолжительного пребывания в камере с Яковом Сталиным барон и выучился нескольким русским словам. Невольно подумалось: какое различное прошлое было у этих людей и какая различная судьба их постигла: Яков принял смерть, а представитель банковской семьи Ротшильдов сейчас гостит в великосветском иранском обществе.
Спросил у Ротшильда, имеет ли его банковский дом какие-либо дела в Иране и в других странах Ближнего и Среднего Востока. Он замялся — ведь это банк известной еврейской семьи, однако сказал, что дела идут и неплохо, ведь можно работать и под другой вывеской, в том числе и в арабских странах»...
Вот такое любопытное свидетельство. Действительно, какая разная судьба…
Наталия СТЯЖКИНА
