ВАСИЛИЙ Ш А Х О В
СВЕТОЧИ ГРЯДУЩЕГО: «АНДРЕЙ ПЕРВОЗВАННЫЙ
РУССКОГО МАРКСИЗМА» - 1
………………………………………………………………………………………………
«Президент России Владимир Путин сравнил тело советского вождя Владимира Ленина в мавзолее с мощами христианских святых. Об этом он рассказал в интервью для фильма «Валаам», отрывок которого показали на телеканале «Россия 1», передает РИА Новости.
Глава государства отметил, что отношение коммунистов к Ленину крайне похоже на почитание святых. «Положили в мавзолей. Чем это отличается от мощей святых для православных, да просто для христиан? Когда мне говорят, что нет, в христианстве нет такой традиции, ну как же нет», — указал он.
По словам президента, коммунистическая идеология крайне схожа с христианством: «свобода, равенство, братство, справедливость — это все заложено в Cвященном писании, это все там есть». «Были такие совсем жесткие богоборческие годы, когда уничтожали священников, разрушали храмы. Но одновременно создавали новую религию. (...) А кодекс строителя коммунизма? Это сублимация, это просто такая примитивная выдержка из Библии, ничего нового не придумали», — полагает Путин.
По его мнению, советская власть приспособила свою идеологию под имевшуюся ранее»
ИЗ СООБЩЕНИЙ С М И.
………………………………………………………………………………………………….
ТРЕВОЖНЫЕ ЗАРНИЦЫ ГРЯДУЩЕГО
«…Плеханов не нуждается в канонизации.
Мы не позволим себе творить «Святого
Плеханова», слагать ему дифирамбы… То
будут не только венки на могилу покойного,
но большая и нужная работа по вручению
в руки пролетариата оружия, которое упорно
и стойко ковал для него великий социалист».
С.Я. ВОЛЬФСОН.
«…И думалось, что звезда Плеханова снова
засияет со всем присущим ей блеском…
Имя Плеханова должно быть поставлено наряду
с именами Белинского, Герцена, Чернышевского.
Плеханова нужно изучать; нужно, чтобы каждый
сознательный рабочий знал лучшие сочинения
Плеханова. Будет тягчайшим преступлением,
если из-за ошибок Плеханова начнут проходить
мимо целого ряда его блестящих работ, до сих пор
не превзойденных…».
А.К. ВОРОНСКИЙ.
6. Гудаловка - Доброе… «Глубоко верю
в будущее России…» (Г. В. Плеханов и А.И. Левитов)
…Придёт ли времечко?..
Приди, приди, желанное!..
Когда мужик не Блюхера
И не милорда глупого -
Решетникова Фёдора,
Успенских двух, Левитова,
Слепцова, Златовратского,
Засодимского, Салова,
Каронина, Нефёдова,
А главное - Некрасова,
Всего без исключения,
С базара понесёт.
Из прокламации Х1Х века.
Георгий Валентинович с неизменным интересом следил за развитием
творчества Левитова, своего земляка по Тамбовщине. Левитовский трёхтомник
«Степных очерков», изданный Генкелем и Племянниковым… «Московские норы и трущобы», выпущенные Левитовым в соавторстве с Михаилом Вороновым, личным секретарём Чернышевского. «Левитовское «Горе сёл, дорог и городов», закрепившее популярность уроженца «бывшего города
Доброго», расположенного в нескольких десятках вёрст от плехановской Гудаловки.
И - вот этот солидный двухтомник собрания сочинений А.И. Левитова, с портретом автора, гравированным в Лейпциге, и статьею о жизни его Ф.Д. Нефедова, издание К.Т. Солдатенкова 1884 года. Большая ( СХХХ1Х убористых страниц текста) вступительная статья-монография Филиппа
Нефёдова «Александр Иванович Левитов».
Плеханову была симпатична позиция Нефёдова в оценке предшествующих десятилетий, которые «в истории России и истории умственного развития нашего общества займут в высшей степени любопытные и поучительные страницы»: это было «время пробуждения общественной мысли, сознания вековых заблуждений и зла И. вместе с тем, страстного искания идеалов со стороны лучших людей того времени». Конечно, Нефёдов
в чём-то весьма наивен, когда свидетельствует: «Во главе движения стал царь, по воле которого разбились железные цепи рабства, рухнул старый отживший строй и начался новый период в жизни всего русского народа. Отмена крепостного права и другие реформы, последовавшие за крестьянскою, призывали к деятельности общественные силы, открывали для всего юношества, без различия званий, широкий путь к образованию и намечали, в перспективе, дальнейший ход развития нашей гражданственности. Всё, что было тогда молодого, свежего и бодрого, - всё это с пламенным восторгом отозвалось на призыв верховного вождя России и спешило приняться за дорогое всем дело и работать, не зная устали, с тем, чтобы провести в жизнь новые и гуманные начала, положенные в основу реформ Царя-Освободителя».
Не были ли ли нефёдовские «реверансы» мотивированы цензурными
соображениями? … «То было какое-то особенное время… Точно, после бесконечно-долгой и страшно-суровой зимы, снизошла вдруг на землю пленительно-кроткая, вся сияющая и тёплая весна: природа мгновенно освободилась из-под снежного савана и ледяных оков, разлилась повсюду горячая жизнь, и затрепетала она в каждой былинке, в каждом цветке… Ожила и воспрянула Русь, исполненная неведомых сил и мощной энергии, светлых надежд и веры в светлое будущее. Сбылись желания великого поэта, воскликнувшего в благородном порыве юношеского экстаза:
«Увижу ль я, друзья, народ неугнетенный
И рабство падшее по манию царя,
И над отечеством свободы просвещенной
Взойдет ли, наконец, прекрасная заря»?
Нефёдов не без романтической наивности полагал: «Рабство пало и над отечеством поэта уже восходила заря просвещения… Люди с чувством и умом, подобные Пушкину, которым посчастливилось дожить до великого акта освобождения крестьян и стоять накануне новых реформ, от всего сердца могли, как Фауст, в предчувствии грядущих благ, сказать тогда чудесному «мгновению»: «Не улетай! ты так прекрасно!» ( т. 1, с. У-У1).
Привлекло внимание Плеханова и нефёдовское суждение о специфике
литературно-художественного отражения реальности той этохи: «Движение, начавшееся под влиянием реформ, по отношению к литературе пошло дальше. Оно вызвало к действительности целый ряд новых писателей, занявших в литературе совершенно особое место. Первыми из таких писателей явились Н.Успенский, Слепцов, Левитов и Помяловский за ними - Решетников, Гл. Успенский, Златовратский, Засодимский и многие другие. В русскую литературу, как у нас потом стали выражаться, вошел теперь «разночинец»
(т. 1, с. У11).
Плеханову-тамбовчанину были близки и дороги биографические зарисовки автора художественного жизнеописания Левитова: «Посреди степей Тамбовских, в уезде Лебедянском широко и привольно раскинулось большое и торговое село Доброе. В этом селе пять церквей, более тысячи домов, между которыми не мало и каменных, несколько рядов лавок, квартина станового… Подле села две реки: Воронеж Лесной и Воронеж Пальной. Берега первого и теперь еще не совсем оголились, а лет тридцать-сорок тому назад по ним сплошь тянулись темные и дремучие леса. Когда-то Доброе было городом, но впоследствии, неизвестно за какие провинности, - разжаловано и обращено в село. Память о старинных привиллегиях Доброго, однако, сохранилась и местные крестьяне до сих пор не иначе его величают, как старым городом Добрым» (с. 1Х).
Георгий Валентинович выделял Левитова из числа писателей -
н а р о д н и к о в.
Историки литературы проанализировали пометы Плеханова
на собраниях сочинений Левитова. Уроженцу тамбовско-липецкой Гудаловки был интересен ( как личность, как мастер слова, как мыслитель-гуманист) «бывшего города Доброго пономаря Ивана сын» Александр Левитов, который
стал знаменитым прозаиком, автором всероссийски известных
«Степных очерков», «Горя сёл, дорог и городов», «Аховского посада», «Петербургского случая».
Г.В. Плеханову была близка оценка личности Левитова, принадлежавшая П. Засодимскому: «Если ум измерять аршином лавочника - способностью устраивать и «проводить» свои дела, то, разумеется, Левитов окажется совсем глупым человеком… Но если посмотреть на предметы не с куриной точки зрения, но с точки зрения высокой, более открытой, то Левитов нам явится иным… Он вышел из деревни, можно сказать, из народа - и всю жизнь, до гробовой доски, он любил этот народ всем сердцем, всей душой. Все помыслы его посвящались народу, и в нём самом всю жизнь сказывался простой и симпатичный русский человек. Иной раз слушаешь его и кажется тебе, что перед тобой - не литератор, но переодетый мужик, - до того цело сохранился в нем характерный склад мысли и речи народной... Но это был хороший мужик, глубоко развитый нравственно и ни разу не расстававшийся в жизни с мыслию об общем благе. Начиная с самых мелочей жизни и кончая «хорошими вещами» - журналами, оставшимися в мечтах, «недописанным» романом, кончая, наконец, теми его произведениями, которые были напечатаны - одним словомЭ во всем отразился человек, стойко, неуклонно шедший к своей цели, обрывавшийся, спотыкавшийся, получавший удар то с той, то с другой стороны за своё упрямство и всё-таки изо дня в день ведший «свою линию». Это выносящее упорство в одно и то же время, с одной стороны, роднило его с мужиком, а с другой стороны - проводило между ними некоторую разницу, ибо упорство Левитова не оставалось пассивным сопротивлением, но постоянно переходило в наступление… Посреди всяческих отступничеств и ренегатств, посреди мелочных интриг и борьбы литературных самолюбий, шел он своей «дорожкой», лишь в минуты черные мурлыча сквозь зубы свою неизвестную песню. Про него можно сказать: «Вот - человек, несмотря на все грустные перипетии своей жизни, сохранивший в себе «душу живу». Зато толпа молодёжи провожала его на кладбище… Земля наша может гордиться, что в ней родятся такие люди, как Левитов, и подобные ему. И уж, разумеется, не их вина, если большая часть их талантов тёмною ночью зарывается в землю чьей-то неведомой рукой… Левитов был истинный народник - в лучшем, благороднейшем смысле этого слова. Это слово, в виде эпитафии, и следовало бы начертать на кресте или на камне, если таковые найдутся на его забытой могиле…» (с.СХХХУ111- СХХХ1Х).
Плеханов разделял оценки левитовского творчества крупнейшими
критиками его времени. Тот же Филипп Нефёдов полагал: «Мы, вполне признавая за Левитовым народного писателя в лучшем, благороднейшем смысле этого слова, должны прибавить, что на вопросы людей, пожелавших бы узнать, какие идеалы он носил в своей душе, Левитов, не смущаясь, ответил бы всем словами горячо любимого им маркиза Позы:
…Век щедушный
Не вызрел для моих прекрасных идеалов, -
Я гражданин грядущих поколений!..
«По художественному размаху только Успенские и
Слепцов идут Левитову под стать», - справедливо полагал критик и литературовед начала ХХ века А.А. Измайлов. Тогда же, на рубеже столетий,
возникали проблемы «Левитов - Горький», «Левитов - Чехов». А.А. Измайлов
заявлял, что Левитов пишет, «как бы пророчествуя об акварельных тонах
Чехова». «Чехов раз обмолвился замечанием, что женская красота всегда будила в нём чувство какой-то беспричинной, неосознанной грусти. Так именно
Левитов всегда воспринимал природу…»- отмечает Измайлов, добавляя, что
«какое-то женственное начало, то самое, которое отличало Глеба Успенского,
Чехова, Гаршина, Надсона, звенело в левитовской душе». Левитова называли
«предтечей Максима Горького» (А. Скабичевский, В. Никольский, Ю. Айхенвальд). М. Горький, по убеждению Никольского, должен был своими рассказами и очерками рубежа столетий заставить «читающую публику вспомнить о другом поэте голи бездомовной - Левитове, о писателе, впервые поставившем в русской литературе с беспощадной яркостью тип погибшего
человека». Тот же Измайлов писал: «Левитов не был, подобно Горькому, буревестник, «чёрной молнии подобный», гордо реющий между тучами и морем и возвещающий, что будет буря. Левитов - это скромная, печальная чайка, низко-низко летающая над морем человеческого страдания, сама зачерпывающая своим крылом его волны, и тихо стонущая жалобным, трогательным, звенящим криком».
«Прекрасно можно отдохнуть душою на милых книгах Левитова, одного из лучших лириков в прозе»,- говорил Максим Горький.
Г.В. Плеханов также акцентирует внимание на лирико-психологических жанрах Левитова. Особо его привлекают левитовские образы детей,
юных сельских отроков и отроковиц. Левитов обладал самобытным даром раскрытия философско- психологической «диалектики души» («Степная дорога днём», «Степная дорога ночью», «Дворянка», «Горбун», «Уличные картинки -
ребячьи учители»).
Георгия Валентиновича привлекает левитовская живописная акварель,
левитовские неповторимые пейзажи. Плеханов любуется, наслаждается, восхищается глубиной и красотой левитовского образа, левитовского слога
(«Моя фамилия», «Типы и сцены сельской ярмарки», «Лирические воспоминания Ивана Сизова», «Бабушка Маслиха», «Деревенские картинки»,
«Сельское учение»).
Левитов по-своему характеризует эпоху шестидесятников и семидесятников ( и эти левитовские наблюдения привлекли внимание Плеханова): «Мощно дрыхнувшая степная глушь тревожно загрезила в это время. С болезненным стоном она долго отмахивалась от чего-то, а между тем
Петербург и Москва открыли в это время частый ружейный огонь, чтобы им окончательно разбудить глушь. Выстрелы, как говорится, попадали за дальностию редко, но метко… Юрий Милославский И Басурман, Наблюдатели и Телескопы, барон Брамбеус и армия альманахов и сборников - все это истратило не менее миллиона миллионов зарядов; но божье время, увидавши, что и цель далека, что и стрелки плохи и оружие у них не дальнобитко, пододвинуло тогда иные батареи. Послышались голоса, созданные богом не быть гласами вопиющих в пустыне. Они заглушили щебетанье ружейной пальбы. От грома уст Пушкина и Гоголя, Лермонтова и Белинского сразу, без необходимых потяжек и зевоты, глушь встала на ноги и пошла…»
Левитов раскрывает «диалектику души» разночинца-правдоискателя ( и здесь его духовно-нравственный идеал «родствен» плехановскому идеалу):
«Я и много молодого, кроме меня, сидели тогда в таких толстых, таких мрачных стенах, что до нас чуть-чуть только доносился гром даже и этих четырех
артиллеристов. Свет от их выстрелов проникал к нам каким-то бледным, крайне болезненно действовавшим на наши глаза, которые так пригляделись к темноте нашего заключения… Многие из нас даже навсегда оглохли от этого грома и ослепли от этого блеска. Многие мучительно умерли, сожженные и разбитые молниями какой-то другой, ни разу ими не слыханной и не виданной правды… Со мной лично ничего подобного не случилось; я даже, по физической природе своей несокрушимый плебей, ощутил тогда в сердце моем какую-то мучительно восторгавшую радость; в мою голову ударил откуда-то летучий, но светлый луч убеждения, что мне неминуемо нужно быть т а м… потому что т а м битва… и я пошел… Никакие, даже самые толстые палки не выбили из меня этого решения, подсказанного мне всеубеждающим временем» («Лирические воспоминания Ивана Сизова. Характеристика трепок, получаемых нашими молодыми ребятами при их вступлении в жизнь»
7. Взыскующий голос народных заступников
(Плеханов о Глебе и Николае Успенских)
…морочат ребёнка-народ,
Чтоб гнул он покорнее шею…
У щедрой кормилицы нашей земли
Для всех нас довольно и хлеба,
И миртов зелёных, и роз, и любви, -
К чему торопиться на небо?
Генрих Г е й н е
В 1888 году, ещё при жизни Глеба Ивановича Успенского, Г.В. Плеханов
опубликовал о нём статью (во-многом программную).
Напомним также, что в личной библиотеке Плеханова хранилось «Собрание сочинений» А.И. Левитова (М,, 1884) с многочисленными пометами Плеханова. Георгий Валентинович, в частности, сравнивает левитовские тексты с текстами Николая Васильевича Успенского: «Стремление к правде, отмеченное Чернышевским у Н.В. Успенского».
Жизнь и творческая позиция Н. и Гл. Успенских осмысливаются Плехановым в контексте народническо-демократических исканий в прозе
и публицистике второй половины Х1Х столетия ( Левитов, Слепцов, Помяловский, Решетников, Нефёдов, Златовратский).
* * *
Плеханов солидарен с Чернышевским, который относил Николая Успенского к числу «немногих, очень горячо и небестолково любящих народ»,
понимающих, что «как бы апатично и мелочно ни шла его, народа, жизнь,
бывают в ней минуты совершенно другого оттенка, минуты энергических усилий, отважных решений». Определяя место и значение «Очерков народной
жизни» Успенского, Чернышевский констатировал, что заслуга писателя -
в том, он показал, «хорошо ли идёт жизнь и умеют ли люди скоро сообразить,
отчего она идёт дурно и чем можно исправить её». Успенского интересовали
«загадки русской души» ( «Бобыль», «Обоз», «Поросёнок», «Брусилов»).
Заметим кстати, что плехановские оценки во-многом перекликаются
с суждениями Ивана Бунина («К будущей биографии Н.В. Успенского»). Бунин
говорил об «оригинальной и печально своеобразной жизни» («Увлекался я в
молодости и Николаем Успенским, и опять не только в силу его дарования, но
в силу и личной судьбы его… …страшные загадки русской души уже волновали, возбуждали моё внимание…»). Бунин делает акцент на личных качествах писателя, сыгравших роковую роль в его судьбе (как и в судьбе Левитова). Н.Успенский ( как и Левитов, «он тоже когда-то занимал в литературе одно из самых видных мест»), с горечью констатирует Бунин, «тоже сделал, кажется, всё возможное, чтобы погубить и свою известность, и талант. Он бросил работать, стал пьяницей и бродягой и кончил своё существование ещё хуже, чем Левитов: умер в Москве на улице, перерезал себе горло бритвой» ( Собр. соч., т. 9, с. 274).Бунин собирает, фиксирует биографические сведения о писателе-земляке ( Шипово, Становлянка, Ефремов, Ступино, Чернь), сопоставляет их с фактами жизни других литераторов («Старою, но в то же время постоянно юною историей стала печальная участь многих русских писателей. Судьба Никитина, Решетникова, Помяловского, Надсона, Левитова и подобных им несчастливцев, которым на роду написано «что-то роковое», всем известна…»; с. 495).
* * *
В круге плехановского чтения - жанры Глеба Успенского, которому он
посвятил несколько исследований… «Влечение к источнику», «настоящей
народной жизни», характерное для автора «Власти земли», «Деревенского дневника», весьма импонировало Плеханову. В 70-е и 80-е годы жизненные пути Плеханова и Гл. Успенского несколько раз «пересекались».
«…мне необходимо июнь, июль и август провести в России, в деревне…Это для меня необходимо, как воздух… я теперь ищу случая облечь мои мысли в плоть и кровь, - писал из Парижа Успенский 8 июня 1875 года, - мне нужно видеть, жить среди самой настоящей народной жизни» ( Х111, с. 208).
Много любопытного можно почерпнуть из «Хождения в народ» А.И. Иванчина-Писарева ( М.-Л., «Молодая гвардия», 1929).
… «Земля и воля» создавала в 1877-1878 годах широкую сеть деревенских поселений. Весной 1878-го Успенский «устроился» письмоводителем сельского ссудно-сберегательного товарищества в Самарской губернии (местечко Сколково). Супруга его Александра Васильевна работала учительницей земской школы.
«Никогда русская деревня… не пользовалась в такой степени благосклонным вниманием образованного русского общества, как в настоящее время… Одни… ищут, или, вернее, полагают найти под соломенными крышами недостающее им общество, среди которого и надеются растворить остатки своих умственных и нравственных сил… Другие, напротив, полагают найти под теми же крышами нечто совершенно новое, небывалое, спасительное чуть не для всего человечества, погибающего от эгоистически направленной цивизизации… Третьи интересуются ею просто с эгоистической точки зрения, стремясь доподлинно знать, что именно можно взять у деревни для улучшения своего интеллигентного существования…», - отмечал Гл. Успенский. П.Н. Ткачев в статье «Мужик в салонах современной беллетристики» как бы солидаризируется с этим суждением Успенского: «Спрос на мужика - повсеместный; к мужику устремляются все течения общественной мысли»;
«каждый хочет заполучить мужика и сделать его своим». М.Е. Салтыков-Щедрин также полагал: «Со времени крестьянской реформы русский мужик делается в нашей литературе как бы героем дня».
Г.В. Плеханов включился в активную полемику, «спор о мужике». В частности, он публикует за подписью Г. Валентинов публицистическое эссе «Об чём спор?» («Неделя»,1878, № 52), во-многом не соглашаясь с позицией
Г.Успенского. Позднее Плеханов будет более «благосклонен» к художественно-
документальным зарисовкам, философско-психологическим обобщениям
о «власти земли» Глеба Успенского.
Крестьянская община оказалась под пристальным вниманием публицистов-обществоведов. В.В. Берви-Флеровский в 1877-ом подчёркивал: «У нас оказалось ещё одно учреждение, которое не поддавалось никаким западноевропейским шаблонам: это - общинное владение». В. Чеславский
(«Вопросы русского аграрного устройства», - «Отечественные записки»,
1878, № 8) утверждал: «Главное значение общины заключается в том,
что она служит средством против обезземеливания крестьян и предотвращает развитие пролетариата…»
…Значительные обобщения и выводы содержатся в плехановской статье о Глебе Успенском 1888 года ( она увидела свет в издававшемся в Женеве группой «Освобождение труда» сборнике «Социал-демократ»). К творчеству Гл. Успенского Плеханов многократно обращается в цикле «Наши беллетристы-народники». У Г.И. Успенского Плеханов находит « сцены и даже целые главы, которые сделали бы честь самому первоклассному художнику».
По мысли Плеханова, автор «Нравов Растеряевой улицы», «Столичной бедноты», «Зимнего вечера», «Будки», «Извозчика», «Разорения», выступая
«бытописателем народной и, отчасти, мелкочиновничьей жизни, описывает её с задушевной симпатией».
Прослеживая эволюцию творчества Г. Успенского, Плеханов наметил три этапа развития его замечательного дарования. Первые художественные эксперименты его были связаны преимущественно с показом жизни и быта
городского плебса; позднее («времена менялись») писатель, захваченный движением народничества, идёт в народ и «делает крестьянина главным героем своих произведений». На этом этапе Г. Успенский пытается «в формах народного быта поискать ключ к народным понятиям и идеалам», а происхождение народных бытовых форм объяснить «условиями земледельческого труда», «властью земли».
…Революция и контрреволюция во Франции. Глеб Успенский
потрясён расправой над коммунарами: «Здесь, на этом самом месте версальцы в прошлом году 21 мая расстреляли 450 коммунистов: вся площадка была залита кровью, и и теперь даже кровь так вьелась в камень, что, как ни очищали её, пегие пятна видны. Я на этой площадке простоял час, словно помешанный или в столбняке, - ноги мои словно прилипли к тому месту, где умерло столько народа».
Г.И. Успенский дружески, товарищески, творчески, житейски «контактировал» со многими народниками, «народными заступниками», «печальниками горя народного» ( Иванчин-Писарев, Богданович, Желябов, Кибальчич, А.П. Корба, Лангенс, Перовская, Саблин, Лев Тихомиров). Известны его «контакты» с Г. Лопатиным, Кравчинским, Клеменцем.
Георгию Валентиновичу Плеханову пришлись по душе остро и принципиально поставленные в «Крестьянине и крестьянском труде» Успенским вопросы-задачи: «…Неужели всё то, что известно под именем
«движения в народ», есть только глупость и преступление? Не настало ли, напротив, время из тайны и подполья вывести это дело на ясный божий свет, не пора ли определить всю серьёзность, а главное обязательность этого дела для всякого русского совестливого и грамотного человека?» ( У11, 55).
… «Чтобы выработать формулу человеческого счастия, нужно знать, в чем заключается несчастие человека, нужно переболеть этим несчастием, нужно в самом себе, в собственном своем сердце, ощутить все то, что нужно мне для того, чтобы я чувствовал себя человеком, все то, что дает мне счастие, все то, что не оскорбляет меня, не искажает моего
человеческого достоинства»… «Выработать формулу человеческого счастия» - эту пассионарную задачу ставил перед собой и Георгий Плеханов, и
мыслители, художники ХХ столетия. «Прямым учителем Короленко» называли
автора «Власти земли». «Почти чеховские страницы» находили у Успенского знатоки словесности и эстетики. Для М. Горького Гл. Успенский - глава целого
направления в русской литературе . «Когда я читаю Успенского, то я вижу перед собой всю горькую правду жизни. Мне кажется, что никто ещё так не понял своего народа, как Успенский… Успенский показал нам жизнь этого народа без всякой рисовки»,- говорил ( в 1915 году) начинающий Сергей Есенин, осознававший себя «последним поэтом деревни».
