Милые друзья!

Вдали от Руси, в таджикских горах, во Дни Святого Рождества и Крещения, я вспомнил свою поэму, написанную 1980 году...

Конечно, в те годы я не мог опубликовать это сочинение, как и многие мои православные гимны...

Это сейчас разлилось агрессивное графоманское море псевдо - православной поэзии...

Увы... даже мудрые батюшки грешат дурными стихами...

Светлый ветер в Ночь Рождества

СВЕТЛЫЙ ВЕТЕР В НОЧЬ РОЖДЕСТВА

Ты знаешь светлый ветер в Ночь Рождества?..
Теплый иерусалимский благовонный елейный ветер с запахом дальных ливанских кедровых мускусных смол?
Теплый нежданный безумный светлый талый волглый ветр средь ночных ледовых январских древнерусских заснеженных спящих чудящих долов лесов холмов холмов...
Зачем он?..
От него умирают задыхаются маются старые и больные люди…
Но свята светла смерть звезда в Ночь Рождества…
Да!..
Но зачем Господь насылает этот довременный светлый нежный весновей волновей тепловей медовый ветр средь ледовых лесов холмов полей?..
Зачем?..

Это Господь посылает южный щедрый мятный теплый ветер Богоблаженной Богородице Роженице средь русских ледяных холмов, чтобы Она не застудила не заморозила не повредила новорожденное Дитя...
Это Господь посылает теплый ветер как летучее овечье одеяло милоть пелену на плечи рамена живожемчужные Ея! Да... да... да!..
И тогда!..

И вот тогда юродивый блаженный Руси Тимофей-Измигул а в Азии дервиш Ходжа Зульфикар нагоходец пришел на Русь на Святой Сочельник

...О Русь моя!.. как давно я не видал Тебя!..
О Русь святая января!..
Снег летит ниспадает залепляет обнимает обвивает тебя струится стремится неоглядно на Тебя…
Как льняная ледяная плащаница на распятого Христа…
Ой Господь! несметна длань метель Твоя!..
Ужель и тут воля Твоя?..

Гойда! Айда!.. И я бреду по немым предрождественским ночным деревням переславль-залесским предчуящим ворожащим холомам холмам!
Господь где воля правда Твоя?
Велика Русь а правде нет в ней места! Ей-ей!.. да!..
На Руси правда — лишь тропка, а ложь — поле неоглядное.
Но в ненастье да в метель в поле без тропки не обойтись... да?..

А метель несметна необорима расплескалась разметалась ныне...
А метель мне очи кочевые выдует выбьет выгонит выест вынет...
И тело стынет...
И было сало а стало мыло...

На Руси правда — собака цепная…
Долго долго люто зло её на цепи держали и держат…
Ныне если выпустишь её — она с алчбы тоски слепоты маяты туготы и неволи всех перекусает!..
Да! да! да! Господь мой! Оле!..
Да как же Ты дозволил?..
Но лучше пусть Правда укусит меня, чем ложь оближет трупоядным льстивым необъятным неустанным гнилым языком...

Ой Господь!
А любовь? А любовь на Руси нынешней? Кто она? Вдова?..
Если нет правды на Руси — нет и любви?..
Если нет в колодезе воды — зачем бадья на цепи?..
Ой Господь!..
Ой метель в переславль-залесских холомах древнерусских гуляет пляшет пьянит дурит поет метет несет!..
Стой Господь!..
Али меня в ночи метельной по холму иль над холмом жемчужным несет уж как селезня гуся крылатого?..
А где нынче гуси-лебеди над Русью?.. Куда их нынче отнесло?..
Али Господь?.. О!.. Ой!..

Я вспомнил.
Я пил из лесного осеннего ручья бегучего ледника близ Семипалатинска-града.
И тут я наклонился над родником и тут что-то колыхнулось раскололось полыхнуло во глуби нетронутых вод…
Словно там рыба белая прошла метнулась зажглась…
Что-то полыхнуло в глубине вод вод вод.
Я поглядел на ясное небо.
Не было ни грозы ни молнии.
И я плеснул шатнул воззвал руками: Господь мой! Что это?

И тут колыхнулась шатнулась пошла содрогнулась вся земля Твоя вся Русь Твоя Господь мой...
И тут я подъял очи кочевые свои очи блаженного странника и увидел в небе осеннем перелетные стаи гусей-лебедей и индийских скворцов.
Только стаи кружили в небе косо тревожно низко и я вышел в поле семипалатинское и там птицы летели близ головы моей и я трогал их руками и они мне давались квелыми крылами мяклыми млявыми…
И тут я увидел что они слепые бредовые.
И очи их слепые невидящие.

..Господь от какого огня ослепли они…
И их крылья рухлые слепые…

И они мне в руки в лицо тычутся птицы поднебесья высшие а теперь земляные как мыши?..
И у них глаза белесые немые слепые белые как избы малороссийские майские выбеленные…
И слепые перелетные стаи летят не на юг а на север на погибель потому что они слепые низкие..
Господь мой! это от Бомбы атомной солнечной лунной той от огня бесова столпа луча сатанинского невиданного...

…И я бежал от поля а слепые стаи на север на смерть слепо не чуя не зная уходили а иные стаи не могли уж восставить подъять взметнуть крылья и ползли тщились по земле и их тучные мыши крысы заживо грызли…
Господь Ты был с птицей а стал с мышью? Господь прости мне!

И тогда я подумал: Вслед за птицами пойдут поползут в поле слепые человеки... И слепые мыши...
О Господь зачем мне бродить по Руси?.. зачем мне такое видеть?..
Господь иль я хочу быть слепой Твоей птицей осенней летящей вместо спасительного юга на север гибельный?..
Господь! В Последние Времена палых ползучих птиц будут грызть мыши и крысы...

...На солнце на смерть на правду и на Бога Твоего во все глаза не поглядишь — ослепнешь...

Господь а невинные птицы на атомное солнце глядели. И ослепли...

…Человече!.. Держи на Руси голову поклонну а сердце — покорно... Гойда! Айда!..

Да устал Господь мой…
Да устал русский человек раб илот червь смерд птицей слепой лететь к смерти своей…
Ей! Ей!.. Ей!.. Гей! Гой!

Но Нощь Сочельника Святого окрест меня мя Господь мой!..
И метель несет меня с холма на холм!..
О…несёт…

И Тимофей-Измигул заблудший дервиш Азьи был в широком дехканском черном бухарском чапане и в белой кисейной чалме, а на ногах у него были войлочные псковские валенки…
И весёлая искромётная метель наполняла надувала рукава раздольного чапана и сам чапан и лезла в валенки…
И Тимофей простирал расставлял руки, налитые летучим ветром, и как распятый огромный тяжкий ворон суздальский парил перелетал с холма на холм и не ломал ноги, ибо скользил по пуховому богатому снегу…

…Ой Господь!.. Летать по холмам хорошо светло в ночь Сочельника, а скоро Святое Христово Рождество!..
О...
То ли ветер, то ли метель, то ли сам Господь переносил переставлял его летучего с холма на холм, с холма на холм...

…О Господь!.. В Твоих холомах русских вьюжных витать летать светло хорошо!..
И метель слепая шумная бездомная густая как сметана костромская несет меня Тимофея-Измигула с одного переславльского жемчужного перламутрового снежного сыпучего холма на другой холм...
О!.. О!.. Ой!..
Господь я заблудился!..
Тут где-то есть деревня Тотьма-Пух и старинное Едрово-Голь-Боль-село…
И там озеро Едрово где уж трется нерестится задыхается уже налим подледный святой…
О!.. Где оно?..
И летит скользит по метельным крутым холмам кругам Тимофей-Измигул последний Руси скомрах цыган калика странник изгнанник дервиш Азьи дальной...

О Господь пожалей помилуй укроти метель Свою!..
Я ведь зад свой нищий костлявый гладный хладный сотру измну кочуя витая упадая от холма к холму...
Уйююю… Как спасусь?..

И тут Господь словно услышал жалобу мою…
И стала утихла метель и я стал опустился на каком-то безымянном сыпучем холме устав летать…
И ушли тучи-снега и вышли высыпали в небеса тихие ясные Плеяды Стожары Волосожары
И враз нощь стала звездиста огниста а не метельна
На Рождество Христово метель — пчелы хорошо роиться будут
Небо звездисто — урожай на горох
А коли звездисто и стожар горит — иди смело на медведя...
Так на Руси говорится!..

…И тут Тимофей сразу с холма увидел село Едрово-Голь в нощи ясной звездистой и в животе его голодном запело заурчало словно он богатого того будущего гороха набрался наелся в поле щедром…

И Тимофей пошел по свежему пуховому снегу к селу и там все избы темные непробудные колодезные стояли хотя Ночь Сочельника была но в избах омутно бездонно спали безбожники русичи беспамятные…

И Тимофей-Измигул сойдя с небес сойдя с летучих певучих холмов шел по селу Едрово ночному и содрогался шатался от тьмы этой и думал о Святой Сошественнице Таиннице Богородице что должна понести Дитя в такую ледовую пустынную ночь в такой Руси спящей замертво заживо…
И где Она Святая Роженица омоет Младенца? и где запеленает? и в какую избу темную спящую постучит чтоб обогреться?

И содрогнулся пошатнулся ужаснулся Тимофей-Измигул блаженный тьме аспидной египетской адовой безлюдной окрест себя

Господь прости меня, но зачем Богородице брести нести раждать уповать в такой Руси? в таких ледовых полях? в таких болезно сонных мертвых селах долах деревнях?
Господь зачем тут Сирота Спас?..
Господь прости мя...
Но не знаю, куда ведет святая Длань Твоя?..
Но такую нощь какая озарит Твоя вселенская заблудшая хрупкая Звезда? Свеча? а?..

…Но тут Тимофей-Измигул затаенно сокрушенно хищно увидел прорубь дымную на озере Едрово и у проруби-водокрещи-ледовой-купели-цитадели был шаткий деревянный помост.
И подумал: Одна прорубь Крещенья грядущего на Руси дымит, не спит…

Но тут из проруби в дымах-парах на помост изшла явилась встала крутая раздольная жена и нагая пошла бросилась метнулась в нежный свежий сыпучий сухой снег и там лежала колыхалась билась каталась металась в снеговой пуховой необъятной постели, как раненый веселый тяжелый дебелый гладкий зверь.
А потом встала со снегов, потянулась, распустила дотоле собранные в узел волосы — и долгие льняные пьяные волосы сухо разошлись хлынули по её плечам и лишь сокрыли переспелые упалые долгие груди ея, а в молодости долгие власы её достигали и покрывали лоно и лядвеи ея... да!..
И она сухими власами сбивала сметала стирала снимала с себя снег и тихо покойно царственно раздольно роскошно дыша пошла босо наго в избу свою окраинную мимо Тимофея-Измигула и он не решился тронуть-кликнуть её, а она не заметила его…
Иль заметила учуяла но не откликнулась из-за необъятного одиночества своего…
Воистину!..

...Для русских вдов прорубь — брачная постель.
А неоглядный снег — мех нищих, шуба снежных горностаев, пока весна не обернет их талыми водами!..
И нет иных у бабы на Руси утех. Ей-ей!..
Но есть, есть вдовье пылкое мечтанье-сказка: Если на Рождество и на Крещенье омоешься в проруби — жди гостя залетного, дорогого ночного...
И она ждала...
И он явился...

И тут Тимофей-Измигул пошел за ней и она вошла в избу и он сразу увидел огонь в окраинной рухлой избе и постучал и ему открыла она — вдова Варвара-Фекла-Кутья…
Она блаженная гулливая блазнительная была и звали её в селе «Кутьей» ибо варила кутью на поминках в ночи Сочельника и в селе береглись сторонились боялись её и называли колдуньей козьей, потому что злой соседке своей Марфе старухе она наворожила, нагадала, напутала и у той коза кормилица одна враз пала…
Она в войне мужа и сына потеряла и с тех дней стала задумчивой дурной блаженной и купалась томилась в прорубях зимой и всякий день варила поминальную кутью и поминала убитых своих…

…О Русь уже и бабы жены твои сходят с ума от войн и крови Твоей...
Истинно!
И от кровавых вождей кровопийц безбожников Твоих слепых что хотят весь мир спалить да в крови утолить утопить! да!..
О Русь! иль только блаженные сумасшедшие юродивые Твои не спят в Святые Ночи Сочельника и Рождества! Истинно! да!..

О Русь!.. Берегись!..
В такую нощь, когда все спят, недреманные алчные хворые безбожные вожди начнут войну ту последнюю... да...
И никто не проснется в твоих домах избах...
Господь! не дай...
Но безбожники любят Последние Времена!.. Ибо безбожие – это ад!..

…И Тимофей-Измигул вошел в избу низкую никлую нищую и он молод был и от полетов лихих в холмах рдяны как вишни Владимира губы и щеки его были и млада курчава неистова как варзобский ночной водопад была его борода, какие уж редко родятся в Руси голодной, и глаза горели — один синий русский лазоревый, другой — черный азиатский вороний…

И он улыбался Варваре-Фекле-Кутье и она сказала:
— Ты Царь небесный! Ты Спас!.. Батюшко ты с небес на Русь спящую сошел в Святой Сочельник!
Но я ждала Тебя Иисусе!.. Я намылась в проруби Твоей…
Я сварила кутью Сочельника я напекла блинов с конопляным маслом я надела старинный материнский вологодский сарафан-кумачник ярый молитвенный малиновый, какой забыли на Руси моей, но я не забыла…

Тогда Тимофей перекрестился и сказал:
— Я странник Азьи и Руси…. Мать моя русская а отец таджик….
Имя мое на Руси Тимофей-Измигул юродивый блаженный! Слыхала?..
Я ищу могилы деда Владимира и бабки Раисы моих похороненных под Новгородом…
Но боле я ищу святую могилу-юдоль Святого Блаженного Николая Псковского что спас от царя Иоанна Грозного от кованых ратей его от лютого избиенья град Псков!..
А ныне кто? какой юродивый какой заступник какой креститель Русь от избиенья погрома кровоядного упас? Нет такого…

Тогда Варвара сказала:
— Такая война прошла по Руси и такой тиран народоубийца Сталин душегуб лютич прошел погулял по Руси, что теперь и живых-то не сыщешь, а ты ищешь мёртвых…

Тогда Варвара-Фекла-Кутья хохотнула дико косо остро огнисто и сказала:
— Ты заблудший ц’ы#ган. Разноглазый бес!.. Ха-ха! Хвалился лошак родом племенем! А я приняла тебя за небесного царя!..
Русские бабы любят инородцев, принимая их за небесного царя! Гойда! Айда!
А наши-то мужи все воины все ратники все заступники все в земле уповают зреют лежат ворожат не спешат...
А те, что живы, от смертного вина водки зелья слепого самогона лежат, как мертвые...

Тогда Варвара-вдова сказала:
— У Руси глаза были лазоревые васильковые голубые голубиные... Да стали огненные погромные кровяные соколиные...
Бросался сокол на чужих цыплят...
Бросается Русь на чужие народы...
И чьи перья кровавые летят?..

Тогда Тимофей-Измигул сказал:
— А еще в странствиях моих я ищу праздника веселья радости светлой на Руси а вижу пианство темное погромное всенародное повальное и насилье разгул гульбу охоту пагубу гон слепой тупой палачей-безбожников.
Ай загуляла Смерть на Руси!.. ай загостилась!.. засиделась! залютовала! заждалась!..

Тогда Варвара сказала:
— До Звезды ничего есть нельзя, и я постилась, но Звезда Рождества уж пришла… Садись, Тимофей-ц’ы#ган, будем пить самогон за Звезду, будем есть кутью и блины с конопляным маслом и сочники картофельные и яблоки моченые и капусту квашеную томную!..

Тогда Тимофей сказал:
— Первый блин в Сочельник овцам от мора. Давай я отнесу блины овцам твоим Варвара…
Она сказала:
— Нет у меня ни овец ни ягнят…. Кругом я вдова. Гляди — и сарафан мой кумачник ярый от тела моего ярого вдовьего неутоленного рван...

Тогда Тимофей поглядел на неё алчными азиатскими очами младого мужа странного и увидел что тело её еще густое сахарное сметанное снежное как ярое тесто круто яро млечно проливается пробивается прорывается проявляется чрез ветхий бедный сарафан! Аааа!..

И тогда блаженная Фекла-Кутья сомлело сотлело зашептала запричитала запела:
— Тимофей-цыган! Если на Христово Рождество в доме шьют — то слепыш родится! Потому я не зашила свой сарафан…
Но какой иглой усмирю зашью я гулливое молочное пуховое тяжкое одинокое вдовье тело свое? А? О?..
Я ведь в крещенских прорубях родного озера Едрово тело свое грешное блудное купаю ввергаю блюду смиряю, а оно не смиряется!
Тимофей, айда в проруби купаться?..
Там нынче лещ и налимы трутся вьются мечутся раждают икрой разрываются...
И мы с ними потремся в проруби попляшем?..
Айда, азият!.. Русская кровь тебе от матери досталась, а она в проруби просится играючи!..

…Вдова Фекла-Кутья я устал я в холмах с метелью летал…
Вдова вначале ублажи угости накорми обласкай утоли меня…
Вдова а как Богородица в этих лютых полях деревнях будет раждать?
Где будет пеленать?..
Где кормить?..
Где молозиво сливать?..
Где сукровицу рану омывать? оставлять?..

…Русь Ты была вольна колыбель люлька зыбка а стала гроб домовина Христа... да...

Айда! Гой, гульба!..
Тогда!..
Тогда стал Тимофей-Измигул с Варварой-Феклой-Кутьей пить гулять…
Тогда стал пить самогон и есть кутью и блины и сочники картофельные и яблоки моченые…
И стал от самогона сонного кровомутного бредового забывать метель и холмы Руси и деревни темные Её и Звезду Рождества и Богородицу грядущую лелеющую лепечущую лепую девую вдовую в ледяных полях полях полях…

А Она Сошественница была близка а Она блуждая во холомах дивных звездных шла шла шла…
А Она к селу Едрово-Голь брела и была близка…

…Господь! где огонь в избе где огонь в душе в Ночь Рождества — там близко близко Богородица прошла!
И долго долго долго след Ея босой алмазный с сукровицею рубиновой по Руси немой петлял петлял петлял!..
Человече! Спящий! Долго долго тлел роился жил ждал уповал сиротский вселенский тот След пока ты спал... Ааааааа...

Но Тимофей-Измигул был весел слеп раздолен разгулен отворен весь пиан пиан пиан
Но Варвара-Фекла-Кутья вдова была пьяна вольна и отворила все телесные врата

…Тимофей Тимофеюшко я порченая меченая дурная юродка я
Я доярка чужих коров а сама нищая как все на Руси нынешней
А я корова чужих мужей быков
А я доярка мытарка чужих гулевых пьяных блудных мужей быков
Ей-ей Господь!
А на Руси нынче все нищие, все чужие друг другу.
Земля, деревья, травы, камни, зверьё — все чужое, все ничье.
Люди все чужие — как мимолетящие осенние хладные облака... Их и потрогать и полюбить нельзя...
Да, Господь мой...
Прости что богохульствую в такую Ночь!..

И вдруг с тоски-лебеды она завизжала заверещала застонала залепетала залопотала...

...Летела утка в поднебесье
Одна без селезня утк'а
Лежала вдовушка в постели
Кругом одна без мужика!..
Айда!..
Одна!..

И стала рвать на себе ветхий сарафан и чрез щели дыры в сарафане пошл'о# вздымалось её белое сахарное тело, словно и на него намело нанесло свежих пуховых гладких снегов снегов снегов...
И тело со сладкой медовой алой раной бездной дышало обещало взывало
И Тимофею стало страшно и тошно, оттого что зашел он в избу вдовы бесово визжащую, но потом он выпил еще стакан самогона и вновь стало ему хмельно и весело как в холмах летучих.
И он снял содрал с себя бухарский халат и чалму и валенки и остался в белой долгой таджикской рубахе…

...Фекла-Кутья ты блаженная дурная и я блаженный юродивый а Господь говорит: Погублю мудрость мудрецов и разум разумных отвергну...
Ибо когда мир своей мудростью не познал Бога в премудрости Божией, то благоугодно было Богу юродством проповеди спасти верующих...
Истинно так! Феклушка! Истинно!..
Погляди — великий Праздник пришел на Русь — Христово Святое Рождество, а все темно пьяно спят…
Я прошел многие деревни и града — а везде тьма и сон…
Только в твоей избе свет горит и кутья варится!
Только блаженная Фекла-Кутья одна Бога помнит на Руси.
И я бродяга странник древлих могил Азьи и Руси с тобой — Тимофей-Измигул.
И двое нас в спящей Руси…
И только Богородица Сошественница где-то бродит чудит ворожит в алмазных полях полях полях...
Ай где Она?..
Ай в нашу избу бы забрела?..

Тогда Фекла-Кутья вышла вся нагая непочатая из сарафана и легла на раздольную постель и на обильные льняные подушки и разметалась разметала свои белые лядвеи стога и беломраморные груди-купола с сосками похожими на цветы розовой герани, что стояла на морозном подоконнике.
И она закрыла глаза и сказала:
— Тимофеюшко, друг захожий прохожий, цыган резаный погожий! В детстве малолетстве на косьбе ржаной ткнул меня жадн’ой Власий-мужик-гулевик недоспелым колосом меж ног…
И с тех пор мне там неизбывно ненасытно жжет!..
Иди сюда мой сладимый глубокий колосок!.. Найдем и тебе место елейное лестное в медовой копне моей в стогу моем златом! Ой жжет!..

...Фекла-Кутья! А за окном нощь звездиста огниста!
А небо звездисто — урожай на горах!

...Тимофей-Измигул а когда на Руси будет урожай на живых мужей мужиков а не мертвецов?..

...Фекла-Кутья! А коли звездисто и стожар горит — иди смело на медведя!..
А коли можно на медведя идти — значит и на бабу взойти можно!.. Фекла, можно?..

...Тимофей! Держи на Руси голову поклонну, сердце — покорно, а душу униженну!..

...Фекла я держу голову поклонну сердце покорно душу — униженну уязвлену!..
Но хоть фаллос рог мой! ствол кол мужа можно держать воспаленно воспламененно?..
Можно? Иль на Руси нынешней и этой нет воли свободы? О Боже!..

...Тогда Фекла сказала не размыкая не отворяя глаз:
— Ц’ыган! Можно! Но омой свои кусты заросли потаенные как я омыла в проруби прелести мои!..
Омой азиат свою царь-пушку и ядра тесные к ней в русской огненной рождественьской алмаз-воде струе! Ей-ей! потому мы и отстаем от Европы, что не омываемся не очищаемся пред совокупленьем! Ей-ей!.. Потому мы азиаты колодезные сонные!..

...Фекла! Потому у них в Европе чахлые негонные дети родятся что они омывают смывают первые ярые терпкие семена!..
А приплод хорош от немытых божьих фаллосов-стволов!
Погляди на степных ядреных оленей и на лесных густомясых кабанов!.. Зачем им в’о#ды спелых серебр’яных родников?
О!.. Мы ж не рыбы, что трутся средь вод!..

— Иди, омой плоды свои Тимофей! Потому от Европы светлой мы отстаем! — и Фекла льняной богатой подушкой сокрыла затаила наготу снежную безбрежную ладную холмистую покатую свою...

— От Азьи на Русь приходили завоеватели кровавые, но они были волки и шли в волчьей шкуре. И они гнали народ на народ…
А от Европы приходили лжепророки в овечьей шкуре. И они были страшней, ибо ставили брата против брата…
И они соблазнили совратили Русь…
И они вызвали мятеж смуту бойню резню пагубу мор раскол в народе русском.
И Русь чиста целомудренна невинна была и потому соблазнили её…
Разве можно соблазнить матерую гулящую бабу?..
Только девственницу можно соблазнить. И соблазнили совратили Русь бесы Европы!
Да!..
За тысячу лет Крещенья Иисус Христос сделал Русь чистой тихой кроткой и бес легко взял её! Истинно так!..
И по путям Христовым пуховым постелям кротким чистшим дорогам бес пришел на Русь и совратил.
И тут велико зло лукавых пришлых гортанных пенногубых господ хворых вселенских чесночных тайных безбожных иудеев… И иных инородцев… Истинно так!..

Но! Но и в сам’о#й раздольной неохватной душе русской гулевой гулявой есть гниль хмель зависти соль перец гиблый ревности и страсть убивать иль быть убитым.
Мятеж безбожный есть в душе русской. Да! И рабья воля страсть воевать иные пределы народы языки! Истинно так!

И я пришел на Русь Рождества в обличье юродивого, чтоб насильники бесы безбожники палачи, которых ныне боле, чем внезапной садовой икшанской кровяной тати тли, не удавили тайно меня и не спрятали в безымянную могилу, которым несть числа на Руси...
И на Руси никогда не было слышно гласа мудреца, а лишь глас юрода да палача...
И на Руси мудрец дышал, учил в обличье юрода... да!..
И был храм Василия Блаженного, а где храм Сергия Радонежского, а где храм Протопопа Аввакума мудреца?.. а?..

...Тимофей сними рубаху свою иноземную…
Нощь — избавленье от одежд денных…
Смерть — избавленье от пут сетей мрежей земных!..
Омой свою царь-пушку и ядра сытые яростные к ней в русской крутой январской рождественьской алмаз-воде струе!
И приходи к губам к соскам гераневым к грудям к куполам моим к лядвеям снежным жемчужным перламутровым моим и приходи к живым покатым холмам телесам гладным мраморам моим!..
И полетаешь в них слаще чем в холмах земных!..

Тогда Тимофей снял с себя рубаху и нагой вышел из избы в ночь. Ибо он был странник и не боялся хлада нагой земли…

А ночь звездиста а холмы свеженаметанными гладкими крупичатыми снегами ходят ворожат чудят чудят а холмы постели облитые лунными жемчугами стоят молят чудят ворожат!
Ай Русь Рождества сладка чиста Ты в своих постелях колыбелях зыбках снежных холмах!..
Да!.. Айда!.. Русь весела! хмельна! пьяна!.. тогда Она вольн’а#!

И тут хмельной раздольный Тимофей увидел водопроводную колонку близ избы и струя воды тихая шла струилась из железной покрытой ледовым пушистым смертным инеем косматым дремучим ивнем трубы, чтобы не замерзла небегучая стоячая вода….
И сизые наледи скользкие были окрест колонки и Тимофей нагой разгульный поставил фаллос ствол свой кочевой лихой под мелкую огненную струю и ему на миг почудилось что струя пробила промыла насквозь острием ледовым ножевым своим его плоть, но тут фаллос восстал неслыханно возметнулся столбом бычьим рогом от ледовой купели струи и тогда Тимофей радостно побежал вспять в избу…
Айда гулять!..

И тогда Тимофей хохоча и визжа от хлада хмельной веселый вбежал в утлую избу неся бережно и весело впереди себя огненный свой необоримый неистовый кол ствол…
И тут изба показалась ему малой мелкой и показалось ему что фаллос его сейчас уткнется упрётся как рог быка в противную срубную стену и проломит просквозит пройдет сквозь неё как нож срезень чрез крупитчатый снег...

Тогда вдова открыла жаркий жадный колосистый лучистый сноп-глаз и отвела откинула подушку с тела безумного терпкого холмистого своего с двубашенной многовратной крепости лакомой прелести своей и зашептала:
— Бей меня! Коли колосом своим! Дави! Грызи! Насквозь! Навека! Насмерть! Отнеси меня на фаллосе бревне шесте дрыне андроне колу своем с постели в гроб! О! Упокой меня на фаллосе столбе роге бычьем кровяном своем! О!..
И Тимофей на вдову Феклу-Кутью яро огненно извилисто возлег.
О! Ой?..

Но тут от тепла что ль избяного дремного томного? Иль оттого, что не успел Тимофей полюбить разглядеть Феклу — но враз как сосулька весной шумно обрушился обвалился обломился сник его ствол… И не возмог!.. О!..

Тогда Тимофей вновь яро спешно сметливо выбежал из избы и поставил ствол охочий охотничий под ледовую лепетливую струю и вновь фаллос кол колос его яро восстал и он в избу торопко терпко душно вбежал но тут вновь фаллос его опал увял…
— Фекла, пойдем к водопроводу и содеем затеем там, а?..
Но она гневно ленно блудно смолчала…

Тогда в третий раз Тимофей-Измигул к колонке подбежал, но тут на сизых наледях поскользнулся поехал он и нежданно негаданно пьяно криво сел верхом промежностью всей на колонку, как на коня, и фаллосом неистовым и хрупкими нижними курчавыми потаенными власами и орехами заветными ядрами яйцами к ледовой трубе насмерть припал пристал прикипел примерз прилип…
Приковало привязало примотало его насмерть….
Пригорюнился он насмерть… Не может двинуться сойти…
Хочет оторваться — кожа кровавая власатая ломкая рвется губительно жжет точит. Не дает оторваться…
Не может оторваться Тимофей-Измигул…
Нагой на колонке ледовой стоит верхом колышется сидит…

…О русские лихие повольники мужи! Где вы?..
И вы скакали верхом на гулевых овсяных боевых конях а теперь бражные нагие стынете верхом на ледовых колонках! Ах!..

А потом вздохнув Тимофей всадник ледовый непутевый улыбчиво окрест глядит глядит глядит…
А окрест!..
А окрест чудят ворожат рассыпаются чуть пылят чуть чадят чуть горят палят чародейные лунные жемчужные рождественские холомы холмы холмы холмы…
Ах, полетать повитать бы снова в них!..
А под луной дальные и ближние деревни очарованны ясны ясны ясны и далеко неоглядно видны...

И тут глядит Тимофей-Измигул окрест и видит далеко, глубоко, чисто, что по всем селам и деревням стоят нагие мужи и они насмерть прикованы приросли нагими огненными рьяными пьяными фаллосами-стволами-колами и хрупкими ломкими нижними курчавыми власами и орехами ядрами яйцами к трубам водопроводным…
И так стоят верхом на колонках по всей чистшей заснеженной Руси нагие ночные ледовые медовые мужи…
И уповают и улыбаются покойные смиренные ждут мяклых теплоструйных весенних добрых ветров Руси…
И ждут по всей Руси весны и талых вод воли прикованные очарованные лунные рождественьские тайные ночные нагие святые мужи…

…Господь!
Скорей многоводную многошумную весну пошли!.. чтоб оттаяли и колонки и вдовы и мужи пианые моей Руси!..
И!

Держи на Руси голову поклонну, сердце — покорно, душу — униженно уязвленно, а фаллос — прикованно! То-то!
Последняя была воля гульба на Руси и та застыла померзла.
Господи где же последняя воля?..

Но где-то в полях холмах переславльских алмазных святых чудящих Богородица Сошественница бережется таится хоронится грядет со Младенцем бродит бродит бродит...

Тогда!..
Но тогда!..
А тогда! О Боже! Что это?..
И!..

Тогда в нощь пошли задули святые ветры весновеи теплые щедрые иерусалимские малороссийские дальные одеяла пелены летучие светлые светлые ветры ветры ветры…
О Господь! Ты веешь? Ты жалеешь?..
И Ты насылаешь теплый ветр ветер как теплое одеяло овечью летучую милоть чтоб Богородице Роженице в полях ледовых со Младенцем было теплее нежнее!

И пошел воцарил в полях несметный ночной светлый ветер
И снега враз обмякли сотлели изникли сомлели ручьями тайными хрустальными запели зашумели и на избах запели капели
И Тимофей умирающий замерзающий на ледяной трубе почуял как отпустило его как смертная труба под ним обмякла потеплела и иней ивень смертный игольчатый пушистый знобкий на ней стал водой млявой лепетной весенней капелью

…О Господи как же Ты жалеешь!
Бог до людей как мать до детей!.. Ей-ей!..

И сошел со смертной трубы тишайший Тимофей…
И по всей Руси сошли с ледовых колонок алчные лихие ледовые пианые мужи мужи мужи…
Господь дай им!..

И Тимофей-Измигул на очарованных неслышных послушных ножных перстах высоко тихо тихо прошел в дивных милых теплых лепечущих снегах и вошел в избу и сказал Варваре-Фекле-Кутье:
— Вдова святая! Фекла талая моя! Мы хотели грешить любострастничать в Ночь Рождества…
Да Господь не дал нам…
Надевай свой древлий русский малиновый маковый кумачник-сарафан… Пойдем в холмах святых летать витать…
Будем Богородицу Роженицу со Дитем Ея новорожденным озябающим искать в сиротских русских холмах…

И тут он содрогнулся сокрушился, воспомнив тех семипалатинских слепых низких квелых заблудших гусей лебедей скворцов что не могли летать в русских небесах...
И перекрестился и сказал:
— Пожалей помилуй Господь!.. дай нам полетать…

И Варвара молчно покорно покойно встала с постели напрасной горячей от тела чудного её и надела сарафан, а Тимофей накинул на плечи рамена прекрасныя ея свой обильный бухарский чапан а сам надел белую вольную долгую рубаху…
И они тихо босо вышли из избы и пошли и встали под сильный светлый ветр благоуханный дальный на высокой жемчужный холм над селом спящим Едрово-Голь…

И тут светлый ветр прибыл словно ждал их и наполнил пьяным сладким шалым крутым крепким воздухом её сарафан и чапан и его волнистую долгую рубаху, как лиющийся парус…
И вначале они привстали на ножных перстах и потянулись ввысь выями как лебеди а потом легко пошли полетели со холма сорвались летуче…
И ветер понес переставил их на другой жемчужный холм…

И Варвара-Фекла-Кутья святая русская вдова только охнула:
— Ох Господи как страшно! как хорошо! как вольно!...
И полетела в маковом малиновом блаженном сарафане своем по холмам чудящим творящим обсыпанным рождественьскими несметными алмазами звезд’а#ми жемчугами…

И Тимофей-Измигул изловчился подпрыгнул и полетел вослед за ней в белой льняной рубахе своей расставив раскидав разметав руки и как бы оберегая перволетящую Варвару-Феклу-Кутью…

…Варвара! Летящая вдова!..
Иль ты Русь сама?..
И куда? куда? куда?..

И они полетели в холмах переславль-залесских…
Далеко далеко далеко…
И искали Святую Роженицу со Дитем Святым Новорожденным в холмах да не находили…
И от холмов переславль-залесских к валдайским холмам их понесло их повело…
И унесло и увело…

О Господь!..
В Нощь Рождества убито темно бездонно все спят на Твоей Руси…
И лишь двое блаженных — Варвара-вдова и Тимофей-юрод летают витают ликуют ликовствуют бродят в лунных святых жемчужных холмах Твоих…

Господь! дай им...
И всем кто спит и не спит в Святой Светлый Ветр на Святой Рождественской Руси!..

Господь!.. Гряди!..

1980 г.