Продолжение. Начало — в №№ 32-35
Могут сказать, что тогда невозможно было выступить с критикой столь высокопоставленного писателя, всем известного Героя Советского Союза. Да нет, господа, можно было, если поднатужиться…Позвольте привести хотя бы один, вопиюще нескромный, пример из собственной жизни.
В.Карпов был разведчиком и воевал достойно. Но по мере его литературного восхождения росло в печати число лично взятых им "языков": 22… 36… 54… 67… И так дошли до 79. Наши отношения с ним начались с того, что я написал ему несколько писем с критическими соображениями о его повести "Полководец", посвященной генералу армии И.Е.Петрову. Она печаталась в 1983-84 годы во многих номерах "Нового мира", где Карпов был главным редактором. Он не отвечал. Такое высокомерие в ответ на добрую бескорыстную помощь, разумеется, задело меня, и я прекратил писать. Но когда дошло до издания повести отдельной книгой, Карпов позвонил мне, поблагодарил, сказал, что мои замечания ему полезны, он учёл их и спросил, есть ли у меня что ещё. Я ответил, что есть, и немало, но, уже понимая, с кем имею дело, я предложил поставить наши отношения на деловую почву: пусть Воениздат закажет мне внутреннюю рецензию на повесть, и я выскажу замечания по оставшейся части текста. Карпову это не понравилось, он не хотел предстать перед издательством в нежелательном для него виде.
14 ноября 84-го года как фронтовик, движимый понятным желанием, чтобы книга о достойном человеке вышла в достойном виде, я написал Карпову новое письмо:
"Уважаемый т. Карпов
Вы сказали, позвонив мне 5 ноября, что Ваша повесть уже набирается в Воениздате. Нетрудно догадаться, что тут же миллионным тиражом она выскочит и в "Роман-газете".
Как фронтовик фронтовику, как однокашник по Литинституту я Вам советую: не спешите, задержите выход. Повесть требует серьёзной доработки: она рыхла, многословна, изобилует ошибками, нелепостями, грубым искажением фактов. Вы часто с апломбом пишете о вещах, о которых мало понимаете. И ведь рано или поздно люди это поймут.
Вот Вы на мои слова, что "Петров не тянет на маршала", возмущенно заявили: "Это ваше личное мнение". Как раз Ваше мнение сугубо личное. Кроме Вас, никто никогда не говорил, что Петров это маршал, обойденный вниманием. А мое мнение — это мнение авторитетнейших лиц и инстанций: Верховного главнокомандующего, Ставки, ГКО, Политбюро, наркомата обороны, СНК — никто не поднимал вопроса о присвоении ген. Петрову звания маршала не только в годы войны, но и после, когда шести генералам армии присвоили маршала. И Петров вовсе не был обделен: войну он начал генерал-майором, командиром дивизии, а закончил генералом армии и командующим фронтом, Героем Советского Союза… Право же не спешите, Вы же знаете, где нужна торопливость"..
Карпов не внял моему совету, и повесть вышла космическим тиражом сразу после "Нового мира" в Воениздате и в Советском писателе.
На обсуждении повести в Союзе писателей в апреле 1985 года я высказал некоторые критические суждения о ней, упомянув заодно и о том, что 79 лично взятых "языков" — липа, взятие "языка" это целая операция, в которой участвует несколько человек. Карпов тогда был уже и первым секретарём Союза писателей СССР, и депутатом Верховного Совета, и даже членом ЦК. И вот, он подал на меня в суд. А у меня ничего, кроме медали "За отвагу". Представляете поединок? Чемпион по боксу в тяжелом весе и противник в весе "мухи". Да еще в "Московской правде" по этому поводу выступили против меня в защиту Карпова писатели Астафьев, Гофман, Михалков и Шкляревский — три Героя и один лауреат. Что делать? А Карпову мало было иска — он ещё и выступил против меня на партийной конфенеции.
Я искал примирения и 15 ноября 85-го года написал ему новое письмо (все это я печатаю сейчас впервые):
"Я был крайне удивлен, огорчен и даже не верил, когда мне вчера рассказали о Вашем, Вл-р Вас-ч, конференции. Будто бы Вы читали с трибуны мои письма, ни для кого, кроме Вас, не предназначенные; называли меня бесплодным завистником; уверяли, что я навязывался Вам в соавторы; и даже шили мне политическое дело на том основании, что я будто бы ставил Вам в образец гражданского и морального поведения Солженицына…
Неужели все это правда? В-р Вас-ч, побойтесь Бога! Я же написал Вам чуть не десяток писем, в которых много полезных для Вас замечаний, советов, и Вы благодарили за них. И вдруг!.. Какой "соавтор", если повесть уже напечатана под Вашим именем? А политически поклёпом Вы поставили себя на один уровень с тем сексотом, который заложил Вас в мае 41 года. (Тогда другие версии его ареста были мне неизвестны)… Вы можете себе представить, чтобы Твардовский, в кресле которого Вы сидите, читал с трибуны чужие письма с целью уязвить их автора? Или Симонов, в кресле которого Вы, опять же, сидите?
В.В., что Вы натворили! Вас же теперь люди обходить будут, как зачумленного. Письма писать Вам будут опасаться, разговаривать с Вами… Вы удивительно не дорожите своим добрым именем. Недавно в одном журнале я читал о Вас: "Разведчиком, как рассказыает В-р Вас-ч сам(!), он стал в морозную декабрьскую ночь под Москвой, когда открыл свой счет "языкам".
В.В., ну, зачем Вы так? Ведь в декабре 41-го в боях под Москвой Вы не участвовали, даже в армии еще не служили, а находились в лагере за тысячи верст от передовой. На фронт Вы прибыли в самом конце 42-го года, а убыли на учебу весной 44-го. Так зачем же, как тот Солженицын, писать, что "прошел всю войну". Разьве мало того, что есть? Вот трижды Герой И.Н.Кожедуб. Он начал войну ещё позже Вас — в марте 1943 года, но не пишет же, не говорит, что сбил перый самолёт под Москвой… Горько за Вас.
Однако надеюсь на доброе разрешение нашего конфликта. Надеюсь, Вы найдете в себе мужество взять нелепые слова назад, извиниться, мы пожмём друг другу руки и разопьём бутылку ныне почти запрещенного коньяка. Не должны же мы, вымирающее племя фронтовиков, затевать распри на глазах публики, веселя этим наших врагов. А что подумает о нас молодежь? У Вас есть дети?
Вот моя рука — В.Бушин".
А иск-то его в суде. Я встретился со следователем Адамовым. Он сказал: "Если сейчас знают о конфликте только в Союзе писателей, тот ведь если будет суд члена ЦК и первого секретаря Союза с рядовым членом, то прибежит орава иностранных журналистов… Мировой скандал! Что вы намерены делать?". Я сказал, что подам встречный иск. И подал. Видимо, он был написан столь убедительно, что Карпов свой иск отозвал. Только так я и спасся от суда да и Карпова спас.
Но он не успокоился и возбудил против меня дело в партийной организации Союза писателей. Там не могли не потрафить первому секретарю и влепили мне выговор с занесением в личное дело. Мало того, об этом было напечатано — "первый" же! — и в "Московском литераторе", и в "Литературной России", и в "Литературной газете", т.е. ославили мена и на московском уровне, и на российском, и на всесоюзном. Мне звонят родственники и друзья из разных городов: "Старик, ты жив?"…
А такие выговоры надо было утверждать в райкоме. И, слава Богу, нашлись там светлые головы, которые во всем разобрались, и отмели выговор парткома без всяких последствий. Но ни одна газета, куда я обращался с просьбой сообщить о решении райкома, не сделала этого. Как же-с, первый… Да, полковник Ащин, не просто, не легко встать во весь рост и сказать живому-здоровому вельможе то, чего он заслуживает.
Позже в газете "Патриот" я напечатал пространную статью, целую работу о повести "Полководец". Карпов был жив-здоров и мог мне ответить, но ответа не последовало. Эта неласковая статья, озаглавленная "Под видом суровой правды", вошла в мою книгу "За Родину! За Сталина!". Она была напечатана в 2004 году, т.е. тоже при жизни В.Карпова. При жизни! Именно поэтому я и решился поведать ныне о той давней истории и сказать кое-что критическое.
Впрочем, мое пожелание в последнем письме сбылось — позже мы помирились, Карпов выступал однажды с добрым словом на моем творческом вечере в ЦДЛ, а я защищал его от клеветы Дейча в "Московском комсомольце".
Однако пора закругляться, и под конец нельзя умолчать еще о книгах по истории Великой Отечественной войны, поскольку они так безбожно шельмуются нашим полковником и его единомышленниками. В.Ащин цитирует гневное заявление представителя ЦГАСА М.В. Стаганцева: "Наше советское общество до сих пор не имеет полной, объективно написанной истории Великой Отечественной войны". Вы заметили: советское общество. Т.е. гнев товарища Стаганцева имеет 25-ти летнюю выдержку. Где ныне этот товарищ полковник? Нет ли у вас посвежее материала? За эти четверть века изданы горы самых разных книг о войне — от правдивых, грамотных, добросовестных, как, например, книги Алексея Исаева, хотя бы его "Мифы и правда о маршале Жукове", до невежественных и лживых, как хотя бы "Мой лейтенант", сопровождаемый устными разглагольствованиями Героя Социалистического Труда Даниила Гранина.
Есть иллюстрированная энциклопедия войны (2005), есть двухтомная "Книга для чтения" о войне (2005), вышла "Всероссийская книга памяти" (Обзорный том — 2003). В Туле в 2010 и 2012 годах издан двухтомник "Мы помним. Книга воспоминаний и размышлений поколений". Тут довелось принять участие и автору этих строк.
Или вот ещё хотя бы "Великая Отечественная война", вышедшая в прошлом году в издательстве "ОЛМА Медиа Групп". Роскошный фолиант! 447 страниц формата 30х25 см., множество красочных иллюстраций — фотографий, картин, плакатов. В книге 58 глав — от "Планы агрессора" до "Парада Победы", "Капитуляция Японии" и "Награды Родины". Чего тут только нет о войне! Есть даже глава "С кем был Бог?". И убедительно показано, что Всевышний был на стороне нашего Верховного, а не с теми, у кого на пряжках ремней сверкало "Gott mit uns!" и кого, как уверяет патриарх Кирилл, Господь избрал для наказание нас за безбожие. Да, Всевышний был с нами, ибо видел, что советские безбожники гораздо ближе к нему, чем все эти святоши с пряжками, свечками, крестами и без.
Правда, есть тут и сознательные или невольные промашки, умолчания в угоду нынешнему режиму. Так, на первых ста страницах этой книги портретов Гитлера в три раза больше, чем Сталина: 18 и 6. Выступление Молотова по радио 22 июня 1941 года, перевернувшее всю нашу жизнь, ухитрились втиснуть в 24 коротких строки, а великой речи Сталина 3 июля 1941 года вообще не нашли места.
А в Советское время написано о войне ещё больше. Тут воспоминания и рядовых участников, и прославленных героев, как Александр Покрышкин, и генералов, адмиралов, маршалов, министров. Опубликованы директивы Ставки, приказы по фронтам и армиям, переговоры по ВЧ, много издано и фундаментальных научных работ, в том числе 12-томная "История Второй мировой войны". Читай — не хочу! Конечно, есть и в этих публикациях ошибки, неполнота, умолчания. Но если хочешь знать истину — сопоставляй, копайся.
Продолжение следует
На фото: Теперь его записали в «оккупанты»
