Авторский блог Владимир Бушин 00:00 11 мая 2017

Сталин и Фалин

И по поводу трагического для нас начала войны у нашего историка готов приговор: "Диктатор, и прежде всего он, несёт всю полноту ответственности за то, что агрессор застиг вооружённые силы в округах и страну в целом врасплох" (с.235). Конечно, Сталин несёт ответственность, виноват. Но почему же на нём вся ответственность? Ведь он, будучи генеральным секретарём ЦК и главой правительства, руководил всей страной с великим множеством, разнообразием и сложностью её проблем, задач, нужд. А были люди, которые занимались только армией, только обороной и ничем больше — нарком обороны, начальник Генерального штаба, командующие военными округами. И ведь у каждого — штат: заместители, завотделами и т.д. Разве эти штаты состояли из балерин, а не из военных специалистов? Это одна сторона дела.

Продолжение. Начало — в №18

Именно о первых днях войны в изданной ещё в 1957 го­ду в ФРГ книге "Мировая война 1939-1945 годов" сами немцы признава­лось: "Потери немецкой авиации не были такими незначи­тельными, как думают некоторые. За первые 14 дней боёв бы­ло потеряно самолётов даже больше, чем в любой из последующих таких же отрезков времени. За две недели с 22 июня по 5 ию­ля немецкие ВВС потеряли 807 самолётов всех типов, а за пе­риод с 6 по 19 июля — 477" (с. 472).

Что ж получается? Даже по немецким данным, за пер­вый неполный месяц боёв немцы потеряли почти 1300 ма­шин! В итоге таких действий нашей авиации и зенитчиков к 1 декабря 1941 года, то есть за пять с небольшим месяцев, парк самолётов сократился у немцев на Восточном фронте с 4980 машин до 2830, несмотря на пополнение с Запада, да ещё было у них 295 финских, 165 румынских, 70 итальянских и 50 вен­герских самолётов. Но как бы то ни было, а потеряли они 2150 машин (то есть почти половину) и тысячи лётчиков. И ведь такая картина сложилась не только с авиацией, но и с другими родами войск. Так, в "Приложении" к воспоминаниям генерал-лейтенанта танковых войск Н.К. Попеля "В тяжкую пору" составитель книги В. Гончаров, основыва­ясь на ряде исследований, пишет: "Самым тяжёлым для немцев были катастрофические потери танков… С июня по ноябрь 1941 года вермахт безвозвратно потерял 2326 тан­ков (что больше трети всего парка) и около 800 бронемашин". Подтверждение этому можно найти в известном дневнике генерал-полковника Гальдера, начальника Генерального штаба сухопутных войск вермахта. Поинтересуйтесь, Фалин!

Но, по его чрезвычайному разумению, дела наши были так плохи, что "по некоторым данным(?), в первые недели нашествия Сталин взвешивал возможность расширенного издания Брестского договора 1918 года. Он как будто(!) поручил Берии вступить в контакт с немецким послом Шуленбургом. Кое-какие(!) следы этого есть, доказательств пока не обнаружено" (с.395). Как не обнаружено? Господь с вами, секретарь! Есть доказательства, есть! Их дал в своих воспоминаниях "Разведка и Кремль" (М. 1994,1996) известный генерал Павел Судоплатов. Во время войны он был начальником Четвёртого (разведывательно-диверсионного) управления НКВД-НКГБ. Да, было дело, но фигурировал тут вовсе не Шуленбург, который, очевидно, уже укатил в Германию. Павел Анатольевич писал: не в первые недели, а "25 июля 1941 года Берия приказал мне связаться с нашим агентом Стаменовым, болгарским послом, который симпатизировал Советскому Союзу и сотрудничал с нами из чисто патриотических побуждений. Я должен был проинформировать его о слухах в дипломатических кругах Германии и СССР, что возможно мирное завершение войны на основе территориальных уступок". Они встретились в ресторане "Арагви". Имелось в виду, что Стаменов сообщит о разговоре царю Борису, а тот — немцам. Это было ничем иным, как "дезинформационной операцией, рассчитанной на то, чтобы выиграть время и усилить позиции немецких военных и дипломатических кругов, не оставлявших надежд на компромиссное завершение войны" (с.174). А ведь такие среди немцев имелись — от Геринга до Риббентропа, уверявших, что они были против войны.

Но Стаменов, уверенный в победе Советского Союза, как было установлено нашей разведкой, никому о разговоре с Судоплатовым не доложил. И Судоплатов повторяет: да, это было санкционировано Сталиным "с целью забросить дезинформацию противнику с целью выиграть время для концентрации сил и мобилизации резервов" (там же). Как сказано, это известно вот уже почти четверть века, а историк войны Фалин всё гадает на кофейной гуще: "как будто"… "по некоторым данным"… "есть кое-какие следы"… Между прочим, у меня два экземпляра воспоминаний Судоплатова. Могу поделиться, тов. Фалин. Дайте точный адресок. Вышлю.

Если после вопросов общего, государственного характера обратиться к конкретным личностям того времени, к их поступкам и судьбам, делам и манерам, то и тут секретарь не даёт читателю скучать. Так, читаем: "13 июня 41 года адмирал Н. Кузнецов попросил у Сталина разрешения отозвать советские суда из портов Германии. "Хозяин, — записал начальник секретариата Сталина А. Поскрёбышев, — выгнал его вон" (с.229).

Ещё хорошо, что не лягнул. Но, во-первых, Н.Г. Кузнецов был наркомом и главнокомандующим Военно-морского флота, и, естественно, в его ведении находились только военные корабли, много ли их было тогда в портах Германии? А тут — речь о "советских судах" вообще. С какой стати? Во-вторых, А.Н. Поскрёбышев был тогда не начальником секретариата, а личным секретарём Сталина. В-третьих, где это он сделал такую запись? Неизвестно. В-четвёртых, если бы записал, то не назвал бы Сталина "хозяином", это словцо для пущей услады и ликования придумали Радзинский и компания. Ни в одних воспоминаниях никто так Сталина не называет. В-пятых, 13 июня, как свидетельствует журнал посещений кабинета Сталина, приёма у него не было, что дало основание тому же великому прозорливцу Радзинскому заявить, что в этот день Сталин во Львове пил на брудершафт с Гитлером.

Мороз продирает по коже, когда читаешь то, что взбрело на ум Фалину написать о Б. Ванникове, наркоме вооружения, потом — наркоме боеприпасов. Он был ошибочно или по ложному доносу злонамеренно арестован за несколько дней до войны — 7 июня. В июне же, пишет Фалин, когда началась война, "из камеры смертников на Лубянке он был доставлен в кабинет диктатора в Кремле". Что такое камера смертников, он не понимает, но пужает ею. В эту камеру можно угодить только после вынесения смертного приговора, а над Ванниковым никакого суда не было. И в кабинете Сталина он оказался не в июне, а 20 июля, и беседа продолжалась 45 минут, потом — 24 июля, когда беседа продолжалась час с четвертью. На другой день Ванников был освобождён.

А что пишет цековский прозорливец? Сталин потребовал от Ванникова тут же в приёмной составить план эвакуации на восток оборонных предприятий, что было, конечно, совершенно невозможно, и Сталин не мог не понимать это. Но автор уверяет, что Сталин рассчитывал этот план использовать, "и затем пустить Ванникова в расход" (с. 118), то бишь расстрелять. Фалину, видите ли, ведомы даже тайные помыслы и намерения Сталина.

Ну, был ли составлен план, неизвестно. Но мы достоверно знаем, что сразу после освобождения Ванников был назначен заместителем наркома вооружений, а потом — наркомом вооружений, наркомом боеприпасов. Столь же достоверно известно, что в 1942-м, в 1949-м годах, то есть при Сталине он получил две Звезды Героя социалистического труда, а в 1951-м и в 1953-м, опять же при жизни тирана, — Сталинские премии первой степени. В 1954 году получил и третью Звезду. Вот такой "расход". В отличие от многих других комических эпизодов в данном случае указан источник: "Эпизод с Б. Ванниковым сообщен автору И. Ильичевым". А кто это? Ведь тот, который тоже был секретарём ЦК и заведовал Отделом агитации и пропаганды, был вовсе не И., а Леонидом Фёдоровичем. Неужели Фалин просто ошибся с инициалом и имеет в виду всё-таки именно его? Какая жестокость по отношению к покойнику — свалить на него чушь собственного досужего изготовления!

В иных случаях очень желательно всё-таки знать источник. Например: "В Ялте диктатор представил Рузвельту и Черчиллю наркома внутренних дел Берию лапидарно и ясно: "Наш Гиммлер" (с.118). Увы, у этого тупого юмора есть одна закавыка: Берия на Ялтинской конференции не был. Интересно, а если бы на эту конференцию попал Фалин, как бы диктатор мог представить его — наш новый Троцкий? братан Горбачёва? старший брат Жириновского?

Много можно было бы ещё сказать интересного о сочинении секретаря ЦК, но, как читатель, вероятно, уже догадался, его главная идея, самая пламенная страсть — это ненависть к Сталину. Тут он, пожалуй, превосходит Радзинского, Федотова, Караганова, Медведева и подобных им, вместе взятых и даже перемноженных. В интернете я прочитал: "В его выступлении в июне 1986 года на совещании партийного руководства с руководителями средств массовой информации содержался призыв сказать наконец-то всю правду не только о личности Сталина, но и о системе, идеологии и практике сталинизма". И вот перед нами воплощение его давней мечты и страсти. В Советской эпохе Фалин ищет то, что называет "самой мрачной главой в тысячелетней истории России". А о Сталине припечатал так: "Он был творцом или причиной большинства несчастий советского народа" (с.74). Большинства! А кто был причиной остальных несчастий? Надо полагать, Ленин. (Слышите аплодисменты фракции ЛДПР?). Если бы Тунгусский метеорит бабахнул не в 1908 году, а лет на двадцать позже, то он и в этом обвинил бы их. А Черчилль и Вильсон, например, в 1918 году, Гитлер и Маннергейм в 1941-м, или Клинтон и Буш в 1991-93 годах не имели никакого отношения к нашим несчастьям, так? Не говоря уж о Деникине, Колчаке, Врангеле…

Как только ни аттестует наш разоблачитель Иосифа Виссарионовича, чего только ни навешивает на него! Во-первых, Сталин, разумеется, догматик (с.176 и др.). Но странный же это был догматизм. Ещё до революции на Шестом съезде партии он заявил: "Надо откинуть отжившее представление о том, что только Европа может указать нам путь. Существует марксизм догматический и марксизм творческий. Я стою на почве последнего". И в полном соответствии с этим заявлением Сталин вместе с Лениным вопреки постулату марксизма признал возможность построения социализма в одной, отдельно взятой стране. Признал, и начал строить, и вдохновил народ на успешное построение. Не был ли истинным-то догматиком интеллектуал Троцкий, уповавший в соответствии с помянутым постулатом на мировую революцию и считавший Россию лишь вязанкой хвороста для мирового пожара? Его догматизм не помешал Сталину понять ужасную отсталость России и сделать вывод, что если мы не ликвидируем эту отсталость в кратчайший срок, то при первой возможности "нас сомнут"? Догматизм не помешал Сталину решительно преобразовать многовековый деревенский уклад, провести коллективизацию, которая явилась важнейшим слагаемым нашей победы в самой страшной войне в истории России. Догматизм Сталина не помешал ему, как признавал Черчилль, руками одних врагов бить других врагов. Наконец, его догматизм не помешал ему в первые дни войны уверенно заявить: "Победа будет за нами!".

А тот же Троцкий в статье "Сталин интендант Гитлера" (представляете, с каким видом он это написал?) и в других статьях сентября — декабря 1939 года, когда мировая война уже началась, то и дело каркал: "Режим Гитлера есть единственно возможный для Германии… Германский капитализм задыхается в старых границах… Победоносная наступательная война должна обеспечить экономическое будущее германского капитализма… Динамическая индустрия, технический гений Германии, дух дисциплины — всё это налицо, и чудовищная военная машина Германии ещё себя покажет…" Всё это твердил и Геббельс да и сам Гитлер. Но Троцкий шёл дальше: "Советский Союз является в экономическом смысле самой слабой из великих держав…Сталин боится Гитлера… Сталин не способен воевать; и когда он оказывается вынужден воевать, он не способен дать ничего, кроме поражения… Гитлер, несомненно, проницательнее и смелее Сталина…Гитлер может нанести такое поражение СССР, которое кремлёвской олигархии стоило бы головы…" (Л.Троцкий "Портреты революционеров", М., 1991, с. 142-156). Все такие писания были несомненной подначкой Гитлера к нападению на СССР, ибо ведь автор не так уж давно принадлежал к правящим верхам страны, а теперь тщательно следил за всем, что там происходит, и, наконец, он лично знал Сталина. Ах, как жалко, что не дожил Лев Давидович до мая 1945 года! Посмотрел бы он, кто кого боится, кто лучше умеет воевать и кому война стоила головы…

О том, как Сталин боялся Гитлера, наш мыслитель тоже пишет: "О подходах(?) и поступках Сталина зимой, весной и летом 1941 года неверно судить с позиций здравого смысла". Как так? Здравый смысл всегда необходим. "Ближе к действительности оценки 1941 года на немецкой стороне". И автор решительно становится на немецкую, на фашистскую, лишённую здравого смысла сторону. И даёт образец своего выбора: "Сталина охватывает дрожь перед приближающимися событиями (Гитлер — Геббельсу 15 июня 1941 года)". Секретарь ЦК становится рядом с Гитлером, повторяет его "оценку", и хоть бы что! Словно стоит рядом с Галиной Улановой или поет дуэтом с Лемешевым. А дальше от себя: "Неприятие правды жизни пронизывало сущность советского диктатора. Пытаясь спастись от войны, он бежал от себя, от своей мании преследования…". Что это значит — избавился от мании? Так это хорошо! Нет! "Им двигал панический страх. Диктатор боялся всякой темноты. Даже спал при ярко светящихся лампах…" (с.228). Это, кажется, секретарь спёр у покойного драматурга М. Шатрова. Спёр и несколько трансформировал. У того в пьесе "Дальше…дальше" изображён несколько иной вариант панической трусости Сталина. Там один персонаж говорит о нём: "Вечером он с лампочкой или фонарём заглядывает под кровать, на которой спит — боится". Да как же не бояться: а вдруг под кроватью Жириновский, который недавно вопил в Думе, что когда придёт в Кремль, будет расстреливать, вешать и четвертовать коммунистов? Интересно, что бы Сталин с ним сделал, вытащив за ногу из-под кровати?

И покойный Шатров был не одинок, заодно с ним — помянутый генерал-учёный Волкогонов, увы, тоже покойный. Он писал, осенив себя крестным знамением: "Священный долг перед Родиной…" Вы слышите, Фалин? "… перед Родиной и историей не позволяет умолчать о том, что в первые дни войны Сталин страшно перетрусил, впал в прострацию, был прямо-таки парализован. Несколько дней скрывался на даче, а когда сами умиравшие от страха Молотов, Ворошилов и другие приехали к нему, он решил, что его хотят арестовать и забился под тахту". Хорошо, что тогда там не оказалось Жириновского. Там, под тахтой, в первую неделю войны у Сталина состоялось 173 встречи — с генералами, наркомами, учёными, там и с Ванниковым дважды встречался… Вот в какую компанию вы залезли, Фалин. Ведь полное впечатление, что вы, как и те, почившие, не знаете не только, как война шла, но и чем она закончилась.

Сталин, конечно, и тиран. Да какой! "Его репрессии унесли из жизни в СССР втрое или даже впятеро больше коммунистов, чем их уничтожили нацисты" (с.50). Точную цифру он не знает, но можно прикинуть. Всего в 1941 году в стране было 3 миллиона 872 тысячи коммунистов, а в 1945-м — 5 миллионов 650 тысяч (Великая Отечественная война. Энциклопедия. М.1985. с.361). Как известно, на фронте погибли три миллиона коммунистов, да ещё наверняка не меньше миллиона нацисты истребили на захваченной территории. Например, в одной только Смоленской области погибли 42 секретаря горкомов и райкомов партии, а из 1037 членов горкомов и райкомов ко времени освобождения области в живых осталось только 178 человек, в 16 из 20 районов области не осталось ни одного члена райкома партии (там же, с.359). А сколько рядовых коммунистов! И ведь так на всей захваченной советской земле… Так вот, если на фронте и на захваченной территории нацисты истребили 4 миллиона коммунистов, то Сталин, по уверению беглого секретаря ЦК, — 12 или даже 20 миллионов. Да ведь столько их и не было! Ну, это явная попытка превзойти Солженицына, твердившего об уничтожении 106 миллионов коммунистов и беспартийных. Математик, подсчитал…

Редкий сталинофоб не взвалит на Сталина вину за неудачу Западного фронта под Варшавой в войне с Польшей в 1920 году. И наш 90-летний поборник истины — тут как тут. Он уверяет, что Сталин помог полякам, то есть оказался предателем: да, говорит, "помощь полякам пришла в форме советов от французского генерала Вейгана и от Сталина, не выполнившего распоряжения главнокомандования (председателя РВСР Троцкого) о подчинении соединений Южного фронта Тухачевскому, который попал в крайне уязвимое положение" (с.20). Очень прекрасно. Однако, во-первых, это было не в 1921 году, как утверждает историк (с.116), а в 1920-м. В 1921-м же был заключен с Польшей Рижский мирный договор, по которому она отхватила у нас Западную Украину и Западную Белоруссию. Во-вторых, фронт был не Южный, а Юго-Западный. В-третьих, командующим был не Сталин, а А.И. Егоров, Сталин же — один из четырёх членов Военного совета и, естественно, не мог, не имел права один выполнять или не выполнять "распоряжения" высшего командования. В-четвёртых, 23 сентября 1920 года Сталин подал в президиум Девятой партконференции записку, в которой говорилось: "Вчерашнее заявление т. Троцкого о том, что я в розовом свете изображал состояние наших фронтов, не соответствует действительности. Я был, кажется, единственный член ЦК, который высмеивал ходячий лозунг о марше на Варшаву и открыто в печати предостерегал товарищей от увлечения успехами, от недооценки польских сил. Достаточно посмотреть мои статьи в "Правде". Заявление т. Ленина о том, что я пристрастен к Западному фронту, не соответствует действительности …Небывалая катастрофа, взявшая у нас 100 тысяч пленных и 200 орудий, — это большая оплошность командования. Вот почему я требовал в ЦК назначения комиссии, которая, выяснив причины катастрофы, застраховала бы нас от нового разгрома. Т. Ленин, видимо, щадит командование, а я думаю, что надо щадить дело, а не командование" (ПСС, т.17, с.135-136).

Вот ведь как! Сталин даже требовал комиссии, даже Ленина упрекал. Как видим, т. Фалин и его единомышленник в Кремле судят о том, о чём у них весьма смутное представление, то есть не смыслят ни уха, ни рыла.

Но этого Фалину мало. Он присовокупляет, что, мол, эта история 1920 года "отозвалась через семнадцать лет гибелью Тухачевского: Сталин не прощал обид" (с. 20). Значит, затаил зло, да? Но какую обиду нанёс ему Тухачевский? Никакой. Это вы, а не он взваливаете вину на Сталина. А Тухачевского ещё в 1930 году два преподавателя Военной академии им. Фрунзе обвинили в том, что он выжидает благоприятной обстановки для захвата власти. Было произведено расследование. И вот 23 сентября 1930 года Сталин пишет Молотову: "Что касается дела Тухачевского, то он оказался чистым на все 100%. Это очень хорошо" (Письма И.В. Сталина В.М. Молотову. М.1995, с.231). Сталин радовался за Тухачевского. А разве способен на это человек, затаивший на другого зло?

И по поводу трагического для нас начала войны у нашего историка готов приговор: "Диктатор, и прежде всего он, несёт всю полноту ответственности за то, что агрессор застиг вооружённые силы в округах и страну в целом врасплох" (с.235). Конечно, Сталин несёт ответственность, виноват. Но почему же на нём вся ответственность? Ведь он, будучи генеральным секретарём ЦК и главой правительства, руководил всей страной с великим множеством, разнообразием и сложностью её проблем, задач, нужд. А были люди, которые занимались только армией, только обороной и ничем больше — нарком обороны, начальник Генерального штаба, командующие военными округами. И ведь у каждого — штат: заместители, завотделами и т.д. Разве эти штаты состояли из балерин, а не из военных специалистов? Это одна сторона дела.

Окончание следует

1.0x