…«Страшное это было время! Первопрестольный град Москва находился в руках поляков, в Новгороде и северных областях хозяйничали шведы, а по всей стране ходили, грабя и убивая, всевозможные разбойничьи шайки. Отчаяние русских людей дошло до последних пределов: гибель русского государства казалась бесповоротной и окончательной. Спасения было ждать неоткуда». Так описывал начало XVII в. архиепископ Аверкий Таушев.
Действительно, многие уж и не ждали спасения. Даже аристократия – соль земли, казалось бы – руководствуясь сиюминутными эгоистическими интересами, принимала нередко сторону лжедмитриев, болотниковых да сигизмундов в борьбе с царями Годуновым и Шуйским. Пусть недостаточно на чёй-то взгляд легитимными, пусть нанесшими кому-то обиды, но далеко не самыми плохими в русской истории царями. И, главное – русскими царями. На трон же проталкивали тех, кто обещал своим покровителям распространить католичество на Русь, неприкрыто попирал устои Православия, смещал святых патриархов.
Крупнейший специалист по российскому средневековью, профессор истфака МГУ Дмитрий Володихин вообще считает, что русского государства к началу 1612 г. по сути не существовало: «Царя не было, патриарха заперли поляки, последняя армия превратилась в бессильное сборище голодранцев… По всем городам и землям России бродили шайки воровских казаков, иноземных наемников, бунтовщиков… Столица, а также главнейшие города Севера и Запада России находились под контролем оккупационных корпусов… Пал Смоленск, надолго задержавший интервентов. Шведы затеяли войну против России, взяли Новгород Великий, а также целый ряд других наших городов… Казалось, державе больше не подняться. Казалось, Смута погубила Россию».
«Однако, – заключает историк, – русской цивилизации хватило жизнестойкости, да и милости господней, чтобы справиться с этой катастрофической ситуацией».
Можно согласиться с вышесказанным, если только не отождествлять государство (как аппарат власти) со страной и, главное, не низводить фактор «милости господней» до второстепенного.
«Во главе дела спасения Родины стала наша Русская Церковь в лице Её достойнейших духовных вождей, каковыми были Святейший Патриарх Гермоген, находившийся в плену и заточении у поляков в Москве, и настоятель Свято Троицкой Сергиевой Лавры Архимандрит Дионисий вместе с её келарем Авраамием Палицыным. По всей России они рассылали «Граматы» с пламенными призывами русским людям встать на защиту и спасение Церкви и Отечества, – напоминает архиепископ Аверкий. – В ответ на эти «Граматы» стали образовываться народные ополчения». Впрочем, и историк признаёт вдохновляющую роль Троице-Сергиева монастыря, 16 месяцев державшего и выдержавшего осаду поляков: «Стойкость защитников и бессилие интервентов стали известны по всей стране. Эта победа укрепила дух сопротивления по всей России. В ней видели милость Господню, проявление высшей воли в военном противоборстве».
Только милость эта явлена была заранее.
В зримом образе.
Неземной фактор
В июне 1579 г. в Казани случился страшный пожар. Распространился он от церкви святителя Николая Тульского (практически не затронув её, впрочем) до крепостных стен. Стихия истребила всё на своём пути, включая и половину Казанского Кремля. Недалеко от храма сгорел и дом стрельца Даниила Онучина.
С этого времени его десятилетней дочери стала приходить во сне Богородица. Трижды являлась Она Матронушке и сообщала, что под пепелищем их сгоревшего дома сокрыта чудотворная икона. И лишь с третьего раза удалось девочке уговорить взрослых начать раскопки. Но сама же Матрона и наткнулась на полуистлевший рукав какой-то одежды, в который была завёрнута сияющая, как новая, икона.
Почему образ оказался на метр спрятанным в землю? Ведь Казанское государство было в принципе веротерпимо. Не исключено, что святыня была закопана в последний период истории ханства, когда власть в нём захватила крымская династия. Её поддерживала та часть местной знати, которая была сторонниками крымской же политики в отношении «неверных» соседей, рассматривая последних как предмет работорговли и грабежа.
Это, собственно, и вынудило Иоанна Грозного окончательно ликвидировать суверенитет казанского государства.
Но «милость Божия» явилась православным мусульманской части Поволжья не тогда. Она ждала того часа, когда потребуется укрепить их веру. А именно – того самого пожара 1579 г., произошедшего якобы в отмщение за взятие православным царём Казани. Когда, по слову летописца, «вера Христова сделалась притчею и поруганием».
На место обретения иконы прибыл архиепископ Иеремия (который перед тем не поверил в вещий сон Матроны, рассказанный владыке матерью девочки). Он перенес образ в соседнюю Никольскую церковь. Затем уже, Крестным ходом, икону перенесли в Благовещенский собор – первый православный храм города Казани, воздвигнутый Иоанном Грозным. Во время процессии исцелились двое участвующих в ней слепых.
В том же году список (копию) иконы, с описанием обстоятельств ее обретения и чудес, успевших случится от неё, послали царю Иоанну. Он распорядился возвести на месте находки храм в честь Казанской иконы (куда затем и поместили святыню), и устроить женский монастырь. В нём примет постриг Матрона (под именем Мавра), которая спустя годы Матрона станет настоятельницей обители.
О ранней истории образа нам известно из бесценного литературно-исторического памятника позднего средневековья «Повесть и чудеса Пречистая Богородицы честного, славного Ея явления образа, иже в Казани», написанного в 1594 г. вышеупомянутым святителем Гермогеном. Именно он – тогда ещё священник Ермолай – был в 1579 г. настоятелем того самого Никольского храма, где был совершен первый молебен пред Казанской иконой. Он оказался единственным представителем казанского духовенства, который внял уговорам Матроны и её матери, присоединившись к поискам иконы и благословив их.
В 1589 г. владыка Гермоген стал первым Казанским и Астраханским митрополитом, а в 1606 году за выдающиеся заслуги (великую «книжность», непреклонность в вопросах веры, справедливый суд) был избран патриархом.
В это время Русь подверглась нашествию самозванца Лжедмитрия и польского короля Сигизмунда III. Из оккупированной Москвы патриарх Гермоген принялся рассылать во все уголки страны послания с призывом к восстанию и изгнанию латинян. Когда поднялось восстание, поляки заточили святителя в темницу и потребовали, чтобы он призвал русских ополченцев отойти от города. Святитель отказался, за что был заморен голодом. Но стойкость патриарха воодушевила все разрозненные силы страны, стремившиеся к очищению ее от оккупантов. Распространение посланий приняло лавинообразный характер. Они переписывались, зачитывались на площадях и в храмах.
В Нижний Новгород (под которым в своей вотчине Мугрееве тогда залечивал тяжёлую рану герой первого – потерпевшего неудачу – ополчения князь Димитрий Михайлович Пожарский) пришло следующее указание от патриарха: «Пишите в Казань митрополиту Ефрему, пусть пошлет в полки к боярам и к казацкому войску учительную грамоту, чтобы они крепко стояли за веру, унимали грабеж, сохраняли братство, и как обещались положить души свои за дом Пречистой и за чудотворцев и за веру, так бы и совершили. Да и во все города пишите... везде говорите моим именем».
Нижегородцы первыми откликнулись на призыв первосвятителя. Под руководством соборного протопопа Саввы Евфимиева и воеводы князя Звенигородского было решено собирать новое ополчение. Командующим избрали князя Пожарского, успевшего обрести славу мужественного и искусного полководца. Дмитрий Михайлович повел новую освободительную армию вверх по Волге, пополняя её в городах Кинешме, Костроме, Юрьевце-Повольском. И таким образом подтверждая одно из положений теории этногенеза Льва Гумилёва: когда пассионарный элемент иссякает в столицах, страну спасают накопившие к тому времени пассионарность окраины. «Аристократизм князя Пожарского относительный, – пишет и Володихин. – Дмитрий Михайлович не принадлежал к высшему эшелону русской знати, для тех же Шуйских и Трубецких он был худородным выскочкой. Кстати, вспышек пассионарности христианин Л.Н. Гумилёв считал неземного происхождения. Более он, творивший в эпоху исторического материализма, открыть, наверное, не мог.
Показательно, что за время военных баталий Смутного времени, Пожарский успел обрести славу храбреца, что тогда было особенной редкостью. Ведь далеко не все горели желанием положить живот свой за ситуативных союзников. О судьбах России же, как мы уже заметили, участники интриг не задумывались. Князь же до последнего сохранял присягу Помазаннику.
Праздник, более чем государственный
Ставкой ополчения был избран Ярославль. Здесь даже сложилось выборное временное правительство — Совет всея земли. Так стала оживать государственность страны.
Именно в Ярославль принесли присоединившиеся к ополчению по указанию свт. Гермогена казанские дружины список Казанской чудотворной иконы.
Кстати, Казанская Богородица была и в первом ополчении 1611 г. Когда оно стояло под стенами Москвы, протопоп Благовещенского собора Казани привёз список по благословению патриарха Гермогена. Однако донские казаки открыто демонстрировали непочтительное отношение к волжской святыне. Первое ополчение потерпело неудачу, распавшись после убийства казаками его главы Прокопия Ляпунова.
Памятуя об этом, второе ополчение перед походом на Москву три дня провело в посте и покаянной молитве перед Казанской иконой. «И эта пламенная слезно-покаянная молитва была услышана, – пишет святитель Аверкий. – Совершилось чудо спасения нашей Родины, на которое, по человеческим соображениям, нельзя было рассчитывать».
22 октября 1612 г. поляки согласились на переговоры о капитуляции, а через четыре освободители вошли в Кремль Крестным ходом, неся пред собой Казанскую икону. На Лобном месте их встречал архиепископ Арсений, держа в руках Владимирскую икону Божией Матери. Так сошлись две величайшие святыни русской земли – прославившаяся в Вышгороде под Матерью городов русских и явленная в Казани на русской уже Волге.
В 1636 г. здесь – на Красной площади был возведён знаменитый белокаменный Казанский собор в честь одноимённой иконы. С этого времени её списки становятся особо почитаемыми по всей Руси.
Не стала исключением и Русь Малая. Не счесть храмов и престолов в честь Казанской Богоматери на сегодняшней Украине. Одна из самых знаменитых церквей – в любимом православными киевлянами Фроловском монастыре. Но возводят храмы в честь освободительницы Москвы в Киеве и сегодня. А это значит, что День народного единства, установленный новой российской властью на Память Казанской иконы, в действительности – день единства ВСЕнародного. Потому что православные киевляне, Львовне, одесситы молитвенно (и не только) отмечают этот праздник как свой. И, конечно же, полтавцы.
В 1709 г. накануне Полтавской виктории Петр I молился с полками пред Каплуновским списком Казанской Божией Матери о чьёй захватывающей – продолжающейся и в наши дни – истории мы недавно рассказывали.
В 1721 г. император доставил список Казанской иконы в Петербург. В 1811 г. перед Отечественной войной этот образ был перенесен в только что построенный для неё величественный Казанский собор. Летом следующего года бывший киевский военный губернатор светлейший князь М.И. Кутузов, приняв в назначение главнокомандующим, первым делом отправился в собор, где долго молился перед чудотворным образом. По преданию, он возложил на себя образок с изображением Казанской иконы. На следующий год Михаила Илларионовича похоронят в Казанском соборе. Сам же храм вскоре обретет статус памятника русской воинской славы. Но не только в память о прошлых победах под сенью Казанской Богоматери: 22 октября 1812 г. в день Казанской Божией матери арьергард Русской армии под командованием сына Черниговского наместника, внука Гадячского полковника, преемника Кутузова на посту Киевского губернатора генерала от инфантерии серба М.А. Милорадовича и атамана Донского казачества М.И. Платова нанесли французам первое поражение после Бородино (которое, как известно, Наполеон поражением не признавал). Кстати, именно донские казаки пожертвуют Казанскому собору 40 пудов отбитого у французов серебра, из которого будет после изготовлен главный иконостас храма. А стены его будут украшены ключами от взятых французских городов, другими трофеями. У подножия гробницы генерал-фельдмаршала Кутузова разместят поверженные вражеские знамена.
От усыпальницы великого военачальника, осенённые благословлением Богородицы и Сына Божия, уходили на фронт защитники Ленинграда.
Чуть позже о них и их о предшественниках святитель Аверкий скажет: «Нет другого верного пути спасения нашей Родины – России, кроме того, на который всегда становились наши благочестивые предки: это — путь всеобщего нашего обращения к «тихому и доброму пристанищу — покрову Богородицы и Приснодевы Марии». «Ускорим» же к Ней «на молитву и потщимся на покаяние: источает бо нам неоскудныя милости Пречистая Богородица, предваряет на помощь, и избавляет от великих бед и зол благонравныя и богобоящыяся рабы своя» (Кондак Казанской Божией Матери)».
