Продолжение беседы с руководителем Русского экономического общества Валентином Катасоновым о жизни и творчестве выдающегося мыслителя Константина Леонтьева.
«ЗАВТРА». Валентин Юрьевич, какие главные задачи ставит перед собой социология Леонтьева?
Валентин КАТАСОНОВ. Любая серьёзная социологическая теория или школа должна отвечать на такие фундаментальные вопросы: какова конечная, высшая цель развития общества? Каковы движущие силы общественного развития? Какова роль человека в истории? Бесконечна ли человеческая история или имеет свои пределы? И т. п.
«ЗАВТРА». То есть каковы реальные силы мировой истории?
Валентин КАТАСОНОВ. Вот что пишет об этом сам Константин Николаевич: «Реальные силы – это очень просто. Во всех государствах с самого начала исторической жизни и до сих пор оказались неизбежными некоторые социальные элементы, которые разнородными взаимодействиями своими, борьбой и соглашением, властью и подчинением определяют характер истории того или другого народа».
«ЗАВТРА». И какова она – метафизика истории и социология К. Леонтьева?
Валентин КАТАСОНОВ. Будучи человеком православным, искренне верующим в Бога, Леонтьев некоторые из таких фундаментальных вопросов выносил за рамки своих социологических размышлений. По той простой причине, что Священное Писание, Святые Отцы, христианская Церковь уже дали ответы на них. И Константин Николаевич эти истины не подвергал сомнению, они были для него святы. Таковой истиной, например, было то, что земная история творится Богом и человеком совместно, возникает некая синергия. Траектория развития общества не является жёстко детерминированной, на отдельных отрезках истории она может изменяться в зависимости от того, как ведёт себя человек. Действует ли он с учётом воли Божией, исполняет ли Его заповеди. Или, наоборот, воюет с Богом, пытается «плыть против ветра». Или же не видит и не замечает Бога. Сама история есть «школа жизни» для всех людей; Бог таким путём направляет ход истории, чтобы вразумить как можно большее число людей. Бог хочет, чтобы каждый человек пришёл к Нему, но добровольно, свобода воли человека сохраняется. Леонтьев также говорит о том, что земная история конечна. Это положение не только относится к разряду неоспоримых догматов христианства, но, по мнению Леонтьева, вытекает из законов развития материального мира.
Об этих и иных метафизических вопросах, являющихся аксиомами христианской социологии, Леонтьев говорит по ходу. Обычно тогда, когда ему приходится заниматься критическим анализом западных социологических теорий, являющихся по своей сути «научным» прикрытием религии либерализма. Большинство западных социологов не только выносят Бога за рамки своих рассуждений, они Бога вообще исключают из своих умственных построений.
«ЗАВТРА». Он им не нужен, потому что они – либералы, а следовательно, и «гуманисты».
Валентин КАТАСОНОВ. Гуманисты в том смысле, что историю, по их мнению, творит исключительно человек, который опирается на свой разум, а также науку, технику, экономику. В этих либерально-гуманистических теориях имеются лишь незначительные вкусовые различия. У одних авторов в центре истории оказывается отдельная харизматическая (пассионарная) личность типа Александра Македонского или Наполеона Бонапарта. У других – социальная группа (например, у марксистов – пролетариат). У третьих – всё человечество.
У одних авторов творцы истории находятся на баррикадах, готовят революции и бросают бомбы в царей. У других – те, кто создаёт новые виды техники и «толкает» технический прогресс. У третьих – те, кто генерирует новые философские, социальные и/или политические идеи. Среди последних К. Леонтьев особенно выделял английского философа-позитивиста, историка и социолога Генри Бокля (1821–1862). Этот англичанин утверждал, что общество движется под влиянием передовых идей, которые рождают интеллектуалы и которые побеждают в результате естественного отбора.
Краткие и остроумные замечания Леонтьева, касающиеся критики мировоззренческих основ западной социологии, заслуживают того, чтобы их включать в учебники по богословию, философии, социологии. Пользуясь случаем, скажу: те читатели, кого интересуют метафизические вопросы общества и истории (с позиций православия), могут познакомиться с фундаментальной книгой Льва Александровича Тихомирова «Религиозно-философские основы истории». Между прочим, Леонтьев и Тихомиров были знакомы, их мировоззренческие взгляды совпадали. Просто их творчество осуществлялось, выражаясь современным языком, в разных форматах. Л. Тихомиров занимался больше метафизикой общественного развития (близкое понятие – «историософия»), а К. Леонтьев – более конкретной социологией, а отчасти и политикой.
«ЗАВТРА». Так каковы же «реальные силы» в социологии К. Леонтьева?
Валентин КАТАСОНОВ. Мы уже не раз говорили, что Леонтьевым была разработана собственная социологическая теория, которая исходит из понимания общества как некоего целостного объекта органической природы. «Натуралистическая» социология Леонтьева не исключает духовного понимания движущих сил и тенденций общества. Но это духовное понимание важно и полезно дополнять выводами, вытекающими из «натуралистического» анализа общества. Леонтьев постоянно подчёркивает, что его «натуралистическая» социология не противоречит православию. Точно так же, как медицина и физиология человека могут и должны находиться в полном соответствии с христианской антропологией.
Так вот на уровне конкретной социологии Леонтьев уделяет немало внимания выяснению реальных, земных сил, двигающих общество и историю. В своей работе «Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения» он называет их «реальными силами», или «социальными элементами». В современной социологии ближайший аналог «социальных элементов» – «социальные институты» и «факторы социального развития». Леонтьев выделяет восемь основных «социальных элементов»: «Реальные силы – это очень просто. Во всех государствах с самого начала исторической жизни и до сих пор оказались неизбежными некоторые социальные элементы, которые разнородными взаимодействиями своими, борьбой и соглашением, властью и подчинением определяют характер истории того или другого народа. Элементы эти, или вечные и вездесущие реальные силы, следующие: религия или Церковь с её представителями; государь с войском и чиновниками; различные общины (города, села и т.п.); землевладение; подвижной капитал; труд и масса его представителей; наука с её деятелями и учреждениями; искусство с его представителями».
Заметим, что в списке «социальных элементов» на первом месте стоит религия (или Церковь). Леонтьев подчеркивает тем самым примат духовно-религиозной сферы над всеми остальными. Это вытекает из представления Леонтьева о том, что любое общество принимает форму цивилизации, а ядром цивилизации выступает религия.
Также следует обратить внимание, что первыми тремя «социальными элементами» в списке Леонтьева являются: 1) религия; 2) государство (государь с войском и чиновниками); 3) общины. Именно эти элементы можно назвать самыми главными, определяющими лицо цивилизации. Применительно к России эта триада выглядит следующим образом: «Православие, самодержавие, народность». Такова краткая формула русской цивилизации, предложенная графом Сергеем Семёновичем Уваровым (1786–1855). Применительно к другим цивилизациям триада «социальных элементов» может иметь иное наполнение.
Следующие три «социальных элемента»: землевладение, капитал и труд. Это элементы, относящиеся к сфере экономики.
«ЗАВТРА». У меня возникли аналогии с моментами западной экономической науки…
Валентин КАТАСОНОВ. Да, там это соответствует трём «факторам производства»: 1) земля (природные ресурсы); 2) капитал (производственный, торговый, денежный); 3) труд (рабочая сила). Тут Леонтьев ничего не изобретает, а заимствует тот набор факторов производства, который был определён французским экономистом Жаком Батистом Сэем (1767–1832) в его работе «Трактат политической экономии» (1803). Относительно указанных трёх факторов производства Леонтьев пишет, что они вечны, может лишь происходить определённая их взаимозаменяемость: «Великая разнородность, разумеется, существует во взаимных отношениях подвижного капитала, труда и землевладения, в разных местах и в разные времена; но всегда эти противоположные друг другу и в то же время друг для друга необходимые реальные силы существовали одновременно и существовать будут». Здесь, впрочем, Леонтьев не открывает никаких Америк, повторяя основные положения теории факторов производства Ж.Б. Сэя.
Наконец, последние два «социальных элемента» из списка К. Леонтьева – наука и искусство. Они последние в списке, но далеко не последние по значению. По крайней мере в некоторых странах в определённые периоды времени. Многие социологи ХIХ века вообще выводили науку и искусство за рамки своих исследований, считая их вещами второстепенными. У Леонтьева в контексте его работ такой «социальный элемент», как искусство, обычно понимается расширительно, включает в себя, кроме «высокого» изобразительного и музыкального искусства, также народное творчество, литературу, театр и некоторые элементы бытовой материальной культуры (например одежду).
«ЗАВТРА». А теперь, если можно, о социологии К. Леонтьева и современном «институционализме».
Валентин КАТАСОНОВ. В современной социологии имеется нечто похожее на «реальные силы» («социальные элементы») К. Леонтьева. Появилось направление (школа) социально-экономических исследований, базирующееся на использовании такого понятия, как «социальный институт». Это направление называется «институционализмом». Основателем его считается американский социолог, экономист и футуролог Торстейн Веблен (1857–1929). В рамках институционализма общество рассматривается как комплекс различных социальных групп (семья, профсоюзы, партии, корпорации и т. д.) и норм (формальных и неформальных), определяющих поведение людей как индивидуумов и социальных групп. Однако в конкретных работах авторов указанного направления мы не видим многих «социальных элементов» из тех, которые обозначил Леонтьев. Прежде всего, религии и церкви. Нет, формально там религиозные институты также присутствуют. Но они не входят в список главных институтов. Церковь (независимо от того, какую религию она представляет) в институционализме – лишь один из рядовых институтов наравне с профсоюзами, политическими партиями или благотворительными организациями. В некоторых современных работах главными социальными институтами оказываются крупные банки и корпорации (то, что у Леонтьева обозначено как «подвижной капитал»). Подобная картина социального мира, с нашей точки зрения, является искажённой (если не сказать перевёрнутой). Религия как главный социальный институт («социальный элемент») никуда не исчезла. Она приобрела лишь другие формы. Её можно назвать религией либерализма, экономического материализма, денег. Так что и сегодня, в ХХI веке, лучше пользоваться схемой К. Леонтьева, а не теми схемами современного институционализма, которые пронизаны идеологией либерализма и искажают реальную картину социального мира.
«ЗАВТРА». А что пишет Леонтьев об устойчивости основных «социальных элементов»?
Валентин КАТАСОНОВ. У Леонтьева, заметим, список «социальных элементов» не является лишь фотографическим снимком общества ХIХ века. Тем более общества российского. Леонтьев специально подчёркивает, что он включает в свою схему все те основные «реальные силы», которые присущи обществу во все времена, во всех цивилизациях и во всех государствах. Может лишь меняться содержание отдельных «социальных элементов». Например, первый и главный социальный элемент (религия) может быть представлен православием, католицизмом, протестантизмом (различные конфессии), исламом, другими традиционными религиями, язычеством и т. п. При некотором воображении можно предположить, что в будущем этот «социальный элемент» может быть представлен даже сатанизмом. Могут меняться «веса» (значимость) отдельных «социальных элементов», одни элементы частично (но не полностью) могут замещаться другими. Но полностью исчезнуть не может ни один из «социальных элементов». Леонтьев пишет: «Количественные отношения всех этих реальных сил в разных местах и в разные эпохи разные, но совместное существование их повсеместно и вечно. Поэтому о полном уничтожении той или другой из этих сил, или и почти всех, кроме труда и, может быть, незначительной собственности (как, например, хотел бы Прудон и как стараются сделать это теперь на практике анархисты всех стран, коммунисты Парижа и наши русские нигилисты), невозможно и думать».
Даже если какие-то правители, политики, социальные группы желали бы полностью уничтожить какие-то «социальные элементы», у них, как полагает Леонтьев, ничего не получилось бы. Все восемь «социальных элементов» вечны, являются непременным атрибутом любого общества. Хоть самого цивилизованного, хоть самого варварского. «Оставляя здесь в стороне вопросы права, справедливости, законности относительно благоденствия, нравственности и т. д., вообще, не касаясь ни до чего, что не относится прямо к социальной психомеханике (если можно так выразиться), мы, начиная с глубочайшей древности и до сих пор, видим одно: что ни мистической религии (какой бы ни было), ни власть, ни капитал, ни труд, ни даже, если хотите, само рабство, ни науки, ни искусство, ни землевладение, ни чиновников (т. е. исполнителей предписаний власти) нельзя никак вытравить из социального организма дотла. Можно только доводить каждую из этих сил до наименьшего или до наибольшего её проявления», – заключает Леонтьев.
«ЗАВТРА». Трагическая история нашей страны в ХХ веке лишний раз подтвердила, что Леонтьев был прав.
Валентин КАТАСОНОВ. Конечно. Уж как большевики ни пытались истребить основной «социальный элемент» – религию, у них ничего не получилось. Во-первых, самые жестокие гонения на Православную церковь не смогли полностью уничтожить в нашем обществе христианство (а также другие религии) и веру. Большевикам религию и веру удалось лишь загнать в подполье, а как только гонения на Церковь прекратились, в стране сразу же начался религиозный подъем. Во-вторых, миллионы советских людей, отошедших от церкви и традиционной религии, стали адептами новой веры и новой религии, которую можно назвать материализмом (он имел множество взаимосвязанных ипостасей: «экономический материализм», «исторический материализм», «диалектический материализм»).
А взять, например, такой «социальный элемент», как «подвижной капитал». Большевики поставили ещё в октябре 1917 года задачу полностью ликвидировать власть капитала – промышленного, торгового, банковского. Проводились национализации, конфискации и прочие экспроприации имущества буржуазии, прежде всего фабрик, заводов и банков. Да, свыше 90% всей экономики находилось в руках государства, частный капитал, как было торжественно заявлено большевиками ещё до Великой Отечественной войны, был полностью искоренён. Думаю, что полного искоренения никогда не было. Да, действительно, частный капитал скукожился, как шагреневая кожа. Наверное, Сталин не хуже Леонтьева понимал, что «подвижной капитал» до конца истребить нельзя. Поэтому он предпочитал проводить политику допущения в некоторых объёмах и в некоторых сферах частного капитала (в виде различных промысловых артелей). Это был легальный частный капитал, находившийся под контролем государства. Но после смерти Сталина, в годы правления Н. Хрущева, ликвидировавшего промысловые артели, начался быстрый рост подпольного частного капитала (цеховики, барыги, валютчики). В конце концов, Советский Союз как социалистическая страна рухнул в значительной степени под влиянием набравшего экономическую и политическую мощь подпольного капитала.
«ЗАВТРА». Известно, что Константин Николаевич говорит о некоем «эталоне» или «эталонах» в социологии.
Валентин КАТАСОНОВ. У Леонтьева есть своё представление о социальном идеале. Это, прежде всего, «византийская цивилизация». Константин Николаевич стремился, чтобы Россия соответствовала «стандартам» («эталонам») этой цивилизации. Особенно чётко Леонтьев в своих работах прописал «стандарты» первых двух «социальных элементов» этой цивилизации. «Стандарты» некоторых других элементов были Леонтьевым обозначены очень схематично, причём он их периодически пересматривал. Особенно это относится к «социальным элементам» экономического блока (землевладение, «подвижной капитал», труд). Соответственно, общий диагноз состояния России Леонтьев, подобно врачу, выставлял, проводя оценку каждого «социального элемента» путём его сравнения со своими «эталонами». Подобные же диагнозы Леонтьев выставлял Европе ХIХ века, но для неё у Константина Николаевича были иные «эталоны». Не мог же Леонтьев предложить Европе «эталон» византизма, который включал восточное христианство, то есть православие. Европа к тому времени уже почти тысячу лет жила в условиях западного христианства, то есть католицизма, к которому позднее добавился протестантизм. В качестве «эталона» для Европы Леонтьев предлагал саму же Европу, но отнюдь не ХIХ века. Это для российской интеллигенции и большей части российской элиты та Европа выглядела «эталоном» и даже «идеалом». Для Леонтьева же Европа ХIХ века представлялась уже в виде тяжелобольного человека, на примере которого та же Россия могла видеть, к чему ведёт опасное увлечение либерализмом. Поэтому тяжелобольной Европе Леонтьев предлагает вспомнить период её наибольшего расцвета, время «цветущей сложности». Таковым временем он считал позднее Средневековье, эпоху Ренессанса, появления религиозного «многообразия» (здесь имеется в виду Реформация, которая породила протестантизм) и т. д. Из этой эпохи он и берёт «эталоны» для Европы, с помощью которых оценивает состояние Европы эпохи «заката».
«ЗАВТРА». Тут есть спорные моменты…
Валентин КАТАСОНОВ. Конечно, мы не можем согласиться с Леонтьевым, его оценками Европы позднего Средневековья как «эталона». Его оценки в данном случае носят эстетический характер, вступают в противоречие с оценками последовательно православных авторов, которые рассматривали эпоху Ренессанса и Реформации как «начало конца» Европы. Но, напомню, у нас сейчас разговор не об оценках Леонтьева (которые, действительно, бывали ошибочными), а его методе, о необходимости использования в социологии «эталонов».
«ЗАВТРА». Какую же схему применял К. Леонтьев в качестве инструмента социологических исследований?
Валентин КАТАСОНОВ. Список «реальных сил», или «социальных элементов», по мнению Леонтьева, позволяет любому исследователю или наблюдателю более методично подойти к изучению общественных явлений и процессов, разложить отдельные факты и события по нужным «полочкам»: «Вот они, эти главные реальные силы обществ; это действительно очень просто, и всякий как будто это знает; но именно как будто. Тот только истинно и не бесполезно знает, у которого хоть главные черты знаемого постоянно и почти бессознательно готовы в уме при встрече с новыми частными явлениями и вопросами».
Нетрудно заметить, что К. Леонтьев не только предлагает читателю взять на вооружение список из восьми «социальных элементов», в своём творчестве он сам руководствуется этим списком. Какую бы работу Константина Николаевича мы не взяли, можно увидеть именно эту схему из восьми «социальных элементов». Конечно, о некоторых из элементов Леонтьев может говорить как бы вскользь, всего несколькими словами (или даже делать ссылки на свои другие работы). А какому-то элементу посвящать 90% всего текста. Взять, например, такую ключевую работу К. Леонтьева, как «Византизм и славянство». Сквозной темой работы является славянство, национальный вопрос, национализм. Но, раскрывая эту тему, К. Леонтьев показывает связи данной темы с религией и вопросами государственной власти (первые два «социальных элемента»). Он говорит о византизме как сплаве восточного православия и самодержавия и показывает, что для России «национальной идеей» является византизм и только византизм. А идею панславизма, создания всеславянского союза под эгидой России квалифицирует как ложную и даже опасную. Но речь сейчас не о византизме, а о схеме социологического анализа К. Леонтьева. На первые два «социальных элемента» приходится, наверное, процентов 70% всего объёма работы. Но Леонтьев не забывает (хотя бы кратко) тему славянства и национализма увязать с другими «социальными элементами»: организацией жизни людей на местах (общины, самоуправление), экономикой (земельная собственность, «подвижной капитал», труд), а также культурой и наукой.
А вот работа «Средний европеец как идеал и орудие всеобщего разрушения» в качестве главной темы поднимает либерализм. Опять-таки мы видим, что причины возникновения и развития либерализма рассматриваются через призму указанных восьми «социальных элементов». Точно так же, как пагубные последствия либерализма Леонтьев рассматривает не «вообще», а в виде его влияния на каждый из «социальных элементов».
Леонтьев себя не считал «учёным», «академическим исследователем», «человеком науки». Поэтому у него нет специальных фундаментальных работ, посвящённых исследованию основных «социальных элементов». Например, религии, государства или науки. Это не его амплуа. Его творчество питается импульсами текущей жизни – международной, внутриполитической, религиозной, культурной, литературной и т. п. Но ко всем событиям этой жизни он прикладывает упомянутую схему, и она помогает ему проникать в самую суть этих событий, выходя иногда на выводы метафизического уровня. А также просматривать контуры будущего (конечно, главным инструментом прозорливого предвидения Леонтьевым будущего я считаю его интуицию).
«ЗАВТРА». Валентин Юрьевич, лично вы как-то использовали разработки Константина Леонтьева?
Валентин КАТАСОНОВ. Не постесняюсь признаться, что разработанную Леонтьевым схему «социальных элементов» (с некоторыми корректировками) я взял на вооружение в своей исследовательской работе. Могу уверенно сказать: мне этот метод помогает. Конечно, схема Леонтьева не является догмой. Из неё действительно уже ничего исключить нельзя. Это «железный минимум». А вот расширить (с учётом специфики собственных исследований) его можно. К тому же каждый из основных «социальных элементов» в свою очередь может быть разделён на более мелкие элементы.
Беседовал Александр Владимиров
Продолжение следует
Также:
