ГЛАВА 1. SOFT POWER КАК АНАЛИТИЧЕСКИЙ КОНЦЕПТ
[…] Значительный вклад в разработку концепта «soft power» внесла современная философия, в центре внимания которой оказалась культура общества массового потребления. Представители философии постмодернизма создали целую серию категориальных формул концепта гибкой силы: понятие «соблазна» у Жана Бодрийяра, категория «обольщение» Жиля Липовецкого, понятие «текучая современность» у Зигмунда Баумана. Соблазн, по Бодрийяру, представляет собой господство над символической вселенной, над царством видимостей. Соблазн относится к строю знака, производства дискурса и желаний. В мире образов, имиджей и виртуальных объектов соблазн становится силой, воздействие которой не уступает, а то и превосходит по своему влиянию все другие способы властвования.
«Только невероятное ослепление побуждает отрицать эту силу, равную всем прочим и даже превосходящую их все, поскольку она опрокидывает их простой игрой стратегии видимостей», – отмечает Бодрийяр.
Стратегия соблазна – это стратегия обольщения посредством приманки, стратегия, предлагающая в качестве предмета потребления иллюзию, которая зачаровывает, в виртуальную реальность которой погружаются с радостным удовольствием. «В этом, – отмечает Бодрийяр, – источник баснословной силы. Ведь если производство только и умеет, что производить какие-то материальные объекты и реальные знаки, через это обретая какую-никакую силу, то обольщение производит лишь приманки, но получает благодаря этому все мыслимые силы, в том числе силу завлечь производство и реальность в их основополагающую иллюзию-приманку».
Силы соблазна мира обольстительных видимостей или пустоты транслируются вполне материальными техническими средствами и продуктами рыночного производства. Мир обольстительной пустоты выступает предметом пристального внимания французского исследователя Ж. Липовецкого, в интерпретации которого обольщение рассматривается как особая стратегия, пронизывающая собой все современные реалии – политику, производство, образование, сферу услуг, повседневный быт, интимную жизнь. Обольщение как социальная сила провоцирует тягу индивида к наслаждению, легитимирует право индивида наслаждаться всеми радостями бытия. Революция потребления возвела право на наслаждение в разряд высших человеческих ценностей. В результате система ценностных ориентаций в обществе массового потребления сместилась в сторону гедонизма, персонализированного индивидуализма и нарциссизма. «Отныне, – заключает Липовецки, – вся жизнь общества находится под диктатом новой стратегии, ломающей производственные отношения ради апофеоза отношений обольщения». […]
В концептуальный репертуар понятия гибкой силы совершенно логично вписывается теория текучей современности Зигмунда Баумана[…]. Бауман обращает также внимание на такую черту текучей современности, как смена инструментов властвования. Если в фордистском мире одним из главных способов осуществления властных функций была дисциплина, основанная на жестком подчинении стоящей над всеми властной инстанции, то в мире текучей современности дисциплинарная власть оказывается рассредоточенной и сконцентрированной, главным образом, в системе медиаресурсов.
В текучем мире именно массмедиа оказываются для индивида основным лоцманом, дающим ориентиры в быстро меняющихся модных тенденциях и способах идентификации. Экранные зрелища взяли на себя властную функцию дисциплинарного форматирования общественного сознания, став одним из воплощений сил soft power.
Маркетинговая и информационная революции породили особые коммуникативные технологии soft power; к каковым относятся разнообразные виды PR, медийные приемы ментального воздействия, шоу-политика. Расцвет общества массового потребления и массовой культуры стал возможен благодаря масштабному применению заложенной внутри маркетинговых и масс-культурных коммуникаций гибкой силы потребительского соблазна и развлекательных шоу-техник.
В современных политических практиках соединение силовых механизмов власти с маркетинговыми коммуникативными инструментами soft power стратегически направлено на придание властным структурам устойчивого равновесия, подвижности, мобильности и гибкости. Данный эффект возникает в силу того, что гибкая власть обладает способностью формировать, удерживать и воспроизводить такие нематериальные источники и виды легитимации, как лояльность, согласие, признание, идентичность, имиджевая харизматичность, верность бренду[…]
Не менее интересно и поучительно взглянуть на исторический контекст введения в политический оборот данного концепта таким представителем американского истеблишмента, как Дж. Най-младший. В 1977–1979 гг. этот сорокалетний ученый делает быструю и своеобразную карьеру в правительственных структурах США: помощник заместителя госсекретаря по вопросам поддержки безопасности, науки и технологии, председатель группы Национального совета безопасности по вопросам нераспространения ядерного оружия. Но в 1993–1994 гг. он – председатель Национального разведывательного совета, а в 1994–1995 гг. – заместитель министра обороны по вопросам международной безопасности. Здесь он реализуется как стратегический аналитик. Что же подвигло высокопоставленного чиновника таких «ястребиных» ведомств США предложить явно противоположный их профилю концепт?
«Главный пафос несогласия автора, – подмечает рецензент его книги, – адресован республиканской политике односторонних действий и опоры на одностороннее военное превосходство… Автор фактически развернул откорректированный с учетом международного опыта постулат, впервые сформулированный им еще в 1990 г. в работе «Призвание к лидерству: меняющаяся природа американской мощи» («Bound to Lead: the Changing Nature of American Power»). Тогда-то и была высказана идея об абсолютном превосходстве США не только по показателям военной силы и экономического могущества, но и по параметрам несилового влияния на международные отношения. Последние он и назвал «мягкой мощью» (или «мягкой силой», как не вполне точно переводят это словосочетание некоторые специалисты)[…].
Теорию soft power Дж. Ная можно отнести к реляционной концепции власти. Она характеризует власть как отношение между ее агентами, когда один из них оказывает влияние на другого, и при этом очень важен результат поведения агентов. Дж. Най впервые использовал понятие «мягкой силы» в 1990 г. в работе «Обреченные быть лидером: меняющаяся природа американской власти». В ней он указал на три измерения власти, которыми обладают США: 1) военное, 2) экономическое, 3) измерение, которое он назвал «мягкой силой». Определение Дж. Наем «мягкой силы» менялось со временем[…]. Позднее он расширил это определение: «мягкая сила – это способность оказывать влияние на других через поиск союзников, разработку повестки дня, убеждение, создание притяжения в целях достижения предпочтительного результата». Привлечение и убеждение – вот суть «мягкой силы»: «Мягкая сила суть танец, для которого нужны партнеры».
«Мягкая сила» опирается на способность формировать предпочтения других для получения благоприятных результатов. Най отмечает: «При проявлении «мягкой силы» особенно важно то, о чем думает объект воздействия, и объекты сами по себе значат не меньше, чем субъекты». Привлечение и убеждение – вот основные инструменты soft power коммуникации. Ресурсы «мягкой силы» связаны со способностью привлекать союзников, и это привлечение часто ведет к молчаливому согласию, в то же время, как ресурсы жесткой силы обычно ассоциируются с принуждающим поведением (санкциями, подкупом, применением силы).
«Мягкая сила» страны, согласно Наю, «прочно зиждется на трех основных источниках: ее культуре (в местах, где она привлекательна для других), ее политических ценностях (когда она сама живет согласно этим ценностям и руководствуется ими в отношениях с другими странами) и ее внешней политике (когда другие считают ее законной и имеющей моральное право)».
Культура, ценности и внешняя политика – не единственные источники «мягкой силы». Экономические ресурсы тоже могут стать источником проведения не только «твердой», но и «мягкой» силы. Их можно использовать как для привлечения, так и для понуждения.
Привлекательность внешней политики, согласно Наю, во многом зависит от того, насколько будут всеобъемлющими и перспективными ее цели для всех участников межгосударственных коммуникаций, насколько будут совпадать их ценностные ориентации: «Политика с большей вероятностью будет привлекательной, если она базируется на ценностях, разделяемых другими». В качестве примера политики в стиле soft power Най называет реализацию плана Маршалла, в ходе которой «европейцы с радостью приняли американское лидерство».
Для Ная, как бывшего заместителя министра обороны США, soft power означает, прежде всего, совокупность властных ресурсов, позволяющих США осуществлять мягкую гегемонию на международной арене. Важным элементом «мягкой» американской гегемонии Най считает массированную коммерческую рекламу вещественных символов Америки, с которыми в годы «холодной войны» ассоциировались представления о новых горизонтах свободы.
«Поколение за поколением, – отмечает Най, – молодежь в самых разных европейских странах – и к западу, и к востоку от «железного занавеса» – открывала для себя новые культурные альтернативы. Простые вещи, вроде синих джинсов, кока-колы или определенной марки сигарет, давали возможность молодому поколению выражать собственное «Я».
Другим проверенным инструментом «мягкой» гегемонии Соединенных Штатов является американская поп-культура. Адаптация к ней европейцев после Второй мировой войны способствовала легкому и жизнерадостному усвоению идей и принципов либерализма, впрыснула молодую энергию в «высокую» культуру послевоенной Европы. В итоге, пишет Най, именно воздействие поп-культуры на общественное сознание европейцев помогло Соединенным Штатам в достижении двух важных целей – демократическая реконструкция Европы и создание НАТО. Массовая культура оказала США большую услугу в поддержании экономического и военного лидерства[…].
Для Ная большую ценность в качестве «мягкой силы» представляет не столько сама информация, распространяемая информационными агентствами и СМИ, сколько степень доверия к ней публики, а также деятельность по ее интерпретации: «В большом почете становятся толкователи информации, в этом тоже оказался источник силы для тех, кто может сказать нам, на что следует обращать внимание. Доверие к издателям и толкователям является решающим ресурсом и важным источником «мягкой силы».
Информационное пространство сегодня становится основным полем борьбы за доверие масс и за создание положительного образа страны. В век информации политика, в конечном счете, может определяться тем, чей положительный образ победит. Мифотворчество, отмечает Най, становится валютой «мягкой силы». Правительства соревнуются между собой, а также с другими организациями за то, чтобы посредством СМИ увеличить доверие к себе и ослабить доверие к своим противникам[…].
При анализе современного информационного пространства Най пополняет свою концепцию «мягкой» и «твердой» силы понятием «киберсила». Киберсила определяется им в терминах набора ресурсов, имеющих отношение к созданию, контролю и передаче электронной и заложенной в компьютере информации – инфраструктуре, сетях, программном обеспечении, человеческих способностях. В это понятие входит не только Интернет, но и технологии сотовой связи. «Киберсила, если ее определять с точки зрения поведенческого фактора, представляет собой способность достижения желаемых результатов посредством использования связанных электроникой информационных ресурсов виртуальной сферы кибердомена».
Внутри виртуального домена, согласно Наю, сосуществуют проявления как «твердой», так и «мягкой» силы. «Твердая сила»: атака в виде отказа в обслуживании. «Мягкая сила»: установка норм и стандартов. Например, привлечение сообщества программистов к тому, чтобы они придерживались новых стандартов открытых источников программного обеспечения, является примером «мягкой силы». Киберресурсы также могут создавать твердую силу. К примеру, государства или негосударственные игроки могут организовать вирусную атаку путем использования Ботнетов – сетей сотен тысяч специально зараженных компьютеров против системы Интернета, какого–то государства или какой–то компании. В числе примеров твердой силы поведения государства в киберпространстве можно назвать атаки в виде отказа в обслуживании, а также арест или недопущение отправки посланий диссидентствующим блоггерам. В плане «мягкой силы» правительственные и иные организации прибегают к методам убеждения, чтобы изменить поведение блоггеров. В качестве примера использования «мягкой силы» для изменения поведения людей по сравнению с их первоначальными представлениями и планами Най приводит размещение «Аль-Каидой» в Интернете видеоматериалов, направленное на то, чтобы расширять число своих сторонников.
В плане внешнего регулирования киберпространства и контроля за контентом проявления «твердой» и «мягкой» силы рассматриваются следующим образом: твердая сила – это угрозы наказать блоггеров, распространяющих нецензурный материал; «мягкая сила» – это информация, предназначенная для создания предпочтений, таких как поощрение национализма и патриотических настроений хакеров, разработка режима отвлеченного внимания (к примеру, в отношении нацизма, детской порнографии). Так, Франция и Германия не разрешают дискуссии в Интернете по нацистской идеологии[…].
В этой связи представляется, что куда большую значимость для оценки «мягкой силы» имеют идеология и институты. Пропаганда определенных стандартов, правил и норм поведения, которыми должны руководствоваться государства в реализации как внутренней, так и внешней политики, придание им статуса общепринятых и универсальных, создание соответствующих международных институтов, пропагандирующих эти нормы – все это проявления «мягкой силы». Массовая культура, информационные технологии служат проводником данных норм[…]. Воздействие «мягкой силы» он предлагает оценивать по ее результату: сложился ли притягательный образ страны в глазах международного сообщества, является ли ее политика легитимной, а ценности разделяются всеми[…].
«Мягкая сила» как потенциал включает культуру (культурное наследие и поп-культуру), политику (наличие привлекательных политической системы, проводимой политики, соблюдение прав человека и др.), ценности и идеи (в том числе наличие глобальной идеи), а также другие позиции, которые могут быть привлекательны с точки зрения внешнего мира (например, привлекательная модель развития экономики, позволившая стране превратиться из реципиента в донора; привлекательная модель менеджмента; развитые наука и технологии и др.).
«Мягкая сила» как деятельность включает в себя общественную дипломатию, продвижение нормативной силы, установление повестки дня, а также нередко сюда относят усилия по созданию привлекательно имиджа и страновой брендинг.
Общественная дипломатия, в свою очередь, включает в себя следующие позиции:
• культурная дипломатия (обмены в области культуры, науки и искусства, образовательные программы, языковые курсы, спортивные события);
• дипломатия помощи (в том числе кризисная дипломатия; помощь может быть гуманитарной, медицинской, образовательной, экономической, технологической, а также в виде пере-
дачи опыта);
• медиа-дипломатия, кибер-дипломатия[…].
В настоящее время ведутся работы по созданию комплексной теоретической модели «мягкой силы», составными элементами которой могли бы стать следующие компоненты, представляющие собой определенные виды и подвиды soft power:
1) Economic Soft Power – экономические аттракторы (показатели экономической привлекательности, включая инвестиционную политику);
2) Human Capital Soft Power – гуманитарный капитал, основанный на привлекательности системы общего и университетского образования, научной и технологической деятельности;
3) Cultural Soft Power – инструменты культурного влияния, а именно, – международное признание значимости и величия культурного наследия страны, политика популяризации национальной культуры, расширение межкультурных коммуникаций;
4) Political Soft Power – система показателей уровня развития институтов политической демократии и защиты прав человека;
5) Diplomatic Soft Power – дипломатическая репутация страны, показатели эффективности дипломатических усилий в сфере переговорного процесса, степень миролюбия, способность к предотвращению агрессии и нейтрализации угроз, способность к установлению глобальной повестки дня[…].
Исследование показало, что общая динамика развития китайской economical soft power такова, что в ближайшем будущем экономическое влияние Китая в азиатском регионе будет сравнимо с США и Японией. В Соединенных Штатах, Индонезии и Вьетнаме Китай уже опережает Южную Корею по уровню своей экономической привлекательности. Международное влияние cultural soft power Китая в сравнении с американским и японским культурным влиянием наиболее весомо в плане привлекательности традиционной культуры страны. Что касается воздействия китайской «мягкой силы» на сферу поп-культуры, то там это влияние значительно уступает soft power США и Японии.
В сфере развития гуманитарного капитала, связанного с популяризацией университетской системы образования и с уровнем развития научных технологий, то здесь Китай пока еще отстает от Америки и Японии. В то же время, японцы, индонезийцы и вьетнамцы считают, что влияние китайского гуманитарного капитала вполне сравнимо с американской силой влияния в гуманитарной сфере. Кстати, согласно рейтинговым оценкам, международным лидером в области привлекательности системы образования и уровня развития научных технологий сегодня является Южная Корея, обогнавшая в области использования human capital of soft power США и Японию.
В сфере дипломатии Китай уже достиг больших успехов в применении инструментов soft power в отношении своих ближайших соседей по юго-восточному региону. Наиболее слабым местом soft power Китая считается политическая «мягкая сила», связанная с политическим устройством страны[…].
1.2. Концепт smart power как теоретическое основание политической стратегии
Термин «умная сила» (smart power) в последние годы получил довольно широкое распространение в научно-экспертных и политико-дипломатических кругах. Часто он воспринимается как лозунг обновленной внешней политики администрации Б. Обамы. Вместе с тем его фактическое влияние на положение США в современном мире, а также наличие сходных мотивов в интеллектуально-политических исканиях других крупных международных игроков – КНР, ЕС, России – позволяет говорить о фундаментальном значении этого концепта как отражения трансформации властных отношений в современной мировой политике. В то время как концепция «мягкой силы» (soft power) успешно и быстро продвигается в академических кругах, в политическом истеблишменте начинает приобретать известность новый концепт – концепт «умной власти» (smart power). Особенно большое внимание данному концепту уделяется в США, где в 2006 г. американской фабрикой мысли под названием «Центр стратегических и международных исследований» (CSIS) была создана комиссия по «умной власти» (Commission on Smart Power), которую возглавили бывший заместитель госсекретаря США (2001–2005) Ричард Армитидж и известный политический аналитик, отец концепции «мягкой силы» Джозеф Най[…]. При этом часто цитируется речь Хилари Клинтон, произнесенная во время ее назначения на пост госсекретаря США: «Мы должны использовать то, что получило название «smart power»: полный набор инструментов, имеющихся в нашем распоряжении – дипломатических, экономических, политических, правовых и культурных – выбирая правильное средство или их комбинацию для каждой конкретной ситуации»[…]. В работах Дж. Ная и ряда других авторов smart power трактуется, как способность превращать ресурсы «мягкой» и «жесткой» силы в стратегию, ведущую к желаемым результатам в форме предпочитаемого поведения других людей и государств[…].
Недооценка государством влияния «мягких» ресурсов власти со стороны политических конкурентов, а также отсутствие грамотной стратегии в области развития собственных ресурсов soft power может в итоге привести к глубокому кризису всей политической системы страны. Именно в этом можно усмотреть одну из причин, вызвавших быстрый распад Советского Союза в 1991 г. Руководство страны эпохи перестройки не смогло ничего существенного противопоставить соблазнам западного потребительского общества и западной массовой культуры, богатым витринам и прилавкам зарубежных супермаркетов, свободе предпринимательства и передвижения. Объявляя политику гласности, центральная власть не предусмотрела необходимость мобилизации собственных ресурсов soft power в целях обеспечения государственной безопасности[…].
Китай стал одной из первых стран, где концепция smart power получила глубокое теоретическое развитие. В основу китайской стратегии smart power были положены, во-первых, древнекитайский философский принцип всеобщей гармонии, во-вторых, умный завет Дэн Сяопина, который гласил, что Китаю нужно продвигаться вперед осторожно. В-третьих, современной идейной базой китайской стратегии умной силы стала доктрина «мирного возвышения Китая» (China`s Peaceful Rise), провозглашенная прежним лидером страны Ху Цзиньтао и офи-циально подтвержденная недавно избранным председателем КНР Си Цзиньпином[…].
Современная внешняя политика Китая направлена на реализацию двух долгосрочных целей. Первая – создание и сохранение благоприятных условий для развития КНР, вторая – превращение Китая в один из полюсов многополярного мира. Для осуществления первой цели Китаю необходимо избегать прямых вооруженных столкновений, продолжать развивать свою экономическую базу для привлечения внешних инвестиций и технологий, для открытия новых рынков и зон беспошлинной торговли.
Параллельно с этим акцент делается на развитие особого дипломатического стиля, основанного на принципе гармонизации интересов и ухода от методов давления. Принцип гармонии – это то, что призвано придать Китаю господствующую моральную высоту в международных коммуникациях. На данном принципе выстраивается единство «мягкой» и «твердой» силы с китайской спецификой как внутри страны, так и за ее рубежами.
Согласно китайским политологам, существует неразрывная диалектическая связь между «твердой» силой и «мягкой» силой. «Мягкая сила» трактуется ими как мудрость, выраженная в ходе применения «твердой силы». Укрепление «твердой силы» сопряжено с увеличением «мягкой силы». И даже в том случае, когда «твердая» сила несколько укрепляется, совокупная государственная мощь может сократиться в связи с ослаблением «мягкой силы».
С позиции данной теории китайские исследователи объясняют распад Советского Союза и анализируют его уроки. Главный исторический урок состоит в том, что Советский Союз в конце ХХ века оказался под мощным влиянием «мягкой силы» Запада и не смог противостоять ему посредством развития собственной «мягкой» силы, делая упор, прежде всего, на инструменты hard power.
Вторая цель реализуется посредством стратегии применения «мудрой» китайской политики в отношении стран, входящих в АТЭС (Азиатско-Тихоокеанское экономическое сотрудничество), в АСЕАН (Ассоциация государств Юго-Восточной Азии) и ШОС (Шанхайская организация сотрудничества). Увеличивая свое влияние в данных организациях, выступая защитником прав целого ряда государств, Китай стремится сформировать своеобразный пояс безопасности из лояльных ему международных субъектов, мирную и процветающую периферию вдоль своих границ. Современный Пекин стремится стать не только образцом экономического роста, но и предлагает альтернативные пути развития международных отношений, включая развитие принципов конституционализма.
Обращаясь к историческому опыту Советского Союза в деле соблюдения баланса между «мягкими» и «жесткими» ресурсами власти, можно привести несколько примеров, когда данный баланс приводил к определенным успехам в области внешней политики.
В современных исследованиях, касающихся соотношения российских ресурсов soft power и hard power, отмечается явный дисбаланс между составляющими smart power. Обращается внимание на то, что в своей политике Россия не использует в полной мере потенциал своей «мягкой силы», в то время как инструменты жесткой силы применяются ею довольно активно. Принцип «кнута и пряника», лежащий в основе политики под названием «smart power», нередко недооценивается руководством страны, что проявляется в непропорциональном соотношении объемов военного и гуманитарного бюджетов[…].
1.3. Измерение soft power
Растущая популярность концепта «мягкой силы» в академических и политических кругах породила попытки создания рейтингов «мягкой силы» и разработки методик ее оценки. Дж. Най, создав данный концепт, не предложил формально структурированной модели ее измерения, а лишь выделил ряд показателей, по которым можно судить о том, что страна обладает определенными ресурсами «мягкой силы» (например, число нобелевских лауреатов, хорошая экология, оказание гуманитарной помощи, продолжительность жизни и некоторые другие). Степень воздействия «мягкой силы» он предлагает оценивать по ее результату: сложился ли притягательный образ страны в глазах международного сообщества, является ли ее политика легитимной, а ценности разделяются всеми[…].
В 2010 г. появилась первая масштабная попытка составить рейтинг «мягкой силы» стран мира на основе субъективных и объективных показателей. Создатели рейтинга – журнал «Монокль» и The Institute for Government – британская независимая благотворительная организация, взаимодействующая со всеми политическими партиями в Вестминстере и с высокопоставленными чиновниками Уайтхолла. Организация нацелена на повышение эффективности государственного управления в Великобритании. В их первом совместном исследовании 2010 г. «The New Persuaders» выражалось беспокойство ролью Великобритании в меняющемся мире, отмечалось, что руководству страны желательно осознать преимущества, которые дает выгодное использование «мягкой силы». Создатели предложенного рейтинга признают, что soft power – реляционное и нематериальное понятие, которое сложно поддается количественной оценке. Проведенное исследование берет за основу предложенную Дж. Наем трактовку основных компонентов «мягкой силы», к которым относятся культура, политические ценности и внешняя политика, расширяя данную модель до пяти категорий, обозначающих конкретные подвиды soft power:
1) бизнес/инновации (business/innovation) – привлекательность экономики страны в плане открытости, способности к инновациям;
2) культура (culture) – влиятельность институтов и достижений культуры, распространенность языка, международный охват культурными продуктами страны;
3) правительство (government) – привлекательность модели управления страны;
4) дипломатия (diplomacy) – способность формировать благоприятный национальный нарратив для международной аудитории;
5) образование (education) – привлекательность системы вузовского образования, академическая мобильность[…].
Следует отметить, что согласно позиции Дж. Ная, образование следовало бы отнести к такому подвиду «мягкой силы» как cultural. Однако, по мнению авторов представленной модели, нельзя было не учесть мнение большой группы экспертов, считающих, что фактор развитости и привлекательности образовательной системы оказывает огромное влияние на общее состояние ресурсов «мягкой силы» страны. Именно данный аргумент стал причиной введения дополнительной категории[…].
В рамках измерительно-инструментального подхода получила свое развитие концепция квантитативного исследования soft power index, базирующаяся на комплексном анализе различных видов рейтингов, применяемых при оценке конкретных мощностей отдельных стран. Данный подход нашел свое отражение в работе британского ученого Дж. Мак Клори. Его системная модель измерительных инструментов «мягкой силы» была использована при определении уровня развития «мягкой силы» государств с быстро растущей рыночной экономикой.
В итоге появился термин RGMs, который расшифровывается как «Индекс мягкой силы быстро растущих рынков» (Rapid-growth markets soft power index). Согласно RGMs, номенклатура индексов «мягкой силы» представляет собой совокупность следующих 13 параметров:
1) Media export: экспорт медиа продукции, включающей фильмы, музыку, компьютерные игры, книги.
2) Language enrollment: распространение государственного языка той или иной страны в качестве инструмента международного общения.
3) Olympics: проведение Олимпийских игр, которые выступают в роли уникальной возможности для страныорганизатора завоевать признательность и восхищение успехами в области спорта со стороны других стран.
4) Power of icons или «star power»: влияние харизматических фигур, зафиксированное в рейтингах 100 наиболее влиятельных людей мира от политиков до деятелей науки и культуры (к примеру, Нельсон Мандела считается иконой влияния, внесшей свой вклад в soft power Южно-Африканской Республики).
5) Most admired companies: попадание в топ-лист наиболее влиятельных бизнес-компаний, оторый регулярно публикует журнал «Fortune».
6) Rule of law: данный индекс разработан Мировым Банком и представляет собой попытку измерить и оценить качество государственных институтов с целью выяснения перспектив кредитования. Он включает рейтинг криминальности, уровень насилия и коррумпированности, что оказывает влияние на общий имидж страны.
7) Freedom index: уровень свобод в конкретной стране, который оказывает влияние на ее глобальную кредитоспособность. Страны, обозначенные в рейтинге как тоталитарные или нарушающие права граждан, теряют в глазах мирового сообщества свою легитимность. Страны, подпадающие под характеристику авторитарных, также не зарабатывают высокой рейтинговой оценки. Согласно данному индексу в списке наиболее свободных стран в последнее время оказались Чехия и Эстония.
8) Voter turnout: степень электорального участия граждан в парламентских или в президентских выборах, которая выступает показателем доверия населения к существующей власти, а следовательно – уровня развития soft power внутри страны.
9) CO2 emissions: уровень выделения в атмосферу углекислого газа и деятельность, направленная на его снижение, которая вызывает уважение у других мировых субъектов, высоко оценивающих усилия по охране окружающей среды. В отдельную группу выделяются индексы, обозначаемые зонтичным термином «Global integration». В данную группу входят ресурсы soft power, принимающие участие в мировом интеграционном процессе.
10) Immigration: рост числа иммигрантов выступает показателем привлекательности страны для иностранных граждан, что свидетельствует о высоком уровне ее soft power. Люди голосуют «ногами» в пользу той или иной страны, ее ценностей, уровнем правовой и социальной защищенности граждан.
11) Tourism, понимаемый как индустрия, в рамках которой осуществляется обмен ценностями, изучение истории и культуры других стран, вовлечение широких масс в межкультурную коммуникацию. Благодаря развитию туризма такие страны как Китай, Коста-Рика и Хорватия в последние годы достигли высоких показателейв области soft power.
12) University ranking: мировой университетский рейтинг, который включает множество качественных и количественных показателей, в числе которых – уровень «интернализации», измеряемый количеством иностранных студентов, а также студентов, отправляемых на учебу в рамках программ образовательного обмена.
Лучшими университетами, как правило, оказываются те, которые постоянное притягивают к себе большое количество зарубежных студентов и преподавателей. Кроме того, качество университетского образования может быть оценено посредством такого показателя, как востребованность выпускников вуза на мировом рынке труда.
13) English luency: свободное владение английским языком расценивается как необходимое условие интеграции в глобальную мировую систему[…].
Следует отметить, что система RGMs не является основным рейтинговым механизмом измерения и сравнительных оценок soft power различных стран. Сегодня каждая крупная держава, претендующая на занятие ведущей позиции на мировых рынках и заинтересованная в расширении сфер применения своих инструментов soft power, принимает активное участие в разработке собственной рейтинговой системы[…].
Для повышения объективности измерений «мягкой силы» разных стран некоторые исследователи предлагают включить в систему измерений soft power индексы страновых брендов (Country Brand Index), которые ежегодно рассчитывается компанией Future Brand с использованием количественных методов, экспертных заключений и контент-анализа медиа-источников.
Методология измерения страновых брендов включает сбор данных с 3 600 респондентов из 18 стран мира по разработанному Future Brand вопроснику, который позволяет понять отношение различных категорий граждан (резидентов, инвесторов, туристов и иностранных органов власти) к исследуемой стране. В вопроснике содержатся вопросы, касающиеся осведомленности респондентов об истории страны и о конкретных событиях с ней связанных. Задаются вопросы об ассоциациях, которые страна вызывает, об оценке страны, о планах посещения страны, инвестициях в нее, приобретении услуг и товаров, об отслеживании информации о стране, о наличии деловых отношений в стране, о рекомендации страны (родным, друзьям и коллегам) […].
Soft power: теория, ресурсы, дискурс / под ред. О. Ф. Русаковой. – Екатеринбург: Издательский Дом «Дискурс-Пи», 2015.
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ
Агашкова Полина Игоревна – магистрант Института социальных и политических наук Уральского федерального университета имени первого Президента России Б. Н. Ельцина.
Грибовод Екатерина Григорьевна – аспирант Института философии и права Уральского отделения Российской академии наук, магистр политических наук.
Гуляр Денис Дмитриевич – магистрант Института искусствоведения и культурологии Уральского федерального университета имени первого Президента России Б. Н. Ельцина.
Дьякова Елена Григорьевна – доктор политических наук, главный научный сотрудник Института философии и права Уральского отделения Российской академии наук.
Коваленко Елена Николаевна – кандидат политических наук, магистр политических наук.
Ковба Дарья Михайловна – магистр политических наук, аспирант Института философии и права Уральского отделения Российской академии наук.
Корнеева Вера Александровна – заведующая отделением конфликтологии и управления Института психологии
Уральского государственного педагогического университета, аспирант кафедры теории и истории политической науки Департамента политологии и социологии Института социальных и политических наук Уральского федерального университета имени первого Президента России Б. Н. Ельцина.
Моисеенко Ян Юрьевич – магистр политических наук, аспирант Института философии и права Уральского отделения Российской академии наук.
Мухамедярова Рената Рустамовна – магистрант Института социальных и политических наук Уральского федерального университета имени первого Президента России Б. Н. Ельцина.
Носова Татьяна Николаевна – магистрант Института социальных и политических наук Уральского федерального университета имени первого Президента России Б. Н. Ельцина.
Русаков Василий Матвеевич – доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой философии и культурологии Института международных связей.
Русакова Ольга Фредовна – доктор политических наук, профессор, заведующая отделом философии Института философии и права Уральского отделения Российской академии наук Трахтенберг Анна Давидовна кандидат политических наук, старший научный сотрудник отдела философии Института философии и права УрО РАН.
Фадеичева Марианна Альфредовна – доктор политических наук, главный научный сотрудник Института философии и права Уральского отделения Российской академии наук, доцент.
Хауер-Тюкаркина Ольга Михайловна – кандидат политических наук, преподаватель факультета политологии Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова.
