«Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, ты - один мне надежда и опора, о великий... и протчая... и протчая ... русский язык» - ещё бы! Целый день с Полиной Виардо по-французски, живя в Парижике, какую ещё опору искать-то? А вот малороссу-Гоголю Париж не подошёл. Там ведь не напишешь про Русь, которая, как быстрая птица-тройка несётся. Это возможно сделать только в Риме, на развалинах Коли Зея стоючи, рядом с целой ротой Зеев (как говаривал Ираклий Луарсабович Андронников.)
А вот пространные рассуждения о «русском народе-богоносце» отлично пишутся как раз во Флоренции. Кроме «Игрока», конечно. За этим надо ехать в Швейцарию, или в Баден-Баден.
Кстати о Швейцарии. Есть некая мистика Женевского озера, что заставляет неспешно прогуливаться по его берегу с чашечкой ароматного кофе, и спорить до хрипоты, является ли крестьянская община залогом социализма в России.
Тут повсюду - дух Ильича. Гений и прозорливец, он читал свой Доклад в Народном Доме г. Цюрих 22 января 1917г:
Мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв этой грядущей революции. Но я могу, думается мне, высказать с большой уверенностью надежду, что молодежь, которая работает так прекрасно в социалистическом движении Швейцарии и всего мира, что она будет иметь счастье не только бороться, но и победить в грядущей пролетарской революции.
Ой, накипела в той Швейцарии революционная ситуация, хоть Плейшнеру из окна выбрасывайся!
Но партийную школу вождь создал ни в какой не Швейцарии. А в Лонжюмо. Видимо, начитался Вознесенского.
А на Капри свил гнездо Буревестник: «Пусть сильнее грянет буря!» - восклицал он, немного рисуясь перед актрисой Андреевой. «Эх, дуби-и-нушка, ух-нем!» - вторил ему Федя Шаляпин, перебирая клавиши гостиничного рояля.
И так накаркали накликали.
Когда грянуло, у Алексея Максимыча появились несвоевременные мысли. Всё просил ускорить с выдачей визы Блоку, но тот загнулся раньше. Как говорится, таки да, скифы мы, таки азиаты мы.
И «увезли Максимыча международные рессоры». «Поезжайте, Батенька, за границу. У нас тут ни лечения, ни дела. Одна суета. Зряшняя суетня» - напутствовал его умирающий Ленин, видимо вспоминая, как славно резались они в шахматишки на берегу Голубой Лагуны.
И как, пробегая в сторну санузла, выхватил он у Горького листок рукописи романа Мать: «оч-чень своевГеменная книга!»
«Очень жаль, товарищ Горький, что не видно вас на стройке наших дней! Вам дадут всё, от любви до квартир!» - заливался Маяковский.
А вот первый Народный Артист Республики, «добрейший Фёдор Иваныч» «вернуться на русские рублики» не пожелал. Бело-эмигрант, «евлогиева паства», на чьи франки в своё время ошивалась по парижикам-мадридикам туча профессиональных р-рэволюционэров.
Не пошёл и первый русский нобелиат Иван Бунин.
Ни два крупнейших русских композитора 20века: Рахманинов и Стравинский. Посетивший Игоря Стравинского в Калифорнии, балетмейстер Григорович посоветовал ему написать что-нибудь к 50-летию Великого Октября. - Разве-что реквием, ответил великий композитор.
Постник-скунс вопрошает:
Не могу понять я этот душевный заколулок теневого народа. Уж больно он темен для русского человека. То ли для них понятие Родина, как таковое не существует, в принципе, и слово космополит - имя существительное, а не прилагательное? Ведь это мыльная опера "Савелий Краморов-2" . Здесь - всенародная любовь, там съемное жилье в Хайфе и хрущевка в Калифорнии! Зачем поехал, ради чего? Ради велфэр?
Понимаю, мы были первыми. Мы, под улюлюканье и свист поц-реотов топтали лыжню, по которой затем двинулись миллионы русских, украинских, казахских людей.
Поэтому, о «теневом народе» - оставим.
Поговорим лучше о «русских и других-коренных».
Ради велфера сидели на западе Бунин и Набоков, Дягилев и Лифарь. Променяли Родину на хрущовку в Бронксе Сикорский и Зворыкин. Это тем, кто любит рассуждать о якобы бездарности русского народа. Русский человек может ВСЁ, достаточно ему лишь переехать в Америку или Израиль.
Ради какого «вэлфера» уехали Олег Видов и Елена Соловей, Ростропович и Вишневская, Кондрашов и Тарковский?
Олег Видов на моей памяти хорошо, доходчиво одному объяснил, что и как.
Утекали по-разному. Барышников воссоединялся с горячо любимой женой-француженкой, которая, как известно, не роскошь, а средство передвижения. Рудик Нуреев и Саша Годунов сигали через проходную от сопровождавших искусствоведов в штатском. Фигуристы Белоусова и Протопопов запросили убежища.
Я люблю кино, а ещё больше - киноартистов. Сколько есть возможность - слежу за судьбой тех, кого помню. Кто только не уехал? Любовь Полехина, бывшая для меня символом русской женщины. Красавица Ирина Резникова. Великолепная Жанна Глебова - «Сильва» и «Пышка».
Уехала «Майка» из Приключений Электроника. А сколько телеведущих «где родились, там не пригодились»: Валентина Печорина, Марина Бурцева, Валерия Рижская...
О спортсменах - отдельная тема, от Елены Давыдовой и Ольги Корбут до Павла Бурэ и Ани Курниковой. О детях вождей, грозивших кузькиной матерью: Сергее Хрущёве, и Надежде Аллилуевой. О Калугиных и Гордиевских
«Ни страны, ни погоста не хочу выбирать, на Васильевский остров приду умирать.»
Причины явления, отчего военачальники и первопечатники «бегуть в Литву» от добрейших Иоаннов, ещё ждет своего исследователя.
Как озвучил Евгений Петросян (авторство Михаила Задорнова): «Умирать надо здесь. Жить лучше там».
