Авторский блог Михаил Мороз 11:04 19 апреля 2017

Ржавая пыль

Очерк о горно-рудном карьере. КМА. Железногорск

(Очерк о горно-рудном карьере. Курская магнитная аномалия. Железногорск))

Прошлой осенью, в октябре, когда не было ещё и следа утреннего серебра от первых морозцев, травы на лугах Присвапья, что тянутся от Кармановского леса до самой Снижи и далее, покрылись вдруг сухой рыжей пылью...

Она выпала на луга не сплошь, а широкими ржавыми кругами. Пыль держалась долго, и её не смогли смыть с травы ни росы, ни пришедшие ноябрьские дожди. Трава под ногами шуршала жестко, как жесть, и перекрашивала обувку в несмываемый коричневый цвет. Этот цвет не скрывал даже черный гуталин: на ботинках оставались рыжие разводы.

Я был удивлен этим обстоятельством. В четверть века моего посещения села Погорельцево не доводилось видеть такой рыжей напасти, хотя «природа возникновения» её была очевидна: ржавая пыль поднялась или из карьера, или фабрики окомкования и сыпанула там, где раньше даже «туземное» население её никогда не замечало.

В конце октября трава в ржавых пятнах повяла, потом и вовсе сгорела, тогда как вокруг выделялась темно-зеленой пышностью. В коричневых кругах пыль никуда не исчезла, приставала к подошвам, оставляя рыжие следы на выжившей зелени. В колее, в лужицах кровянилась вода. Единственные цветы поздней осени – белые хризантемы – тоже порыжели и стали преждевременно жухнуть.

От такого непозволительного вмешательства в естественную жизнь природы чего-нибудь инородного становится как-то не по себе. Ощущение, что кто-то нарочно нарушил твой кров, испоганил жилище, и оно уже мало годится для проживания. Лишенный милого пристанища, ты, как странник, бездомок или шатун, бродишь в поисках приюта и не находишь его. Не хочется идти даже в лес: там повсюду та же рыжая пыль, будто в карьере после взрыва…

Вот такими ощущениями неудобства, тревоги, душевного разлада приходится платить за блага цивилизации, которые нам дарит МГОК и его карьер. Хотя знаем, что в результате его успешной деятельности мы имеем прекрасный молодой город, слава о котором гуляет по свету. Наши люди, в сравнении с другими регионами, живут лучше. Пока есть руда, пока она востребована на рынке, мы, благодаря градообразующему предприятию, способны сносно переживать уходящие и, наверное, грядущие кризисы. Это неоспоримо.

Но чувство тревоги за будущее, да и настоящее, почему-то не исчезает, как ни восхищайся грандиозными свершениями МГОКа, как ни радуйся приличной зарплатой его самоотверженных тружеников, как ни восторгайся его социальными программами и прочими бесспорными достижениями.

Особенно остро смешанные чувства восхищения и затаенной тревоги захватили меня, когда однажды стоял я на краю смотровой площадки карьера. Но прежде всего - восторг от увиденного зрелища!

Действительно, величественная картина рук человеческих поражает воображение. Понимаешь: не Мать-Природа, не Создатель, а Человек выкопал такую котловину. Зову на помощь Даля: яма, ямина, ямовина, влумина, ямища, провал, выбоина, - чтобы найти точное название этому циклопическому глазу, прожженному на курской земле. И не нахожу: настолько исполинское это отверстие, созданное не Природой, а Человеком! «Хвала тебе, Человек!» - не сдерживая восторга, шепчу я. Но слова мои слышит рядом стоящий на смотровой площадке заезжий гость с камерой в руке. Он ничего не говорит мне, а только ухмыляется, очевидно, не разделяя моей телячьей восторженности. Чтобы как-то сгладить возникшую неловкость, я почему-то задаю незнакомцу, у которого ещё не угасла на устах скептическая усмешка, нелепый вопрос: «Интересно, как себя ощущает собственник этих недр, глядя на эту грандиозную картину? Ведь это теперь всё - его собственность…»

Оторвав на мгновение глаза от камеры, не скрывая неудовольствия, незнакомец жестко и отчетливо отпарировал: «На Земле, в недрах её ничего нет нашего: ни твоего, ни моего, ни, тем более, его. Всё на ней и в ней – Богово! Всевышний недра никому не дарил! Однако ж позволения не спросили, вырыли колдобину, оставили оспину на теле Земли, отдали во владение хозяину. Скоро выгребет хозяин руду из котловины и вывезет за рубеж. А дальше-то что? Чем рану закрывать будем?.. Да и железо, и сталь из нашей руды плавится за кордоном, чтоб потом пули отливать да бомбы. Должно, хорошо ими, пулями да бомбами, усмирять вон тех тараканов, что в ржавой пыли доходы хозяину приумножают.… Хотя - не дожить человечкам этим, что ползают в этой преисподней, до сотворения пуль: перемрут от силикоза и других болезней прежде времени… Такой молодой город, а уже три кладбища! Курск по количеству погостов скоро догоните. Так Курску уже, поди, тысяча лет!.. А милый собственник ваш среди альпийских лугов купил или отстроил замок и живёт припеваючи. И для себя, и для домочадцев своих жизнь выстроил без шума и ржавой пыли. Всё у него прибудет: и вилл, и яхт, и воздуха чистого. А руда в курской яме убудет, и на место руды ничто не прибавится, и здоровье народное сгинет в этом провале, и страна останется с носом…»

Речь незнакомца, резкая и гневная, тогда меня отрезвила. Несмотря на её сумбурный, слишком горячий пыл, я почувствовал за ней некую силу и правду. Восторга с тех пор как не бывало. На месте улетученного восхищения набрало новые силы сомнение, а вместе с ним вернулась тревога, присыпанная прошлой осенью изрядной порцией ржавой пыли.

И тревога эта кажется всё более обоснованной, когда понимаешь, что деревни вокруг города и далее обезлюдели - отчасти и по причине «успеха» градообразующего предприятия: почти все ринулись в город в надежде поймать здесь птицу счастья и удачи. Печальная картина неухоженных полей, пустынных, оставленных людьми деревень, всеобщей сельской бесприютности с заброшенными усадьбами не радует глаз.

Последнее время я не так часто бываю на нашей реке Свапе. Наверное, потому, что больно бывает смотреть не на полноводную когда-то реку, а на узкий ручей, который в иных местах можно перейти, не замочив колен.

Жарким, тусклым летом я как-то встретил на речке старого рыбака, уроженца этих мест, теперь жителя столицы. Он сматывал удочки, плевался от досады не потому, что не было улова, а потому, что ему совестно, неудобно было смотреть на реку своего детства, которую не узнавал. Чахлый, слабосильный ручеек подернулся у берегов ряскою, густо порос всякою болотиной и едва проблёскивал на середине серебристой ленточкой чистой воды. Старый рыбак во всём винил МГОК с его карьером. «Яма» всё вокруг обезводила, вот и обмелела речка, потому что высохли роднички, питавшие Свапу. Их тут с сотню насчитывали, а теперь, чтоб напиться, лужицы приличной не найдешь», - жаловался бывший выходец из этих мест.

Впрочем, я и сам знал, что теперь с водой даже в деревенских колодцах проблема! Редкие жители деревни наперегонки черпают взбаламученную жидкость из колодца, чтобы полить в летнюю сушь огурцы, помидоры или капусту. К вечеру в колодце даже мутной водицы не зачерпнуть. И странно было слышать от оставшихся жителей горькую сентенцию: «Хорошо, что людей в деревне мало, а то с водой прямо беда!» И бранились на «яму» - карьер, где успешно добывают руду и откачивают воду, иссушая всё кругом, даже их колодцы…

Пишу эти строки, исполненные горечи и уныния, и думаю о том, что, не дай Бог, завтра по какой-нибудь причине (кризис, исчерпают «товарную» руду) остановится МГОК, перестанет пылить (стало быть, работать) карьер… Вот тогда зачахнет вся жизнь в городе и районе, а сам город превратится в призрак, как покинутое судно среди пустынного океана. И медленное угасание посредством ржавой пыли и прочих неудобств, которые доставляет нам градообразующее предприятие, покажется благом - меньшим злом. Но чтобы это «меньшее зло» было значительно минимизированным, собственнику предприятия и его менеджерам необходимо бросить все силы на то, чтобы люди города и района, всё живое вокруг жили бы в безопасной и здоровой среде. Важно и то, чтобы люди видели бы перед собой четко очерченные перспективы развития города и села даже и тогда, когда не станет руды. Иначе вся эта свадьба в выдолбленной яме с рудою песни не стоит.

1.0x