РУССКОСЛАВИЕ И ДЕРЖАВНОСТЬ:
Лев Толстой вчера, сегодня и завтра
«Это имя было как будто какое-то магическое объединяющее слово, одинаково понятное на всех долготах и широтах земного шара…»
А л е к с а н д р К у п р и н
«Не Петербург, не Москва – Россия; Россия и не Скотопригоньевск, не городок Окуров, не Лихов, Россия
это А с т а п о в о, окруженное пространствами; и эти пространства – не лихие пространства: это
я с н ы е, как день Божий, л у ч е з а р н ы е п о л я н ы…»
А н д р е й Б е л ы й
5 июля 1909 года Лев Николаевич Толстой написал «Молитву внучке Сонечке» (будущей жене С.А. Есенина): «Богом велено всем людям одно дело: то, чтобы они любили друг друга. Делу этому надо учиться. А чтобы учиться этому делу, надо первое: не позволять себе думать дурное о ком бы то ни было; второе: не говорить ни о ком дурного; и третье: не делать другому того, чего себе не хочешь. Кто научится этому… узнает самую большую радость на свете – радость любви».
Одно из величайших проявлений духовности – предсмертные слова уходящего из жизни русского гения, обращенные к сыну Серёже: «Ещё хотел бы прибавить тебе, Сережа, совет о том, чтобы ты подумал о своей жизни, о том, кто ты, что ты, в чем смысл человеческой жизни и как должен прожить её всякий разумный человек. Те усвоенные тобой взгляды дарвинизма, эволюции и борьбы за существование не объяснят тебе смысл твоей жизни и не дадут руководства в поступках; а жизнь без объяснения ее значения и смысла и без вытекающего из неё неизменного руководства есть жалкое существование. Подумай об этом. Любя тебя, вероятно, накануне смерти, говорю это».
В своё время даровитый прозаик-полемист Евгений Замятин в публицистическом эссе «О литературе, революции, энтропии и прочем» несколько запальчиво-пассионарно, но, в сущности, верно заявлял: «Всякое сегодня – одновременно и колыбель, и саван: саван – для вчера, колыбель для завтра. Сегодня, вчера и завтра – равно близки друг другу и равно далеки одно от другого: это – поколение, это деды, отцы и внуки. И внуки – неизменно ненавидят и любят дедов, - констатирует автор романа «Мы». – Сегодня обречено умереть: потому что умерло вчера и потому что родится завтра. Такой жестокий и мудрый закон. Жестокий – потому что он обрекает на вечную неудовлетворённость тех, кто сегодня уже видит далекие вершины завтра; мудрый – потому что только в вечной неудовлетворенности – залог вечного движения вперед, вечного торжества. Тот, кто нашел свой идеал сегодня, - как жена Лота, уже обращен в соляной столп, уже врос в землю и не двигается дальше. Мир живет только еретиками: еретик Христос, еретик Коперник, еретик Толстой. Наш символ веры – ересь: завтра – непременно ересь для сегодня, обращенного в соляной столп, для вчера, рассыпавшегося в пыль. Сегодня отрицает вчера, но является отрицанием отрицания – завтра: все тот же диалектический путь, грандиозной параболой уносящий мир в бесконечность. Тезис – вчера, антитезис – сегодня, и синтез – завтра».
Вынесенные в эпиграф настоящей статьи пронзительно-впечатляющие (по своей образности и сокровенной философско-психологической глубине) слова Андрея Белого сказаны им столетие назад, когда он тяжело переживал уход из Ясной Поляны и кончину на безвестной доселе железнодорожной станции Льва Николаевича Толстого. «Городок Передонова» - место действия романа Ф. Сологуба «Мелкий бес»(1902); «городок Окуров» - восходит к горьковским «Городку Окурову» (1909) и «Жизни Матвея Кожемякина» (1910); «славный город Лихов» - из «Серебряного голубя».
«…Я чуть не с детства жил в восхищении им…» - бунинское исповедальное. «…Лев русской литературы… … колоссальный человек… …с необыкновенной творческой силищей…» - горьковская оценка. «…Л.Н. Толстой… есть великий писатель земли русской… русская земля имеет право гордится им и обязана любить его… сам факт появления в нашей многострадальной России таких писателей служит нам одним из ручательств за её лучшее будущее», - вещее провидчество Георгия Плеханова.
Из речи Л.М. Леонова на торжественном заседании, посвященном 50-летию со дня смерти Л.Н. Толстого, в Большом театре Союза ССР, 19 ноября 1960 года:
«… у нас в стране произошло событие, которое глубоко взволновало современников. На исходе одной ненастной ночи писатель Лев Толстой ушёл в неизвестность из своей яснополянской усадьбы. Кроме немногих доверенных лиц, никто в России не знал ни адреса, ни истинной причины, заставившей его покинуть насиженное гнездо. Четырёхдневное скитание, порой под проливным дождём, приводит великого старца на безвестный полустанок. Болезнь, чужая койка, огласка… и вот приезжие деятели, духовенство, мужики, «синематографисты», жандармы толпятся поодаль бревенчатого строения. Там, за стеной, один на один со смертью Лев Толстой. Все торопятся делать, что им положено в беде. Старец Варсонофий рвётся внутрь благословить отлученного от церкви мыслителя до его отхода в дальний, невозвратный путь: из Москвы поездом № 3 Рязано-Уральской железной дороги срочным грузом высылаются в Астапово для больного писателя шесть пудов лекарств. Смятение отринутых им церкви и цивилизации. Затем роковая ночь, чёрная мгла в окнах. Морфий, камфора, кислород. Последний глоток воды, в дорогу… Гольденвейзер прошепчет в форточку печальную весть, которая к рассвету облетит мир. Закатилось…».
Лев Толстой всегда и сегодня
Почти незамеченным прошло в своё время сообщение о том, что в Московской патриархии отрицательно среагировали на просьбу-предложение Владимира Толстого, директора музея «Ясная Поляна», переосмыслить акт отлучения Льва Николаевича Толстого от Церкви. Потомок великого писателя Владимир Толстой (один из 250 разбросанных по всему миру потомков) в интервью «Российской газете»
( 19 марта 2009 года) таким образом ответил на вопрос собеседника («Восемь лет назад вы обратились в Московскую патриархию с предложением осмыслить акт отлучения Л.Н. Толстого. Чем он был мотивирован?»):
- Моё обращение в Московскую патриархию имело повод – в тот год исполнилось ровно сто лет с момента опубликования определения Св. Синода об отпадении Льва Николаевича Толстого от лона Православной Церкви. И я написал Патриарху письмо. Оно было очень коротким и чрезвычайно деликатным. И не содержало просьбы отменить решение Св. Синода. Я ведь прекрасно понимаю, что не вправе давать какие-то рекомендации церкви. Единственно, о чём я просил: не проходите мимо! Есть некая дата, существенная для российской истории. Прошёл век, и век суровый для России. Поэтому мне показалось полезным по прошествии этих ста лет вернуться к осмыслению и самого акта отлучения, и его последствий для жизни русского общества, русского человека, в том числе православного…
Владимир Толстой убедительно говорит о последствиях, имеющих прямое отношение к отлучению величайшего авторитета не только России, не только Европы, но и всего мира: «…Раскололись и царствующая семья, и высшая аристократия, и поместное дворянство, и интеллигенция, и разночинные слои, и простой люд. Трещина прошла по телу всего русского, российского народа. Больше того, такая же трещина прошла внутри если не каждого, то очень многих людей, посеяв душевную смуту. Поэтому я был абсолютно убеждён в важности обсуждения и осмысления этого явления».
На вопрос интервьюера – «К новому Патриарху вы с этой же просьбой намерены обратиться?» - праправнук великого писателя со смирением и утонченной деликатностью ответствовал: «Пока не знаю. По крайней мере я не буду с этим спешить. Патриарху, не так давно заступившему на этот чрезвычайно важный и ответственный пост, есть чем заниматься, а у Православной церкви имеются и более насущные дела».
Публикация «Российской газеты» почти затерялась в малочисленных киосках Роспечати; лишь некоторые провинциальные журналисты, алчущие злободневной сенсационности, известили об отказе Московской патриархии восьмилетней давности как о факте сиюминутном, то бишь в 2009-ом году якобы имевшем место. Вот, к примеру, «полемические заметки» - «Кто призывает пересмотреть «церковное дело» Толстого?» - из «Липецкой газеты» (напомню, что на территории образованной в 1954 году Липецкой области находится А с т а п о в о). Журналист Александр Косякин сразу, как говорится, берёт быка за рога – многозначительным курсивом выделив сенсационное: «С предложением переосмыслить акт отлучения Льва Николаевича Толстого в Московскую патриархию обратился директор музея «Ясная Поляна» Владимир Толстой. Потомок писателя получил отказ». Далее – обрывки цитат из «Российской газеты», где удалены слова о восьмилетней давности обращения в Патриархию и о теперешних раздумьях: обращаться ли к новому Патриарху.
Личность Толстого, толстовские традиции
в контексте православной культуры
«…Итак, он был вполне сыном Земли, Лев Толстой, упорный труженик и гордец, который в полную нагрузку принял на свои плечи добровольное и пленительное бремя борьбы и тревоги за людей… Великий художник, он в то же время был ненасытного жизнелюбия человек… Всякий звук жизни вызывал гулкое эхо в его душе, ничто не ускользало от его нетерпеливого и деятельного внимания – философия истории, сословная архитектура государства, задачи педагогики и воспитания, смертная казнь, голод в Поволжье, деньги и землевладение в России, духоборческая эпопея, вопросы веротерпимости, бессмертия, любви и воли…» - взвешенное суждение Леонида Леонова.
Одна из трактовок личности, биографии, духовно-нравственного наследия Толстого в контексте христианской культуры – в творчестве Юрия Кузнецова.
Лев Толстой и Юрий Кузнецов… Заметная линия преемственных связей в контексте православной культуры. Юрий Кузнецов свидетельствует в автобиографическом эссе: «Я долго думал о Христе. Я Его впитывал через образы, как православный верующий впитывает Его через молитвы. Приведу пример со стороны другого поэта: И за все за грехи мои тяжкие, За неверие и благодать Положите меня в русской рубашке Под иконами умирать. – Это есенинские стихи – молитва. Они пропитаны Божеством. Если верующий читатель чувствует их иначе, пусть бросит в меня камень… Образ распятого Бога впервые мелькнул в моем стихотворении 1967 года – «Все сошлось в этой жизни и стихло». Мелькнул и остался, как второй план. Это была первая христианская ласточка…» Затем, продолжает Кузнецов, с годами «налетела целая стая» («На краю», «Ладони», «Новое небо», «Последнее искушение», «Крестный путь», «Призыв», «Красный сад», «Невидимая точа»).
«Христианские ласточки» творчески эволюционировали в философско-психологический «Путь Христа». Следующая этапная веха – «Сошествие в Ад». Сам Юрий Поликарпович счёл необходимым теоретико-культурологический комментарий: «… моё самое сложное произведение. Поэма требует от читателя больших знаний и культуры. При всей своей стихийности она строго организована и в ней четко прослежены образные и смысловые линии. Возьму одну смысловую линию – свободу воли. Это богоотступная линия человеческой гордыни, выродившаяся со временем в политическую фикцию – права человека, представляет собой ряд ловушек, куда попадают по очереди: Пелагий (его ухаб), Кампанелла (его темный утопический город), Эразм Роттердамский (клетка свободы с крысами), герои французской революции (горящая тюрьма), Дарвин (клетка с обезьянами), Ницше (он то и дело западает в собственный отпечаток), Сахаров (клетка свободы с крысами), - все эти ловушки заключены в единую западню ада. Такова только одна линия… Бездна чревата погибелью или спасеньем. Есть между смертью Христа и Его воскресеньем Тайных три дня. В мою душу запали они. Адом и Раем полны эти долгие дни. Славен Господь! Он взломал колесо возвращений. Эй, на Земле! Бог летит как стрела. На колени! Хватит шататься столбом между злом и добром! Небо есть ключ, а Земля есть Замок… Где же Дом?..».
Снился мне сон Льва Толстого. Он шёл за сохой
И пританцовывал: жег его пламень сухой.
Он пропахал полосу через адский репейник,
Но обогнул по кривой наш земной муравейник…
Духовно-этические воззрения Л.Н. Толстого
и современная экология культуры, «нравственная экология»
«Добро есть вечная, высшая цель нашей жизни. Как бы мы ни понимали добро, жизнь наша есть не что иное, как стремление к добру, то есть к Богу…» - толстовское размышление.
«Волнуюсь, метусь и борюсь духом и страдаю…» - толстовское исповедальное.
Осуществление национального проекта образования без тесной увязки этого проекта с национальным проектом культуры не приведёт к должной реализации благих замыслов.
«Да ведают потомки православных Земли родной минувшую судьбу…» - великий завет великого мыслителя, гуманиста, просветителя. Но возможно ли должное ведение без постижения истоков?
В е д а т ь… «Толковый словарь живого великорусского языка» Владимира Ивановича Даля поясняет значение слова – «знать, иметь о чём-либо сведение, весть, ведомость, знание». Слово-понятие «ведение» комментируется им как «знание, познание, разумение, сведение, понимание, состояние ведающего».
Ведаем ли мы то, что обязаны-должны знать, понимать, разуметь? Передаём ли мы по преемственной эстафете, по вдохновенно-бессмертной «лествице» от поколения к поколению «разумное, доброе, вечное»?
Сегодня мы озаботились задачей освоения нашими отроками и отроковицами основ Православия, корней православной культуры. Сможем ли мы достойно ответить на вечный вопрос крошечного существа: что такое хорошо и что такое плохо?
Иваны, не помнящие родства, не могут правильно и праведно ответствовать на законную любознательность вступающего в большую жизнь человека.
Что же делать, если мы не хотим быть в лице детей, внуков наших ленивыми, нелюбопытными, демагогично-краснобайскими, да фактически и лицемерными?
На первых порах – прислушается к тому, что говорили, во что верили, что защищали, что передали нам пращуры, предки наши.
Православие, Р у с с к о с л а в и е – важнейшие скрепы державности, многонациональной государственности.
Способность, потребность, в глубине души человеческой вызревающее желание учиться у истории…
