РУССКОЕ ЗНАНИЕ И РУССКОЕ СОЗНАНИЕ

Светская этика и светская духовность

«…Русь! Чего же ты хочешь от меня? Какая непостижимая связь таится между нами? Что глядишь ты так, и зачем всё, что ни есть в тебе, обратило на меня полные ожидания очи?.. Что пророчит сей необъятный простор? Здесь ли, в тебе ли не родиться беспредельной мысли, когда ты сама без конца? Здесь ли не быть богатырю, когда есть место, где развернуться и пройтись ему? И грозно объемлет меня могучее пространство, страшною силою отразясь во глубине моей; неестественной властью осветились мои очи: у! какая сверкающая, чудная, незнакомая земле даль! Русь!..»

Николай Г о г о л ь. «Мёртвые души».

« - Назовите мне последнее число верхнее, самое большое.

- Но это же нелепо! Раз число чисел бесконечно, какое же

последнее?

- А какую же ты хочешь последнюю революцию! Последней

нет, революции - бесконечны. Последняя - это для детей: детей бесконечность пугает, а необходимо, чтобы дети спали спокойно…»

Евгений З а м я т и н. «Мы».

Замятин размышляет в статье «О литературе, революции, энтропии и прочем»:

«Спросить вплотную: что такое революция?.. Ответят луи-каторзно: революция - это мы, ответят календарно: месяц и число; ответят по азбуке. Если же от азбуки перейти к складам, то вот:

Две мертвых, темных звезды сталкиваются с неслышным, оглушительным грохотом и зажигают новую звезду: это революция. Молекула срывается со своей орбиты и, вторгшись в соседнюю атомическую вселенную, рождает новый химический элемент: это революция. Лобачевский одной книгой раскалывает стены тысячелетнего эвклидова мира, чтобы открыть путь в бесчисленные неэвклидовы пространства: это революция.

Революция - всюду, во всем; она бесконечна, последней революции нет, нет последнего числа. Революция социальная - только одно из бесчисленных чисел: закон революции не социальный, а неизмеримо больше - космический, универсальный закон… такой же, как закон сохранения энергии, вырождения энергии (энтропии). Когда-нибудь установлена будет точная формула закона революции. И в этой форме - числовые величины: нации, классы, молекулы, звезды - и книги».

В самом деле, любопытно наблюдение инженера-философа: «Всякое сегодня - одновременно и колыбель, и саван: саван - для вчера, колыбель для завтра. Сегодня, вчера и завтра - равно близки друг другу и равно далеки одно от другого: это - поколение, это деды, отцы и внуки. И внуки - неизменно ненавидят и любят дедов, - констатирует Замятин. - Сегодня обречено умереть: потому что умерло вчера и потому что родится завтра. Такой жестокий и мудрый закон. Жестокий - потому что он обрекает на вечную неудовлетворенность тех, кто сегодня уже видит далекие вершины завтра; мудрый - потому что только в вечной неудовлетворенности - залог вечного движения вперед, вечного торжества. Тот, кто нашел свой идеал сегодня, - как жена Лота, уже обращен в соляной столп, уже врос в землю и не двигается дальше. Мир живет только еретиками: еретик Христос, еретик Коперник, еретик Толстой. Наш символ веры - ересь: завтра - непременно ересь для сегодня, обращенного в соляной столп, для вчера, рассыпавшегося в пыль. Сегодня отрицает вчера, но является отрицанием отрицания - завтра: все тот же диалектический путь, грандиозной параболой уносящий в бесконечность, Тезис - вчера, антитезис - сегодня, и синтез - завтра…»

Замятин здесь своеобразно «переплавляет» Гегеля, Маркса, Плеханова, Ленина; он «спрессовывает» тысячелетия, столетия, размышляет о современном в контексте мировой истории: «Вчера был царь и были рабы, сегодня - нет царя, но остались рабы, завтра будут только цари. Мы идём во имя завтрашнего свободного человека-царя. Мы пережили эпоху подавления масс; мы пережили эпоху подавления личности во имя масс; завтра - принесёт освобождение личности во имя человека. Война империалистическая и война гражданская - обратили человека в материал для войны, в нумер, цифру. Человек забыт - ради субботы: мы хотим напомнить другое - суббота для человека».

Что делать? На этот вопрос пытались ответить Чернышевский и Ленин. Искал на него ответ Плеханов из тамбовской Гудаловки ( кстати, земляк Нобелевского лауреата Николая Геннадиевича Басова). Это вечный «проклятый вопрос» встал и перед уроженцем черноземно-степной Лебедяни. Как отвечает на него, этот мучительно-тревожный вопрос, Евгений Замятин? - «Единственное оружие, достойное человека - завтрашнего человека, - это слово. Словом русская интеллигенция, русская литература десятилетия подряд боролась за великое человеческое завтра. И теперь время вновь поднять это оружие. Умирает человек. Гордый хомо еректус становится на четвереньки, обрастает клыками и шерстью, в человеке - побеждает зверь. Возвращается дикое средневековье, стремительно падает ценность человеческой жизни, катится новая волна еврейских погромов. Нельзя больше молчать. Время крикнуть: человек человеку - брат! - восклицает Замятин и продолжает: - На защиту человека и человечности зовём мы русскую интеллигенцию. Наше обращение не к тем, кто не приемлет сегодня во имя возврата к вчерашнему; наше обращение к тем, кто видит далёкое завтра, - и во имя завтра, во имя человека - судит сегодня».

Б У Д Д А: Всё для всего всегда.

Строители каналов пускают воду, лучники подчиняют себе стрелу, плотники подчиняют себе дерево, мудрецы смиряют самих себя.

…Как руководителю региональных отделений Всесоюзного «ЗНАНИЯ», заведующему кафедрой филологии в университетах и институтах СССР и РФ, мне посчастливилось встречаться с ведущими деятелями отечественной культуры… До сих пор перед глазами – многотысячные Праздники Поэзии, Чтения, Вечера, Симпозиумы… Пушкинские, Есенинские, .Лермонтовские, Державинские, Радищевские, Тургеневские, Достоевские, Некрасовские, Островские… «Малая родина» приглашала поклонников и ценителей Фета, Тютчева, Бунина, Данилевского, Кольцова, Никитина, Левитова, Сурикова… Не были забыты Замятин, Блок, Шолохов, Леонов, Твардовский, Исаковский…

Духовно-идеологическая, нравственно-эстетическая энергетика Шукшина, Белова, Викулова, Солоухина, Астафьева, Исаева, Фёдоровых, Казаковой, Друниной, Прокофьева, Высоцкого…

На многих торжествах весомо, заметно, самобытно выступал ДАВИД КУГУЛЬТИНОВ… «Пушкин»… «Да как же он, стремясь к великой цели,
Во весь размах своих могучих крыл, Вдруг предрассудку века уступил
И оборвал до срока на дуэли Жизнь, важную для нас, для всех вокруг?..-
Спросил меня поэт, мой юный друг. Да, мудрый Пушкин видел их насквозь»…Вдохновенное, сокровенное… - «Он знал: ничтожны эти человечки, Он изучил коварство их и злость И все ж пришел на берег Черной речки - Сразить врага иль бездыханным пасть... Так честь велела. Так велела страсть. Он, как гривастый африканский лев, Пустыню потрясавший громом рыка, Был полон жаждой мщения великой
И не пытался усмирить свой гнев. Жандармы, царь, повадки их шакальи
Пред ним в едином образе предстали…». Духовное озарение… Нравственное прозрение… Мгновения прекрасного, разумного, вечного… -

«Мой давний товарищ Дава, а может, сегодня поспорим о том , что на сердце лежит, поделимся счастьем и горем? Кумысом Забрызгана прядь, но порох не тронут отменный... А внукам Поручим решать, – кто нынче Гомер вдохновенный?» (Перевод Олега Шестинского).

*************************************************************

КУЛЬТ ПЛЕХАНОВА: УТРО ГЕНИЯ

В Гудаловке старуха помнит дни,

Когда по саду бегал мальчик Жоржик.

Всё те же деревенские плетни,

Но вотчиной дожеван сдобный коржик.

О черствый камень хлыст сломала свой

Помещичья облезлая бекеша,

И стал большим в районе головой

Вчерашний крепостной мужик Микеша.

Поля забыли рабский выбег лент

К просторному разросшемуся саду,

Где замышлял когда-то Жорж студент

Из кафедры построить баррикаду.

Он, как в гнезде, здесь крылья отрастил

И профиль мужа выковал орлиный,

Чтобы лететь во всеоружьи сил

На смену тем, кто пал под гильотиной.

Париж с Москвой умом бойца сроднив,

Он утра ждал для ночи ураганов,

Земляк мой по цветам тамбовских трав –

Георгий Валентинович Плеханов.

А.В. Каменский (Алексей Липецкий).

Всё на земле принимаю,

Рад и траве и зверью.

Всё о себе понимаю

И ничего не таю.

Худо ли, добро живётся,

С громом ли тучи взошли,

Я тебе кланяюсь, Солнце, -

Светлая матерь Земли.

Верую в час ожиданья,

Что в зоревой тишине

Каждое наше свиданье

Лично даровано мне.

Верю, - как пахарь влюблённый

В хлебный восход и налив, -

В новый, ещё не рождённый, Непроясненный мотив.

Демонов ночи сменяют

Страдные ангелы дня.

Люди, что зла мне желают,

Вряд ли счастливей меня.

Б. Ш а л ь н е в. «Всё на земле принимаю…»

1.

В краеведческо-культурологической дилогии Бориса Шальнева и Василия Шахова

«Р о д н о е и б л и з к о е» (1992) опубликовано (в части второй) публицистическое эссе «Буревестники». Процитирую несколько фрагментов: «…Во глубине России неодолимо вызревали социальные грозы и ураганы. «Ищет бури» мятежный лермонтовский Парус. «Буря бы грянула, что ли!» - жаждет некрасовский герой. «Кто скажет буре: стой на месте! Чья власть на свете так сильна?» - вопрошает лирический повествователь Г. Кржижановского. «Пусть сильнее грянет буря!» - горьковский герой исполнен свободолюбивых надежд. Тогда ещё не знали, не ведали утописты-свободолюбцы какую «бурю» они накличут на Русь-матушку. После «бури» Артём Весёлый назовёт свой роман – «Россия, кровью умытая»… О «буре» мечтал земляк Плеханова, один из его соратников по освободительному движению – Леонид Петрович Радин. – «Снова я слышу родную «Лучину», //Сколько в ней горя, страданий и слёз, - //Видно, свою вековую кручину //Пахарь в неё перенёс. //Сидя за прялкой, в осеннюю вьюгу, //Пела, быть может, крестьянка в тиши// И поверяла той песне, как другу, //Жгучую скорбь наболевшей души…».

…Гудаловка, Гудаловка! Идёт-гудёт над твоими крышами, над тамбовско-липецкой лесостепью вихревое осеннее ненастье. Стонут над оврагами коренастые вязы; теряя последнюю листву, горюют над холодеющей водой плакучие ивы и ракиты; озабоченно поскрипывают сушняки в дубняках и осинниках; зябко ёжатся березняки; пламенеют гроздья калины; шуршат боязливо камыши, прислушиваясь к последним кликам перелётной стаи с поднебесья…

Гудаловка, Лукавка, Матыра… Русское Подстепье… - «Человече, человече, //Землю посохом долбя, //Ты откуда? И далече? //Что в котомке у тебя? //Что сулит тебе дорога //Без начала и конца? //Что оставил у порога, //У родимого крыльца? //То по солнцу, то по звёздам //Правя жизненную нить, //Не забыл, зачем ты создан? //Что хотел бы ты забыть? //Увлеченье отреченьем – //Идол твой иль идеал? //Соблазнительным свеченьем //Где твой светится причал? //Упадёт туман под вечер, //В двух шагах не разберёшь. //Человече, человече, //В ту ли сторону идёшь?..» (Б. Ш а л ь н е в. «Человече, человече…»).

Человече, человече, в ту ли сторону идёшь?.. Гудаловка… Лукавка… Тамбовщина… Берега Вороненжа… Поля, дубравы, подстепье… Сколько мужицкой кровушки впитали эти липецко-воронежские чернозёмы, глинозёмы, песчаники, подзолы! Сколько их, русичей, полегло окрест и на далёкой чужбине! Не безымянные ли могилки ищет неустанное перекати-поле? Сколько горя, сколько слёз поныне! Гудаловские поля – поля России, не раз и не два кровью омытой… - «Лихие времена Пытали честь России: Плат чёрный не к лицу Славянской красоте, Но вспомни, сколько лет Она его носила, Молитвы вознося На смертной высоте? Курганы да холмы, Да камни моховые, Да ржавые мечи Под океаном ржи… О Русская земля, Неужто мы впервые Без боя отдаём Святые рубежи?..»

( Б. Ш а л ь н е в. «Рубеж»).

2. «Человече, человече, в ту ли сторону бредёшь?»

Гудаловка – во многих энциклопедиях мира

обозначено это место рождения выдающегося мыслителя, культуролога, просветителя, общественного деятеля. Как и Константиново – для Есенина, Ясная Поляна – для Льва Толстого, Спвсское-Лутовиново – для Тургенева.

Идущее из далёкого прошлого название селения восходит к кустарному промыслу: изготовление из дерева игрушечных г у д е л о к. Далевский «Словарь великорусского языка» даёт трактовку слова «гуделка»: брунчалка, игрушка, деревяшка или кисточка, вздетая на двойную верёвочку, которую закручивают и растягивают, отчего косточка (деревяшка) урчит или гудёт.

Возможна и иная трактовка. Поблизости располагались селения

Г у д о в к а, Г у д о в о, названия которых прослеживалось от «гудящих» ручьёв, издававших своеобразный шум(гудение).

По документам начала семнадцатого века в составе вотчины князя Алексея Никитовича Трубецкого значилась Пустошь Семёновская. Впоследствии – Семёновка, Гудаловка. «Ревизские сказки» характеризовали владельческое сельцо Малая Семёновка (Гудаловка, Голеновское).Вначале девятнадцатого столетия Гудаловкой владел потомственный дворянин Пётр Семёнович Плеханов, дед Георгия Валентиновича. Корни своего генеалогического древа они, по воспоминаниям, «отыскивали где-то среди татарских князей». Его сыновья (старший Валентин Петрович и младший Михаил Петрович) получили, после его кончины по завещанию, по сотне гудаловских десятин.

Валентин Петрович, как и многие его предки и сородичи, отдал дань службе военной. Он принимал участие в «польских событиях» 1831 года. Георгиевский крест увенчал его боевые заслуги. Штабс-капитаном ушёл в отставку и обосновался в гудаловском имении. Он был сыном своего времени. Типичным героем своего времени, воссозданного в романтических сочинениях Карамзина, Давыдова, Жуковского, Пушкина.

Давыдовские зажигательные строфы, очаровательные стихи Жуковского, Дмитриева и Мерзлякова помогли Валентину Плеханову найти ключик к сердцу очаровательной дворянки, грустившей в сельском одиночестве. Как и полагается герою сентиментальных приключенческих эпопей, гудаловский Ромео умчал свою степную Джульетту из родительского дома. Тайно обвенчался с ней. Вера Ивановна (в девичестве Познякова) подарила ему семерых: Любовь, Александру, Софью, Митрофана, Марию, Николая, Григория.

Валентин Петрович, возглавлявший всё увеличивающееся семейство, помаленьку «приращивал» к отцовским десятинам, о чём свидетельствуют купчие крепости (они хранятся в тамбовских и липецких архивах).

В сорок пять лет Валентин Петрович овдовел. Горе великое, неизбывное. Семеро сирот, родительского внимания требовавших. Да и жизнь брала своё…

Вторая его жена - Мария Фёдоровна – из семьи бедного помещика-чиновника. Она с отличием окончила в Тамбове институт благородных девиц. На выпускном экзамене присутствовал сам губернатор, который, весьма удовлетворённый ответами Марии Белинской, изволил отреагировать: «Если бы вы были юношей, то мы направили бы вас за границу, на государственный счет, для продолжения учебы». Мария проработала некоторое время гувернанткой в Задонске, затем перебралась в Липецк. В доме липецкого промышленника Кожина овдовевший служащий земства Валентин Плеханов познакомился с Марией Белинской, сделал ей предложение. От второго брака родились Фёдор, Александра, Варвара, Клавдия, Георгий.

3.

…Жоржик – на руках у няни. В детскую, тоскливо-взыскующе мяукнув, вполз охромевший кот. Пушистое хвостатое существо являло собой весьма жалкое зрелище. О страданиях четвероногого усатого хвостоносца красноречиво свидетельствовала кровоточащая лапа, подрагивающая на уровне растерянных глаз попавшего в беду мышеловца. Сострадательный Жоржик просит ссадить его самого с ласковых няниных рук, чтобы в этих руках незамедлительно оказался несчастный кот, так нуждающийся в неотложной помощи и заботе. Няне непонятен детский ультиматум. Но Жоржик энергично настаивает. Рёв плехановского наследника подтверждает его готовность не сдаваться в своём требовании. Тогда няня спускает ребёнка с рук и, обиженная,

направляется к матушке Жоржика – Марии Фёдоровне. «Я взялась барское дитя носить, а не кота», - объясняет она свою позицию. Коту всё-таки оказали необходимую ветеринарную помощь… Жоржика же пришлось успокаивать гудаловским частушечным присловьем:

У котика, у кота Кот на печку пошёл,

Была мачеха лиха. Горшок каши нашёл.

Она била кота На печи калачи,

Поперёк живота. Как огонь, горячи.

А кот с горюшка, Пряники пекутся,

Кот с кручинушки, Коту в лапки не даются…

Георгий Валентинович, впоследствии вспоминая былое, шутливо-иронично называл происшедшее в детстве своим первым революционным выступлением.

…Первое знакомство с горчицей. По просьбе Жоржика Валентин Петрович передал сыну ложечку неведомого ранее лакомства. Мальчик ожёгся, покраснел, прослезился, но, не показав вида, что попал впросак, проглотил огненную приправу. – «Хочешь ещё?» – иронично поинтересовался отец. – «Хочу!» – не сдавался юный упрямец. Валентин Петрович попотчевал его второй ложкой горчицы. Тактично вмешалась мать Мария Фёдоровна, чтобы возвратить «испытание» сына в разумное русло.

…Чувство страха придёт потом. А сейчас – руки сжимают поводья. Прильнул к гриве. Затаил дыхание… Какое-то неведомое ранее чувство полёта, знобящей лёгкости, невесомости. Чувство окрылённости. Переходящая в восторг уверенность: он держится, он не соскользнул с седла, он подчинит себе строптивого коня!

Подробности будут сказаны-пересказаны потом. Просьба к отцу: разрешить самостоятельно покататься на н а с т о я щ е м скакуне, а не на той добродушной Лысухе, на которой его учили сидеть верхом.

Неожиданно для сына отец сказал «добро». Предполагалось спокойное привыкание, постепенное наращивание скорости. Но случилось что-то, внезапно всполошившее коня: то ли клёкот пролетавшего низко орла, то ли укус шершня, то ли извечное озорство вольнолюбивого и гордого мустанга. Конь диковато ржанул и пружинно ринулся в луга.

«Держись, Георгий!.. Держись!..» – только и успел выдохнуть отец…

4. «Земляк мой по цветам тамбовских трав

Георгий Валентинович Плеханов…»

Отставной штабс-капитан В.П. Плеханов купил у вдовы коллежского асессора Натальи Петровны Андреевой, как гласила купчая, «деревянный дом с

имеющимся при нём подворным строением в г. Липецке в 1-ой части 38 квартала со всем при нём приусадебным местом под № 1». Событие сие произошло 20 октября 1867 года. До сего времени многочисленное семейство имело проживание в родовом имении Гудаловке.

В это время Жорж готовился отбыть в губернский Воронеж, чтобы поступить в Воронежскую военную гимназию. В августе 1868-го Георгий был зачислен во второй класс оной гимназии.

Краеведы дотошничают: когда же впервые побывала в Липецке будущая

всемирная знаменитость? Сестра его – Клавдия Валентиновна вспоминала потом, как не раз отлучалась с братьями в уездный Липецк. В мемуарах Клавдии Валентиновны есть особое упоминание о визите (по поручению отца) в Липецк её братьев – Фёдора и Георгия.

Розалия Марковна Плеханова, хранительница наследия своего знаменитого мужа, инициатор открытия в 1920-е годы плехановского музея на его «малой родине», признавалась: «Когда я познакомилась с зелёным городком Липецком, действительно утопающим в зелени, с чудным его местоположением на холмах, с которых открывается незабвенный вид на долину реки Воронеж, с его синеющими прудами, озёрами, сочными лугами и густыми хвойными лесами – сказала себе: мне понятна теперь любовь Георгия Валентиновича ко всему прекрасному, к природе, животным, скульптуре, поэзии. Здесь, в Липецке развилась эта поэтическая сторона его натуры…»

«На родине борца и мыслителя» – поименовал своё стихотворение, созданное

в конце 1920 – начале 1930-х годов, поэт Алексей Липецкий (А.В. Каменский), которого называли «липецким Есениным»:

В Гудаловке старуха помнит дни,

Когда по саду бегал мальчик Жоржик.

Всё те же деревенские плетни,

Но вотчиной дожеван сдобный коржик.

О черствый камень хлыст сломала свой

Помещичья облезлая бекеша,

И стал большим в районе головой

Вчерашний крепостной мужик Микеша.

Поля забыли рабский выбег лент

К просторному разросшемуся саду,

Где замышлял когда-то Жорж студент

Из кафедры построить баррикаду.

Архивы, библиографические разыскания, воспоминания селян и горожан позволили по-новому перечитать страницы жизни классика отечественной культуры, крупного литератора-публициста, значительного общественного деятеля, всемирно известного философа-просветителя:

Он, как в гнезде, здесь крылья отрастил

И профиль мужа выковал орлиный,

Чтобы лететь во всеоружьи сил

На смену тем, кто пал под гильотиной.

Париж с Москвой умом бойца сроднив,

Он утра ждал для ночи ураганов,

Земляк мой по цветам тамбовских трав –

Георгий Валентинович Плеханов.

Знакомство с летописями, трудами Ключевского, Татищева, Карамзина, Соловьёва у Георгия Плеханова будет ещё впереди, а пока отрок из Гудаловки с живейшим интересом созерцал заводскую канцелярию Петра Великого, место, где стоял домик царя-преобразователя, чугунный трехгранник обелиска с надписью: «Незабвенному везде и во всём Великому Отцу Отечества Императору Петру Первому, основателю нашего города, указавшему в нём целебные источники и новые средства богатства народного. Сооружён усердием купца Павла Небученова в 1839 году. Отлит в г. Тамбове на чугунном заводе Иваном Федоровым».

…Нижний парк встречал спокойным шумом вершин старинных великанов-тополей. Мудры и отзывчивы к человеку могучие деревья. Сколько жизней, чувствований, любовей осеняли они своими ветвями! Сколько признаний, мольбы, горестных раздумий слышали они на веку своём немалом. Нижний и Верхний парки, их окрестности помнили Анну Петровну Бунину, «русскую Сафо», знаменитую поэтессу, члена «Беседы любителей русского слова». Здесь, многократно бывая в Липецке, изволил отдыхать Гаврила Романович Державин, тамбовский губернатор.

Липецкие парки… Каменный лог у городища… Годы и десятилетия… Песенным эхом таяли перелётные годы, зарницами сухих молний вспыхивали исчезающие дни. Свирепели зимы, роскошествовали вёсны; летнее буйство плоти, а потом – осеннее искупление. Вскормленные, вспоенные из родниковых глубин, омытые голубыми дождями, хрустально-свежими росами листья, заслышав прощальные клики перелётных стай, вздрагивали предчувствием неудержимого полёта. Трепетали от боли материнские и отцовские ветви, расставаясь с единосочной родимой листвой. Опадали наивно грезившие о поднебесье, о лебединой пернатости листья. Уходили от родимого порога, возмужав, дети человеческие. Боль утрат роднила деревья и человека.

Георгий Плеханов узнавал о том, как здесь звучало песенно-вдохновенное слово Василия Андреевича Жуковского («Там небеса и воды ясны! Там песни птичек сладкогласны! О Родина! Все дни твои прекрасны! Где б ни был я, но всё с тобой душой»). В дорожном альбоме Жуковского хранились зарисовки Липецка. Василий Андреевич рисовал, памятуя об исторических заметках Карамзина. Всё здесь дышало историей… Где-то здесь усладой для пчелиных и шмелиных роёв росла-цвела отменная липа, Петром Великим замеченная и в герб города удостоенная. Собор, петровские запруды, городище, парковые аллеи… Сам Жуковский происходил из здешних тульско-липецких мест; был он сыном Афанасия Бунина и пленной турчанки Сальхи.

5. «К мётлам надобно кричать, а не к топорам!..»

Губернский Воронеж. Георгий со всё возрастающим интересом узнавал, как государь «приблизил» реку Воронеж к могучему Дону; как венценосец «упражнялся в трудах, работал своими руками как мастер наряду с товарищами»; как затем «неусыпный государь» озаботился появлением «канала, начавшегося копанием для соединения Дона с Окою». Жадно ловило любопытствующее ухо исторические были и былины: о литейном заводе для изготовления пушек, мортир, якорей и всего ко флоту и артиллерии потребного; «сообщительном мосте», пороховых погребах, «нужнейших вещах для флота», ухищрениях «для противоборства набегам варваров». Будущий деятель Интернационала узнавал подробности из быта и бытия Немецкой слободы, которая населялась мастеровыми из немцев, голландцев, англичан и итальянцев; были здесь и две лютеранские церкви. Воображение гудаловского отрока будоражили всё новые и новые распоряжения неугомонного самодержца: велел тот наловить на Дону и по другим рекам разных родов птиц по приложенной росписи; для столичного зверинца приказано было поймать пять или шесть диких быков, «приискать великих костей, как человеческих, так и слоновых, и других необыкновенных».

Воронежские университеты Георгия Плеханова… Что привлекло внимание любознательного отрока из тамбовской Гудаловки? О чём вспоминалось-думалось потом, в Петербурге, Москве, Саратове, Ростове-на-Дону, в далёкой Женеве и Париже?

В Воронеже, Тамбове, Липецке уважительно звучало имя Дмитрия Никитича Бегичева, читались его повести и романы, в которых угадывались приметы Поворонежья, характеры и коллизии, имевшие место быть в родимых «палестинах» («Ольга. Быт русских дворян в начале нынешнего столетия» (1840), «Провинциальные сцены» (1840), «Последствие услуги, оказанной кстати и вовремя» (1842), «Записки губернского чиновника»(1845), «Быт русского дворянина в разных эпохах и обстоятельствах его жизни» (1851).

Особенно заинтересовал земляков «франклинов журнал», который раскрывал и популяризировал методы и методику нравственно-духовного совершенствования личности. Герой бегичевских эпических повествований совершал нравственную работу над собой по методу «франклинова дневника»,

предполагавшего устранение, преодоление индивидуальных недостатков через самоанализ, ежедневный критический отчёт перед самим собой. Георгий Плеханов как раз и озаботился пассионарной идеей нравственного самоусовершенствования («Семейство Холмских»).

«У меня был выдающийся преподаватель русского языка. Я обязан ему весьма многим, - вспоминал Георгий Валентинович о преподавателе словесности в Воронежской военной гимназии Н.Ф. Бунакове. – Он привил мне любовь к словесности, приучил говорить и писать правильно, определённо, ясно и просто».

Липецк помнит Георгия и гимназистом, и студентом Санкт-Петербургского горного института. Сестра Клавдия рассказывала: «Им очень интересовалось липецкое общество. Но он был поглощён книгами. Редко выходил к гостям, ещё реже бывал у кого-нибудь…»

О Гудаловке, Воронеже, Липецке будет часто вспоминать он в тридцатисемилетней эмиграции. Редкие весточки с родины. Из письма Г.В. Плеханова сестре Варваре Валентиновне: «…Твоим письмам я страшно рад и чрезвычайно благодарен тебе за то, что ты не забываешь меня… …я всегда страшно радуюсь твоим письмам…» Из письма сестре Клавдии Валентиновне: «…Поверь… что я буду очень рад повидаться с тобой. Именно потому, что я отрезанный ломоть, я очень дорожу памятью обо мне моих родных… Я помню тебя лишь ребёнком, но воспоминания детства мне очень дороги и я люблю тебя по этим воспоминаниям…»

Память сердца сохраняла дорогое, светлое, заветное. Имение в Гудаловке. Чарующе притягательные окрестности. «Чьи вы? Чьи вы? Чьи вы?» - допытывались чибисы в пойменных лугах. «Мы – Плехановы!..» - отвечал им непоседливый Жоржик, наблюдая величавый полёт удивительно любознательных птиц.

Домашняя библиотека (достаточно обширная для тех времён). И вот теперь, в Женеве, Париже, помнятся эти книги. Русский шрифт, русские рисунки, русские метафоры… Сам Плеханов приумножал всесветную славу русской культуры, русского языка. Многие десятилетия к эстетическим оценкам Бельтовым духовно-художественного наследия Пушкина, Лермонтова, Кольцова, Глеба Успенского, Тургенева, Белинского, Чернышевского, Некрасова, Чехова, М. Горького внимательно прислушивались в Европе.

Студент Плеханов подружился с Всеволодом Гаршиным. Что привлекло его в Гаршине? Сочетавшаяся с внешней красотой красота внутреннего облика. Жажда жизни, неуемное умение чувствовать, понимать, поэтически раскрывать всё прекрасное. Острейшее неприятие зла, несправедливости, социального неравенства.

Биография Плеханова заслуживает более пристального, более объективного изучения и воссоздания.

Яркая индивидуальность. Миндалевидной формы, умные, с холодным блеском, глаза. Красивый, высокий, белый, точно из мрамора выточенный, лоб. Матового оттенка лицо. Каштанового цвета, закинутые назад мягкими прядями, волосы. Небольшая темнорусая, «лопатой», борода. Говорил поистине красноречиво, умно, убедительно, весомо.

Георгий Плеханов с юных лет был противником анархизма и терроризма. И здесь он продолжает и развивает герценовскую нравственно-духовную традицию. «К мётлам надобно кричать, а не к топорам!» - сочувственно цитировал автора «Былого и дум» гудаловский человеколюбец.Плеханов и его поколение во- многом «выросли» на «герценовских основах»: они восприняли герценовские традиции («если теперь новые люди снова должны идти с боем против препятствий, они пойдут, зная, куда идут, зная, что ломают и что сеют». «Вера Герцена в Россию в весьма значительной степени опиралась на его твёрдое убеждение в том, что наши русские вопросы могут быть решены без потрясений… «потрясения» слишком пугали его…» - констатировал Плеханов.

Один из участников событий в Воронеже конца 70-х годов 19 века Г.Зиновьев на заседании Петроградского совета 9 июня 1918 года говорил:

- Я не знаю более красочной и более драматической сцены из жизни народников, как эта, - когда Плеханов упрямой походкой, при громадном волнении всех присутствующих уходит с этого маленького собрания героев-революционеров, и Софья Перовская бросает ему вдогонку: «Удержите этого безумца, - куда он уходит от нас?» - На это взволнованный Плеханов отвечает решительно и горячо: «Нет, мне с вами не по дороге, я должен порвать с вами, несмотря на то, что мы были связаны теснейшими узами». Плеханов уходит, чтобы создать свою группу, чтобы поднять новое знамя, которое сплотило впоследствии вокруг себя сотни тысяч и миллионы рабочих… Когда стал великим Бабель? Когда он шёл против течения и прокладывал новую борозду… И когда стал великим Плеханов? Когда он, оставшись в ничтожном меньшинстве… поднял новое знамя, чтобы проложить новую дорогу против течения…

Георгий Валентинович с присущим ему остроумием говорил:

- Вначале нас, социал-демократов, была небольшая кучка, над нами смеялись, нас называли утопистами. Но я скажу словами Лассаля: «Нас было мало, но мы так хорошо рычали, что все думали, что нас очень много». И нас, действительно, стало много…

Большое видится на расстоянии… «Статьи Плеханова превосходны», - аттестация Фридриха Энгельса. А.В. Луначарский свидетельствовал «об особом внимании» к Плеханову самых выдающихся деятелей культуры; «поразительный ум», редкая память, уникальный дар «мыслителя-артиста», замечательного аналитика и популяризатора-педагога вызывали восхищение («Будем считать за честь и счастье издать в огромном количестве экземпляров наиболее блестящие плехановские трактаты и памфлеты»).

Патриотическая, государственно-державная позиция Плеханова обусловила тот факт, что в 1941 году его имя было названо Верховным Главнокомандующим первым в числе тех великих соотечественников, деяния которых вдохновляют на Победу над фашистским нашествием. В блокадном Ленинграде вышла брошюра о Плеханове как «величайшем представителе русского народа». В статьях периода Великой Отечественной войны говорилось, что нация Плеханова и Герцена, Глинки и Чайковского, Чернышевского, Кутузова, Суворова, Горького, Чехова непобедима; что русский народ, славный именами Плеханова, Белинского, Пушкина, Толстого, Репина, Сурикова, Сеченова, Павлова «вечно будет жить и развиваться». ***********************************************************************