Спор о русской философии не угаснет никогда. Иногда кажется, что это и есть самый острый вопрос, самая больная тема нашего исторического бытия и национального самосознания. Как правило в этом споре принимают участие люди, вообще не связанные с профессиональной философией. Да это и не нужно, более того, профессионализм будет однозначно вредить, так как здесь затрагиваются самые интимные и потаенные струны души русского человека. Вот уж где соборность, всеединство и общее дело – в спорах о русской философии! Ничто так не затрагивает человека, его глубинные страсти, как вопрос о русской философии, в тени которого меркнет все остальное – политика, экономика, спорт, наука, религия, культура… даже эротика и та гаснет перед влекущем Эросом русской философии.
Есть какой-то непонятный, ошарашивающий драйв говорить о русской философии равно как в терминах апологии, так и уничижения. Странным образом здесь раскрывается или мазохизм самоуничижения, когда идет отрицание русской философии, или садизм самопревозношения, когда она ставится на высший уровень вообще мировой философии. И уже никак нельзя оставаться спокойным, теплохладным и равнодушным; в конечном счете все остальные вопросы стягиваются в этот проклятый узел вопросов о русской философии.
Что ж в ней такого, в русской философии, что за нее (утверждая или отрицая) готовы биться насмерть и друзья, и недруги ее? Вот уж где воистину война, но не та, становящаяся все более архаичной дикостью, в которой люди убивают людей (как будто они сами не умрут, скоро, неожиданно, трагично, болезненно), а война идей, в которой никакого перемирия быть не может.
А привлекает более всего в русской философии возможность философского самосожжения. Русская философия и русская жизнь сливаются в едином огненном эросе. Здесь ницшеанское ниспровержение идолов и кумиров достигает своего апогея. Русский нигилизм, он же эсхатологизм и апокалиптичность именно в русской философии представлены максимально и предельно.
Отличие русской философии в том, что здесь нет идолопоклонства философским святыням, идолопоклонства культуре, взращенной философией и родившей философию. Никаких истоков, авторитетов, начал, принципов и т.д. Все это летит в топку философского огня, в страшный русский Логос, который и есть изначально Огонь – божество всепоглощающей истины.
И вот Гоголь сжигает свои рукописи, сжигая современников. А Белинский сжигает Гоголя, которого окончательно сжигает до тла Розанов. Соловьев сжигает Леонтьева, а Леонтьев сжигает всех и вся, все розовое христианство Достоевского и Толстого, расположившись на пепелище сожженного Соловьевым византизма. А Толстой сжигает вообще высочайших представителей мировой культуры, и в топку летят Шекспир, Бетховен, Ницше, Вагнер, и любимец Шопенгауэр. А Федоров сжигает Толстого, поджигая весь мир живущих во имя умерших.
И большевики сжигают Святую Русь, а потом их сжигают их приемники в огнях постсоветской России. И славянофилы сжигают западников, западники – славянофилов, консерваторы – либералов, либералы – консерваторов, верующие – атеистов, атеисты – верующих. А старообрядцы сжигают себя и вместе с собой весь мир. Истины ради, Христа ради, ради какой-то недосягаемой правды.
И вот это и есть сила и драйв русской философии – в огне Истины сжечь всю накипь человеческих, слишком человеческих – ограниченных, лукавых и смехотворных преставлений. Никакие идеи здесь не выдерживают проверки на прочность. Самим фактом своего бытия Россия подтверждает правоту известных слов: «нет правды на земле. Но правды нет – и выше». Лев Шестов, комментируя эти слова, сказал: «Какое глубокое понимание человеческой души, какое нечеловеческое проникновение в страшную тайну нашей жизни открывает Пушкин в своем монологе». Да, эта страшная тайна в том, что правда эта все же есть, но она на совершенно недосягаемой высоте, на такой, где уже не просто светит солнце правды, но все сжигает полыхающий Логос. И в этот логос и заглянуло «солнце русской поэзии» и насмерть опалилось, передав нам не сладкозвучие поэтических гармоний, а прикосновение к «страшной тайне».
Все сгорает в огнях русской тьмы, русской апофатики, русской эсхатологии. В этом смысле Россия как вместилище русской философии, ее огненного Эроса и Логоса и есть самая философская нация, а русский народ самый философский народ.
Текст: В. Варава.
Иллюстрация: Г.Мясоедов, "Самосожжение".
