Авторский блог Александр Проханов 00:00 22 февраля 2012

Русский ОПК — соль соли земли

<p><img src=/media/uploads/08/ris9_thumbnail.jpg></p><p>26 февраля 2012 года в Международном Выставочном Центре («Крокус-Экспо», г. Красногорск) состоится Съезд Добровольческого движения Общероссийского Народного Фронта в поддержку Армии, Флота и оборонно-промышленного комплекса России. Эта широкая патриотическая коалиция создаётся при поддержке вице-премьера правительства России Дмитрия РОГОЗИНА.</p>

26 февраля 2012 года в Международном Выставочном Центре («Крокус-Экспо», г. Красногорск) состоится Съезд Добровольческого движения Общероссийского Народного Фронта в поддержку Армии, Флота и оборонно-промышленного комплекса России. Эта широкая патриотическая коалиция создаётся при поддержке вице-премьера правительства России Дмитрия РОГОЗИНА.

Заместитель председателя правительства РФ, председатель Военно-промышленной комиссии Дмитрий Рогозин и главный редактор газеты «Завтра» Александр Проханов обсуждают ситуацию в оборонном комплексе страны.

Александр Проханов. Дмитрий Олегович, недавно в Брюсселе я наблюдал, в какой Вы мясорубке крутились — в совсем не дружественной среде натовских генералов… Сейчас Вы окунулись в нечто ещё более грозное. Как Вам эта новая гора, которую Вы на свои плечи взвалили?

Дмитрий Рогозин. Я не крутился в мясорубке — я её там крутил. А работу здесь, Александр Андреевич, можно сравнить с миксером: ситуация гораздо более напряжённая, темп совершенно другой, потому что в Брюсселе не мы его задаём — мы там находились при организации. Задача российской военной дипломатии состоит в том, чтобы предвидеть развитие ситуации и работать на опережение. И конечно, невозможно сравнить те темпы с темпом работы по восстановлению возможностей нашего оборонно-промышленного комплекса, чтобы он смог освоить огромные вложения, направляемые сейчас на реализацию государственного оборонного заказа. Мы пытаемся решить две задачи одновременно, и каждая из них — колоссальна. Первая — «привести в чувство» предприятия после той комы, в которой они пребывали последние два десятилетия, чтобы они были готовы к стабильному производству, а не просто к изготовлению либо чего-то на коленке, либо разовых образцов на экспорт.

Вторая — это без раскачки, немедленно начинать процесс по выполнению оборонзаказа, потому что армия, флот не могут ждать: уровень современной техники и вооружения в войсках недопустимо низок.

А.П. Вы посмотрели на явление по имени ОПК. Можно ли сказать, что ОПК сохранилось? Потому что начиная с 90-х годов всё это время речь шла о том, что он разгромлен, от него ничего не осталось, по существу, уничтожена вся технологическая, научная, рабочая индустриальная база. Что сейчас представляет собой эта отрасль?

Д. Р. Произошло то, что должно было произойти в условиях разрушения государства — СССР — и появления власти, которая вела компрадорскую предательскую линию по отношению к национальным интересам. Наши оборонные предприятия, которые не имели конверсионных производств, не дублировали производство гражданской продукцией, в один момент перестали получать заказы, прекратилось их финансирование, и они пережили шок. И только те заводы, которые были сориентированы на производство элементов стратегических ядерных сил (поскольку это те самые «священные коровы» бюджета, которые режутся в последнюю очередь), выжили.

И вторая часть предприятий — это экспортно ориентированные. Либо те, что оперативно сориентировались на экспорт и выжили за счёт продажи за рубеж отдельных производимых ими образцов. Ещё сохранились предприятия, которые перестали производить оружие и стали выпускать чайники, утюги… Но они перестали быть оборонными.

Ущерб был нанесён колоссальный, он был причинён и фундаментальной науке, потому что она была не востребована, статус учёного в обществе стал очень низким. Я недавно вернулся из Новосибирска, где в Академгородке встречался с представителями выдающихся научных школ, они только сейчас стали восстанавливать свои потенциальные возможности. И благодаря чему? Это парадокс, конечно, но факт: в лабораториях, где ранее проводились научно-исследовательские работы, а также фундаментальные и поисковые исследования, стали создавать маленькие производства — этакие свечные заводики.

Например, работающие по лазерной тематике организуют небольшое предприятие, которое занимается лазерной обработкой металла. Продукция востребована на рынке, и за счёт этого они живут, продолжая свои научно-исследовательские работы. Это демонстрация того, что и академик, теоретик, загнанный в угол, если он патриот своей научной школы, найдёт возможность выжить и спасти её. Конечно, само по себе то, что подобная ситуация сложилась, вызывает сожаление. Но подобные примеры свидетельствуют, что многое сохранилось, в том числе благодаря подобного рода удали и уникальной способности к выживанию русского человека даже в нечеловеческих условиях, в которых оказались наша наука, наше образование и производство.

После того, как по указу президента и решения председателя правительства я возглавил большой блок оборонно-промышленных предприятий и Росатома, Роскосмоса, моя группа и наша Военно-промышленная комиссия работают по чёткому алгоритму. Мы не спонтанно мечемся по России, встречаясь с производственниками, с кем-то ещё, а действуем по определённому плану.

Например, встречаемся с представителями фундаментальной науки. Я уже упоминал о Новосибирске, где мы приняли участие в заседании президиума Сибирского отделения Российской Академии наук, также в ближайшее время планируем посетить в Москве «главный штаб» нашей РАН.

Провели совещание с ректорами ведущих технических вузов: это поставщики кадров для «оборонки». Выясняем, чем им помочь и как связать технические вузы единой системой, которая могла бы готовить специалистов для ОПК. Схема уже выработана: мы составим треугольник, где первый угол — это студент, который сможет с первого курса приобщаться к исследовательским и поисковым работам. Второй угол — это сам вуз, заинтересованный в том, чтобы через интеграцию своих учащихся в будущее производство приобретать всё необходимое для формирования современной учебной базы. И третий — это не предприятия даже, а интегрированная структура. Например, Объединённая авиастроительная корпорации или Объединённая судостроительная корпорация, то есть, та структура, где есть реальные средства, деньги, которая обладает промышленной производственной базой и заинтересована в том, чтобы наладить систему подготовки специалистов для себя.

Что касается профессионально-технических кадров, то мы рекомендуем создавать профтехучилища и учебные центры непосредственно при предприятиях. В Новосибирске мы убедились в том, что такая схема работает. Как только появились заказы для Новосибирского авиационного производственного объединения имени В.П. Чкалова на производство суперджетов, а также бомбардировщиков Су-34, появилась и возможность модернизации производства, а также обучения нового персонала, создания рабочих мест. На одном только новосибирском авиазаводе появилось 800 вакансий. Пришла молодёжь, и средний возраст рабочих предприятия рухнул с 48–49 лет до 41 года за счёт притока новых кадров.

Тут же, при авиационном заводе, сформирован техникум, где грамотные специалисты обучают выпускников школ, те занимаются на компьютерной технике, изучают ЧПУ, станки с электронной системой управления — самые современные, на которых работают и на Эйрбасе, и в компании Боинг, и завод получает квалифицированные кадры. То есть, нужны ПТУ при предприятии, где лучше знают, какие кадры им необходимы, чтобы не валом их производить, а целенаправленно взращивать специалистов тех профессий, в которых имеется потребность. А когда есть стабильные заказы и формируется стабильное производство, то возникает план, понимание этого плана, понимание перспективы: сколько специалистов нужно на следующий год, через три года, через пять лет. Возникают социальные пакеты для специалистов, решения, как привлекать молодёжь: через ипотеку, через заработную плату, которая должна быть выше, чем в среднем по региону, и так далее.

А вот в области высшего образования, на мой взгляд, нельзя опираться на потребности конкретных предприятий, а надо решать вопрос в рамках отрасли. Потому что, например, для авиации и космонавтики специалистов готовят через глубоко интегральные структуры — Роскосмос или Росатом. Или в подготовке инженеров, специалистов и конструкторов, технологов для судоверфей, для подводных лодок элементом этого треугольника должна выступать государственная корпорация, которая располагает всеми остальными производственными мощностями. Тогда можно планировать обучение. В этом случае вузы, которые готовят кадры, смогут получать от корпораций всё необходимое для того, чтобы обучение шло на современных тренажёрах, по современным планам. А генеральные конструктора ведущих конструкторских бюро могли бы стать преподавателями, заведующими кафедрами в вузах, которые готовят будущих инженеров, конструкторов для производства. Мы начали этот вопрос прорабатывать. Сейчас подготовку кадров удаётся увязать в единую систему взаимоотношений с перспективой на 5–10 лет вперёд.

Третье, что мы делаем, — в рамках поездок по регионам проводим совещания по перспективным обликам развития видов и родов войск. Например, в Северодвинске провели совещание по перспективному облику развития военно-морского флота.

Были подготовлены два интереснейших доклада: главкомом ВМФ Высоцким и президентом ОСК Троценко. В докладах шла речь о развитии военного и гражданского флотов на 30-летний период. Я требую от всех заглянуть за горизонт, увидеть перспективу даже не на 10, не на 20 лет, а более длительную. И мы увидели модульные корабли, корабли с модульным вооружением. Их производство можно сравнить, чтобы было понятно каждому человеку, с конструктором вроде «Лего», но собранным на наших заводах, по нашим лекалам, придуманным нашими мозгами. Такие модули легко трансформировать под нужды флота для решения конкретных боевых задач. Скажем, эсминец превращается в корвет за счёт изменения отдельных модулей. За счёт новой конфигурации боевого корабля увеличивается площадь палубы. В результате тот же корвет может обладать функциями чуть ли не крейсера по возможностям размещения ракетного вооружения. Это инженерное решение, соответствующее потребностям и вызовам XXI века. Таких решений на Западе пока не видно.

Мы также рассматриваем способ боевого применения тех или иных видов наших вооружённых сил. Идти надо от анализа развития форм и методов вооружённой борьбы, от потребности России в защите своих национальных интересов, от её демографических, экономических возможностей, от реального анализа угроз, которые в будущем могут быть направлены против нас. Нужно производить оружие не валом, бессмысленно и бесцельно, а создавать научно-технологические и индустриальные заделы там, где у нас могут быть проблемные моменты.

Например, с точки зрения развития нашего флота необходимо, на мой взгляд, обратить пристальное внимание на Арктику и в целом на северную и северо-западную часть акватории РФ. И если действительно речь пойдёт о размещении там американского натовского флота с системами противоракетного оружия, то совершенно очевидно, что Российская Федерация должна верить не столько дипломатическим гарантиям, которые нам могут щедро предоставить. Самая главная гарантия нашей безопасности — наш военно-технический ответ, наша способность перекрыть любые неожиданности на политическом и дипломатическом фронтах.

К сожалению, авиация тоже находится в сложном положении — она специально умерщвлялась. Шёл подрыв конкретных ячеек единой производственной линии, и в результате вся линия рушилась. На сегодня в области авиации определены приоритеты, заключающиеся в возможности оперативной переброски в любую точку России наших вооружённых сил, компактной и оснащённой армии. То есть, нужна военно-транспортная авиация, которая должна — и станет! — лучшей в мире.

Недавно в Ульяновске на совещании, посвящённом перспективному облику ВВС, расставив акценты, решили возобновить производство, отремонтировать и модернизировать все самолёты уникального класса типа «Руслан» (Ан-124). Таким самолётам в мире нет аналогов. К 2020 году для нужд Вооруженных сил будет построено 10 новых и отремонтировано 22 самолёта.

Пойдут заказы на десятки самолётов — порядка 60–70 машин «Руслан» для крупных транспортных компаний, например, «Волга-Днепр», «Полёт». А в случае необходимости эти машины тоже могут работать на безопасность России.

Безусловно, будет развиваться отличный самолёт, который известен как Ил-76, сейчас он называется Ил-476. Производственные мощности из Ташкента переведены на российские авиационные предприятия. Это будет новый самолёт с огромными возможностями: с новой кабиной, с надёжными двигателями. На базе семьдесят шестой машины, которую при модернизации авионики, двигателя, по техническим, экономическим и другим параметрам можно ещё производить порядка 30–40 лет, будут создаваться иные модификации, в том числе самолёты-заправщики, самолёты-разведчики.

Возможности гражданской авиации будут расширяться через поддержку туполевских самолётов. Уже в июне-июле закончатся лётные испытания и будет сертифицирован Ту−34‚f°СМ.

Планируется и дальнейшее производство и замена нынешнего авиапарка бомбардировочной машины Су-34. Новые технологии производства, бронированные кабины обеспечат лётчикам достаточ- ный комфорт при ведении военных действий на небольших высотах. Это самолёт, который мы знаем как Су-24, но совершенно иной модификации.

Большой интерес представляют Су-30 и Су-35, а также Т-50, это самолёт не четвёртого, а пятого поколения с новыми технологическими решениями. На днях в Комсомольске-на-Амуре мы продемонстрируем председателю правительства образцы самолётов, которые сейчас проходят необходимые испытания.

Если раньше производили МиГи (лёгкие истребители) и Су (тяжёлые истребители), то сейчас рождается самолёт — нечто среднее между ними, в зависимости от потребности, конфигурации он может нести серьёзное вооружение. Какое — это вопрос не для интервью.

В Казани идёт процесс модернизации стратегического бомбардировщика — нашего уникального самолёта, где цельно-титановый сплав обеспечивает уникальные лётные качества этих кораблей со сменяемой стреловидностью крыла.

У нас есть свои оценки перспектив воздушного боя и применения в противовоздушной обороне тяжёлой авиации. Пока исходим из того, что нужно модернизировать то, что есть. Что касается перспектив дальней авиации, мы думаем над этим. Решение обязательно созреет, и мы доложим об этом руководству страны.

В области космонавтики интереснейшая тема — беспилотная космонавтика. Сейчас в космонавтике главное — полноценно обеспечить космическую группировку для того, чтобы мы видели всё, что происходит в мире, и могли бы засечь через систему предупреждения ракетного нападения любую агрессию против нас. Необходима возможность оперативно ответить на вероятную агрессию, а еще лучше — гарантировать, что её никогда не будет. Если потенциальный противник будет знать, что мы способны не только на ответный, но на ответно-встречный удар, не дожидаясь, когда наши пункты управления, шахты будут разрушены парализующим ударом, то никогда не решится удар нанести.

Для этого страна должна иметь глаза, уши, обоняние. А обеспечивает их, прежде всего, космос, воздушно-космическая оборона, наземные информационные и иные спецсредства — радары, сенсоры. Над этим тоже идёт работа. Недавно проведено совещание по развитию воздушно-космической обороны. Были приняты важные решения. Нам удалось создать интеграционную схему, где участвует «Алмаз-Антей» как государственное предприятие, а также несколько частных или получастных компаний, которые обеспечивают информационную составляю- щую воздушно-космической обороны. Думаю, работа будет вестись по крупным узлам — ВМФ, ВВС и так далее. Будем создавать не просто сонм различных предприятий, модернизировать что-то. Замысел таков: чтобы в каждом этом деле была бы своя архитектура: производственная, научная, кадровая. И был своеобразный системный итегратор, некое ответственное лицо, генеральный конструктор не какого-то конкретно КБ, а генеральный конструктор всей конструкции этого блока. То есть, человек, или это группа людей, обладающих даром предвидения, предвкушения этого смысла, возможного противоборства нашей страны с тем или иным противником.

Я убеждаю коллег, тех, с кем веду переговоры, дебатирую: мы обязаны отказаться от идеи «догнать и перегнать». То, что произошло с нашей страной, это был не нокаут даже, а тяжелейший нокдаун. И вряд ли мы в короткий срок соберём полностью те силы и возможности, чтобы на неимоверных скоростях догнать высокотехнологичные страны. Это и не нужно делать. Нужно другое, гораздо более сложное. Наша тактика — это тактика не зверя, идущего по следу, а тактика волка, который должен рассчитать динамику. В нашем случае — динамику развития вооружения, военной техники. Нужно рассчитать курс ведения вооружённой борьбы с перспективой до 30 лет, определить эту точку, выйти на неё. Понять, что нам нужно: готовить оружие не завтрашнего и даже не послезавтрашнего дня, а на историческую неделю вперёд, и тем самым «срезать угол». Я повторяю: не думайте о том, что делают в США, во Франции, в Германии, думайте о том, что у них будет через 30 лет. И вы должны создать то, что будет лучше, чем есть у них. Не идите за ними следом. Попытайтесь понять, куда всё клонится, и тогда мы выиграем.

Для этого необходимо предвидение, прогнозирование, стратегическая разведка.

Именно с этой целью в ближайшее время мы планируем создать аналог американского агентства перспективных исследований министерства обороны — DARPA. Наше агентство будет работать не в рамках Министерства обороны, а в прямом подчинении Правительства РФ. Нам нужны способности этого создаваемого агентства компактной селекции людей, обладающих уникальными знаниями, креативных, которым необходимо дать возможности ведения прорывных исследовательских работ, выделяя их в отдельные проекты, связанные с обеспечением обороны и безопасности.

Конечно, задача агентства будет состоять и в том, чтобы проанализировать риски технологического отставания, технологической зависимости России. И обеспечить поначалу латание дыр, чтобы закрыть ниши, где мы отстаём технологически: это, например, элементная база, металл, броня, спецхимия, особое внимание надо уделить боеприпасам. Задачей этой структуры будет информирование руководства страны по тем проектам, которые могут дать нам не просто уравнение с другими военными державами, а обеспечат наше превосходство. Именно в этом и состоит наша глобальная задача — добиться превосходства.

Александр ПРОХАНОВ. У Вас есть немалый опыт публичной политики. Это КРО, это партия «Родина». Наблюдая Вас в поездках, вижу, что публичный аспект в Вашей новой роли присутствует. И в Вас всегда был вкус к идеологическому творчеству — Вы носитель национальной государственной идеологии, формулируете, постулируете новую идеологию. Мне кажется, Ваша новая роль является блестящим плацдармом для продолжения этого творчества и для создания вокруг чисто технических и военно-технических процедур широкого общественного движения. Как Вы ощущаете военно-промышленный комплекс в качестве базового цивилизационного явления для всей русской истории, всего русского государства?

Д. Р. В силу целей и задач, которые всегда стояли перед оборонно-промышленным комплексом, в системе ОПК — все патриоты. В начале 90-х годов они пережили кому, с которой боролись, из которой выходили, и только сильные духом, со стальной волей, люди с инстинктом выживания сохранились. Для нас важная задача сейчас — восстановить высокий уровень мотивации для тех, кто служит Родине: в армии, на флоте, кто работает в оборонно-промышленном комплексе. Поэтому большое внимание уделяем военно-патриотическому воспитанию молодёжи, действуя в связке с ДОСААФ, у которого есть своя техническая база, и мы будем им помогать. Также тесно работаем с Министерством обороны, которое выделяет необходимую технику для создания военно-патриотических клубов — ВПК.

ДОСААФ является одним из мощных элементов новой конструкции, которую мы создаём — это Добровольческое движение поддержки армии, флота и оборонной промышленности. Если ДОСААФ — это обучающие центры: клубы, кружки, аэроклубы и так далее, — то Добровольческое движение — некая кристаллизация патриотического движения, которое разделяет цели и задачи, поставленные Правительством в сфере восстановления оборонной мощи страны, обновления до 2020 года на 70% вооружения и военной техники.

Важная задача — модернизация военно-промышленного комплекса, на её решение выделены огромные средства: на государственную программу перевооружения будут направлены 20 триллионов рублей и 3 триллиона — на модернизацию военно-промышленных предприятий. Но лишь деньгами решить проблему нельзя: оборонные заводы купюрами ведь не обклеишь. Важно, чтобы люди, работающие на этих заводах — рабочий, технолог, инженер, конструктор, директор — руководствовались единым замыслом, все были мотивированы, понимали, для чего всё делается, поняли перспективу, и увязали её со своей творческой профессиональной самореализацией и политическим проектом — проектом восстановления мощи, могущества нашей родины. Эту задачу и должно решить Добровольческое движение. Поэтому стилистика добровольческого движения — это стилистика памятных плакатов «А ты записался в ОСОВИАХИМ? » «А ты готов к труду и обороне? » Такие современные «ворошиловские стрелки», движение ГТО, которое я помню с детства.

Эта линия должна пропагандироваться на государственных каналах, нужна социальная реклама, создающая образ человека, который служит в армии, на флоте или работает на оборонно-промышленном предприятии. Ведь для нашего человека значимы не только материальные, но и моральные стимулы. Нам важно, чтобы мы и наши дети гордились тем, чем занимаемся. Русский солдат, русский офицер за деньги не умирает. Всегда люди защищали свою Родину, потому что любили её. И она сама уже призывает человека: давай, сделаем это вместе. Защити меня, а я помогу тебе почувствовать себя гражданином, человеком. Хочу, чтобы в этом плане мой политический опыт сработал сполна.

А.П. Старые вояки и военные технократы, которые были вышвырнуты из обоймы, видели, как умирает их отрасль, говорят: «Какими мы были глупцами, что занимались только техникой, а всю политику отдали партийцам. Совершена гигантская ошибка, что технократы ушли от политики, передоверив её другим людям. Как Вы думаете, не стоит ли сейчас, когда идёт бурное партийное строительство, создать партию технократов, партию ОПК, которая бы отстаивала интересы не на закрытом правительственном уровне, а публично?

Д. Р. Нужно иметь своё мощное политическое лобби. Лобби — это не только партия. Партия — лишь надводная часть. Надо сделать так, чтобы у промышленности России были свои мощные лоббисты везде: среди средств массовой информации, среди моральных авторитетов общества, нужно большинство в парламенте, в правительстве, в Кремле. Главным лоббистом промышленности России должен быть Кремль. Промышленность — это тело. Интеллект, нервная система нужны и важны, но что они без тела? Если у нас не будет своей промышленности, значит, будет чужая. А потом не будет и страны. Оборонно-промышленный комплекс в данном смысле является локомотивом многих отраслей страны. ОПК — это новейшие технологии, жёсткая конкуренция с серьёзным противником, это мотивированные люди. И если мудро воссоздавать ОПК, имея на предприятиях и гражданскую составляющую продукции, думая над тем, что рубль, вложенный в ОПК, должен давать три рубля для гражданской промышленности, тогда быстро восстановится могущество России. Такое лобби фанатично преданных стране и своему профессиональному делу людей надо сконцентрировать, озадачить единым замыслом, направить на работу во власть, в общество, в СМИ.

Мне также важно вот что. Я всегда занимался политикой, но при этом многие годы методично аккумулировал специальные знания в различных областях военно-политической сферы. Почему мне интересно дело, которым я сейчас занимаюсь? Потому что знаю спектр угроз, знаю эти угрозы изнутри, и мне легко определить и помочь моим коллегам выявить наиболее опасные направления с точки зрения нашей обороны и безопасности.

Что касается технического решения вопросов, то здесь политики и системщики должны работать в тесном контакте с технарями, то есть, с теми, кто этот политический замысел, эту задачу может немедленно трансформировать в техническое решение, предложить и отстоять его перед политиками. Для меня большая честь работать с высококвалифицированными специалистами в рамках Военно-промышленной комиссии. Мы друг друга обучаем, происходит взаимная конвергенция. Я порождаю их мотивацию, оптимизм, помогаю уверенно взглянуть в будущее, и они моментально выдают решения, с которыми я знакомлюсь, анализирую, учусь, с чем-то спорю. Это постоянный процесс взаимного обучения, взаимной подпитки, перепроверки наших решений.

А.П. Огромный мир военной техники, мир поля боя, мир полигонов не может существовать без культуры. Эта культура лишь отчасти культуры эмблемы, дизайна, формы, униформы. Может ли дизайнер, который создаёт контуры истребителя пятого поколения, сделать это, не читая »Илиаду«, не зная »Реквием« Моцарта? Некоторые говорят — »может«. Но мне кажется, что это не так, потому что фундаментальное представление о воздушных сферах, о турбулентности, о новых законах физики добывается в интеллекте, который универсален. Эйнштейн занимал- ся парапсихологией, изучал древних магов. И это позволило ему создать свои теории. На мой взгляд, сегодняшняя технократическая военная сфера требует культурной оболочки. Художники, писатели, поэты, кинорежиссёры… Наша русская культура не технократична, она даже контртехнократична. А западная культура — американская — она вся пронизана техникой. Она умеет писать машину, любит машину, и любовь к машине позволяет форсированно развивать технические отрасли. Подумайте над этим и создайте рядом с собою мини-союз писателей ВПК…

Д. Р. Мой отец (Олег Константинович Рогозин — выдающийся военный ученый, советский организатор оборонной промышленности. — ред.) — мой главный учитель в жизни, человек энциклопедических знаний, талантливый инженер, конструктор, патриот, которого я очень любил и люблю (вот уже два года, как его нет), не имея музыкального образования, знал наизусть все классические оперы, симфонии, мелодии. Когда я был маленьким, он напевал мне »Аиду«, »Тоску«. И я удивлялся, откуда такая музыкальная память и богатство воображения? А потом понял: действительно, настоящий инженер-конструктор не может быть таковым, если не обладает пониманием красоты, не обладает чувством прекрасного. Посмотрите на современные истребители четвёртого, пятого поколений. Они совершенны, изящны, у них линии красивого женского тела.

А.П. Как летающие Парфеноны…

Д. Р. Да, как линии Орфея, как рыси в прыжке. Лучшие спортсмены обладают красивым телом. Красота и выдающиеся достижения — не просто совместимы, но неразрывно, гармонично связаны друг с другом. Поэтому, когда конструктор пишет линию подводной лодки класса »Ясень«, вы угадываете в этой хищной рубке, в корпусе, в мускулатуре торпедных аппаратов, ракетных шахт ту самую классическую красоту. Когда вы смотрите на лодку, на космический аппарат или самолёт, испытываете чувство высшей гармонии. Я, возвращаясь из поездок по предприятиям ОПК, как это ни странно прозвучит, ощущаю себя так, словно на концерте классической музыки побывал.

Да, оружие должно быть красиво. И одновременно, — страшно для врагов.

1.0x