Авторский блог Фрол Владимиров 21:33 13 апреля 2018

РУССКАЯ ПРЕДКУЛЬТУРА И ЗАПАДНАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ (24.2 из 27)

О возможности прогностического исследования

Норма и патология культур: псевдоморфоз, ренессанс, метаморфоз (продолжение)

Необходимо отметить, что сам Философ не дает ответа на принципиальный вопрос о том, как соотносится собственно псевдоморфоз и поверхностное подражание чужой культурной форме. Он убедительно показывает, что стремление творцов европейского Ренессанса возродить античность не привело к созданию нового стиля, подобного готике, а воплотилось всего-навсего в мимолетной эстетической моде, образ которой (мнимая «античность») противоречил выражаемой идее сначала в „antigotische Gotik“[1] / «антиготическ[ой] готик[е]»[2], а затем в барокко. Неудовлетворительными остаются и его попытки объяснить, почему состоявшаяся культура — какую представляет собой Запад эпохи Возрождения и Просвещения — с таким патологическим упорством старается подражать мертвым образцам ценой искажения собственных эстетических устремлений.

Единственное реальное отличие «псевдоморфоза» от «ренессанса» можно было бы обнаружить в возрастной периодизации этого явления. Как ранние, так и зрелые культуры увлекаются чужими образцами, но если у ранней культуры, по мысли Шпенглера, подобное увлечение может вызвать серьезное искажение идентичности — псевдоморфоз, то культура зрелая все равно сумеет выразить себя наперекор чуждой форме — такова природа ренессанса. Однако и эта попытка прояснения не дает исчерпывающего ответа на поставленный вопрос, поскольку сам Философ наглядно демонстрирует на примерах Посейдония[3], Августина[4] и Тертуллиана[5] полное перерождение Аполлоновской культуры в Магическую несмотря на псевдоморфоз последней. Молодая культура сумела использовать чужую семиотику для выражения собственной семантики без ущерба для последней.

В таком случае «псевдоморфоз» — это результат ошибки наблюдателя, который позволяет внешним признакам — язык, происхождение, эстетическое намерение — ввести себя в заблуждение, по причине чего соединяет разнородные феномены и разъединяет схожие. Подражание культуре, живой или мертвой, дает различные результаты в зависимости от возраста подражающей культуры. Подражание юной культуры создает новый стиль; подражание зрелой культуры порождает моду, подражание старой культуры плодит карикатуры. Юная культура может экспериментировать с чужими стилями, подражать, смешивать формы — в итоге получится новый и абсолютно аутентичный живой стиль религии, философии, экономики, архитектуры, литературы, музыки, политики. Еще раз отметим, что с точки зрения иудейских ортодоксов синтез Торы и Платона, предпринятый Филоном Александрийским, был отступлением от традиции ради адаптации к эллинистической современности, но, на самом деле, именно через таких мыслителей как Филон и св. Павел традиция и рождалась.

Любопытно, что Шпенглер иллюстрирует концепцию «псевдоморфоза» лишь двумя примерами — Русской предкультурой и Магической (Арабской) культурой, в которую он включает столь гетерогенные, на первый взгляд, элементы как иудейство, восточное христианство и ислам. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что Шпенглер всегда подчеркивал глубинное сходство Магической (Арабской) культуры и Русской предкультуры, которые роднит далеко не только «псевдоморфоз», но и религиозность, а значит, сходство прасимволов. Общие черты тем удивительнее, чем более различна судьба обеих культур. Магическая (Арабская) культура до возникновения ислама развивалась преимущественно в политическом пространстве тогдашнего греко-римского Запада, Россия же никогда после татаро-монгольского периода не утрачивала политического суверенитета, а потому сама могла решать, какие элементы чужих культур заимствовать, какие отвергнуть и как интерпретировать заимствования.

Но в таком случае требуется прояснить сами критерии разграничения между «отбором» «строительного материала» из чужих культур и «псевдоморфозом» собственной культуры. Создается впечатление, что каждая веха русской истории может быть истолкована и как «отбор», и как «псевдоморфоз». На каждом этапе социокультурного становления русская Натура отвергает одни элементы внешней среды, усваивает другие, но никогда не создает целостную русскую Культуру. Русский Хаос не допускает возникновения русского Логоса, он начинает воспринимать порядок как псевдоморфоз и саботировать, едва только Логос оказывается близок к обретению зрелой формы.

Можно допустить в угоду западникам, что «татаро-монгольское иго» нанесло непоправимый ущерб русской культуре, но невозможно объяснить внешнем «игом» уничтожение Третьего Рима сначала через Смуту, а затем через Раскол. Проблемой «псевдоморфоза» озаботились впервые не славянофилы и не староверы, но любители русской старины XV века, с той, однако, разницей, что «псевдоморфоз» чудился им не в петровской модернизации, а в византийских порядках, пришедших в Москву вместе с Софией Палеолог. В словах Берсеня, сказанных Максиму Греку, сквозит отвержение «византизма»:

"Максиме, господине, какая бы она ни была, да к нашему нестроению пришла, а мы от разумных людей слыхали: которая земля переставляет свои обычаи, и та земля недолго стоит, а у нас князь великий обычаи переменил"[6].

По мнению Шпенглера, следовавшего славянофильской логике, Россия подверглась «псевдоморфозу» в царствование Петра I. Созданная Петром цивилизационная надстройка с такой легкостью разрушена большевиками в силу своей искусственности. Российские «сословия» не были в полном смысле сословиями, а «государство» — государством. Русские в XIX веке представляли собой «ein Volkstum, dessen Bestimmung es war, noch auf Generationen hin geschichtslos zu leben» / «народ[…], предназначением которого было еще на продолжении поколений жить вне истории», народ, ощущавший, подобно иудеям эллинистической эпохи «…den Hass gegen das Fremde, das die noch ungeborene Kultur im Mutterschoß des Landes vergiftet»[7]/ «ненависть к чуждому, отравляющему еще не рожденную культуру, пребывающую в материнском лоне родной земли» [8].

Славянофильская трактовка Петербургской России как исключительно «псевдоморфоза» представляется столь же малоубедительной, как и западническая интерпретация «татаро-монгольского ига». Русское начало отбирало и усваивало элементы западной культуры, трансформируя их в иное бытие, созидало собственную культуру, совершеннейший образец которой, как справедливо было замечено «злостным противником евразийства»[9] И. Ильиным, явлен в творчестве Пушкина, ставшего «солнечным центром нашей истории», раскрывшего «блаженство и власть, и спасительность завершенной формы»[10]. Пушкин был столь же славянофилом сколь и западником, и не был ни тем, ни другим. Проблема в том, что несмотря на универсальность «завершенной формы», она не стала спасительной, так как не нашла своего продолжения в политике, экономике и других сферах общества. Русская Натура разрушила нарождающуюся Культуру в огне революции и гражданской войны, Хаос в очередной раз растворил в себе намечавшийся Логос, чтобы запустить следующий цикл Смуты-и-собирания.

Если этот цикл рассмотреть в обратной последовательности, как Собирание-и-смуту, то при всех изломах русской истории — будь то христианизация, translatio imperii или модернизация — прослеживается одна и та же акаузальная логика: сначала происходит подчинение игу «исполнительной рациональности», затем наступает творческий всплеск, постепенно сменяющийся ощущением «псевдоморфоза», ложности возникшего жизненного мира, завершается цикл свержением «ига». Развивая мысль А. Дугина об «археомодерне» в этом направлении, приходится констатировать, что приставка «архео-», характеризующая не поддающееся рационализации примордиальное ядро русской души, применима к любому периоду русской истории: в X -XV вв. — это общество археохристианства, в XV – XVII вв. — археовизантизма, в XVIII – XXI вв. — археомодерна.

Итак, а) противоречие между акаузальной когерентностью культуры и контингентностью псевдоморфоза, б) ограниченность псевдоморфоза двумя похожими культурами, Магической (Арабской) и Русской, в) цикличность созидания и разрушения рациональности в русской истории — эти факторы, вместе взятые, делают необходимым отказ от концепции псевдоморфоза.


[1] Spengler, op. cit., S. 440.

[2] Шпенглер О. Закат Европы. Ростов н/Д., 1998. С. 481.

[3] „Schon der große Poseidonios, trotz der antiken Außenseite seines ungeheuren Wissens ein echter Semit und von früharabischem Geiste, empfand im innerlichsten Gegensatz zum apollinischen Lebensgefühl diese magische Struktur der Seele als wahre“ (Spengler.Der Untergang des Abendlandes. S. 390).

«Уже великий Посидоний, несмотря на античную внешность своих огромных знаний бывший настоящим семитом и принадлежавший по духу к юной арабской культуре, в полном противоречии к аполлоновскому жизнечувствованию был убежден в истинности этой магической структуры души» (Шпенглер О. Закат Европы. Ростов н/Д: 1998. С. 427).

[4] „In Wirklichkeit ist Augustin der letzte große Denker der früharabischen Scholastik und nichts weniger als ein abendländischer Geist“ (Spengler O. Der Untergang des Abendlandes. S. 851).

«На самом деле Августин – последний великий мыслитель раннеарабской схоластики, а нисколько не западноевропейский ум» (Шпенглер О. Закат Европы. Т.2. Всемирно-исторические перспективы. М.: 1998. С. 249).

[5] „Seine Macht beruht wie die Tertullians auch darauf, dass seine Schriften nicht ins Lateinische übersetzt, sondern in dieser heiligen Sprache der abendländischen Kirche gedacht waren. ... das schließt beide von dem Gebiet aramäischen Denkens aus“ (Spengler O. Der Untergang des Abendlandes. S. 851, Fußnote).

«Его воздействие, как и воздействие Тертуллиана, основывается на том, что его сочинения были не переведены на латинский, но замышлялись на этом священном языке западной церкви. Именно это отрезает обоих от сферы арамейского мышления» (Шпенглер О. Закат Европы. Т.2. Всемирно-исторические перспективы. М.: 1998. С 242, сноска *).

[6] Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. М.: «Мысль», 1993. С. 147-148. См. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. М.: Издательство социально-экономической литературы, 1960. Т.5. С. 59.

[7] Spengler O. Der Untergang des Abendlandes. S 789, 790-791.

[8] Шпенглер О. Закат Европы. Т. 2. Всемирно-исторические перспективы. М.: 1998. С. 198 – 199.

[9] Дугин А. Г. Евразийский триумф (эссе о Петре Николаевиче Савицком).//Основы Евразийства. М.: «Арктогея-Центр», 2002. С. 486.

[10] Ильин И. А. О России. Три речи. 1926 – 1933. София: «За Россию», 1934. URL: http://legitimist.ru/lib/philosophy/i_ilin_tri_rechi_o_rossii.pdf .

1.0x