Русский прасимвол (продолжение)
Если рассмотреть эти же примеры с точки зрения морфологии русского пространства, то бросается в глаза постоянно повторяющийся образ дрейфующего оазиса культуры (дом, дворец, град) посреди творческой природной стихии, сухопутного порядка посреди водного хаоса.
В фольклоре один из самых глубоких символов — Китеж-град: «Цел град, но невидим… И досель тот град невидим стоит, — откроется перед страшным Христовым судилищем. А на озере Светлом Яре, тихим летним вечером, виднеются отраженные в воде стены, церкви, монастыри, терема княженецкие, хоромы боярские, дворы посадских людей. И слышится по ночам глухой, заунывный звон колоколов китежских»[1].
В поэзии мы видим Землю — которая подобно обитаемому острову — «торжественно и чудно… спит … в сияньи голубом...».
В прозе — то же самое: бунинские «пустынные поля, одинокая усадьба среди них... Зимой безграничное снежное море, летом — море хлебов, трав и цветов... И вечная тишина этих полей, их загадочное молчание...»[2].
Кинематограф являет образ отчего дома на острове посреди загадочного океана планеты Солярис, откуда и куда, по замыслу А. Тарковского, возвращается блудный сын — рационалист Крис. А. Сокуров завершает путешествие по «русскому ковчегу» Эрмитажа панорамой ледяного океана, среди которого, дрейфует Зимний дворец. Фильм «Окраина» П. Луцика, наоборот, дает редкую возможность взглянуть на Россию цивилизованную глазами живого «океана», который воспринимает мегаполис как паразитирующее инородное тело.
История воплощает символический сюжет дрейфующей столицы. В самом начале русского государства столица чуть было не перекочевала из Киева в Переяславец-на-Дунае. Дрейф состоялся два века спустя, но не на Дунай, а на Клязьму во Владимир. После покорения Руси татарами стольный град откочевывает в Сарай, а после освобождения от «татаро-монгольского ига» перемещается в Москву. Россия «романо-германского ига» ставит себе столицу на Неве, октябрьский переворот 1917 г. возвращает ее в Москву.
Политика в России также являет собой зрелище диалектического взаимоотношения отчужденной государственности и непредсказуемой народности. С одной стороны, государство кажется всемогущим, ему подчинены все сферы общества. С другой стороны, это всемогущество весьма хрупко, оно может в любой момент быть поглощено народной стихией. Государство в России — это одинокий кремль в безбрежном народном море.
Архитектура русского храма, если рассматривать ее как часть пейзажа, создает схожее впечатление дрейфующего «в сиянье голубом» островка, града или ладьи: направление дрейфа всегда определяет стихия, и никогда — ладья.
Социальная психология обнаруживает покорно-динамичное отношение к пространству в склонности русских к паломничеству, бродяжничеству, колонизации[3]. В силу утраты традиционной культуры мобильности люди находят ей замену в эмиграции, желая обрести сказку «на дальнем Западе, стране святых чудес», но, как и в случае с идеологией, познав настоящий Запад, убеждаются, что «светила прежние бледнеют, догорая, и звезды лучшие срываются с небес». Сравнивая реальный Запад с воображаемым, многие ощущают, что западный «век прошел, и мертвенным покровом задернут Запад весь. Там будет мрак глубок...» Те, кто после очередного разочарования находят силы для веры в новую сказку, возвращаются на Родину с мысленным призывом: «Услышь же глас судьбы, воспрянь в сияньи новом, проснися, дремлющий Восток!»[4] Но и в самой России постоянно происходит глубоко символичное движение из мира города в мир того, что «за МКАДом», и наоборот. «Нормальная страна» воспринимается горожанами как сосредоточенный в нескольких мегаполисах островок цивилизации посреди моря отсталости и нищеты. Та часть России, которая некогда была селом, а теперь стала просто анти-городом, ощущает мегаполис как паразитическую анти-Россию. Горожан тянет в паломничество к земле, на дачу, а анти-горожане эмигрируют в мегаполис за заработком. Остров и океан пребывают в постоянном напряженном диалоге.
Экономика — это зыбкий остров рационального поведения посреди внеэкономической иррациональной стихии. Чем дальше экономика от прозападных центров деловой активности, тем менее она рациональна. Русские «делают бизнес» не просто на свой страх и риск, они, как их далекие предки, ходившие «из варяг в греки», готовы все потерять, все приобрести и плохо отличают войну от торговли, а норму от ее нарушения.
Эсхатология по-прежнему властвует над русским коллективным бессознательным. Эсхатологическая география изображает Россию как остров Катехона среди враждебного океана антихриста: «В последние времена, рассказывал владыка, в России будет монархия. Это вызовет во всем мире враждебную реакцию. Враги поползут на Россию яко прузи (саранча – Сост.). «Разве это война? — вопрошал владыка Феофан. — Вот будет война, когда на Россию весь мир вооружится». И действительно, антихрист представит Россию как врага мира, ибо она объявит себя Православной, когда Православие исчезнет (в др. странах — Сост.)»[5]
Итак, русское пространство живо и дуально. Это пространство рождающейся Культуры посреди рождающей Натуры, вечно рождающегося Логоса посреди рождающего Хаоса. Пространство русской протокультуры суть диалог двух субпространств.
[1] Мельников-Печерский П. В лесах. М.: «Эксмо», 1998. URL: http://dugward.ru/library/melnikov_pecherskiy/melnikov_v_lesah1.html.
[2] Бунин И. Жизнь Арсеньева. Гл. 2. URL: https://www.e-reading.club/chapter.php/9276/3/Bunin_-_Zhizn%27_Arsen%27eva.html.
[3] «...каждый русский чувствует себя совершенно дома в своем отечестве: в Архангельске, как в Орле, а в Казани, как в Киеве. (…) Русский народ любит передвижение: в нем очень развита любовь к отечеству, но нет привязанности к месту своего рождения» (Гакстгаузен А. Исследование внутренних отношений народной жизни и в особенности сельских учреждений в России. М., 1870. С. 124. Цит. по: Пыжиков А.В. Грани русского раскола. М.: Концептуал, 2017. С. 25).
[4] Хомяков, А. Мечта (1835). URL: http://libverse.ru/homyakov/mechta.html.
[5] Схимонах Антоний (Чернов), душеприказчик и келейник владыки Феофана (1991). // Сост. Фомин С. Россия перед Вторым пришествием: Материалы к очерку русской эсхатологии. 2-е изд., испр. и доп. М.: «Адрес-Пресс». С. 426.
