14 января исполнится 165 лет со дня входа в Чёрное море объединённой англо-французской эскадры с турецкой дивизией и возжелавшими славы сардинцами на борту. Юбилей всего лишь «полукруглый», но ЗЛОБОДНЕВНЫЙ. Недавние угрозы НАТО с примкнувшей к нему рыбёшкой, вроде сардины, Украины, вынуждают вспомнить давний урок истории, принять меры, чтобы тот урок не повторился точь-в-точь. Приснопамятная Крымская война, называемая на Западе Восточной, традиционно включена во временные рамки 1853-56 годов. Но началась она локальными кампаниями на Кавказе и на Дунае, а войной четвертной коалиции против России стала после заступничества Лондона и Парижа за бедных турок, под властью которых изнывало балканское православное славянство и большинство армян, наши единоверцы. Именно вводом названной выше эскадры была объявлена сильнейшими империями Запада война царской России. Можно согласиться с историками, называющими Крымскую войну репетицией Запада к Первой мировой бойне. Но планы англосаксов, извечных (с Ивана Третьего) врагов Московского государства уже тогда, в середине 19 века, простирались дальше: лишить Северного Колосса приобретений Петра, Екатерины, Александра (героя Парижа) и Николая, его брата. Хотя планы «маленького племянника большого дяди» ограничивались жаждой реванша за 1812-14 годы, Франция поддержала британцев. Те намеревались вернуть «русских варваров» в границы державы первых трёх Романовых, когда их наследник Петя только рисовал на стене терема «окно в Европу». Да, это удалось им сделать почти полтора века спустя, к 1991 году. Но здесь им подыграла, совсем не предусматривая катастрофу, в своём «мудром безумии», правящая бесконтрольно партия коммунистов «послесталинского призыва», выродки, говоря сочным русским языком. И не только подыграли, но сыграли решающую роль в том, что мы с вами, читатели, владеем лишь примерено той территорией, которая находилась под контролем Правительства Алексея Михайловича Романова в 1648 году. Однако жданный, но неожиданный успех хозяев Атлантического мира возродил у них новые надежды, совсем, до основания разрушить (знакомая песня из большевистского прошлого) Россию. Желание столь сильное, что и Вашингтон, и Лондон, и Париж, и Берлин, и их пригороды, вроде Варшавы, Вильнюса, Киева, Бухареста, не желают видеть усиление военной мощи новой России при Президенте Путине, а возвращение в состав РФ Крыма объясняют своей нерасторопностью. Они, как и «новые бывшие», подпартийщики – тоскующие ностальгики, надеются, что Путин блефует. С наследниками вождистских «идей» всё понятно: их духовные предшественники и в 1914-17 годах мечтали о поражении России в войне с иноземцами. Но удивляет Запад: ему-то доподлинно известно о состоянии вооружённых сил ядерной державы. Однако желание покончить с ней (то есть с нами) настолько велико к западу от Брестского меридиана, к югу от хут. Михайловский, что ввод эскадры НАТО в Чёрное море вполне возможен. Значит ли это, что уроки Крымской войны обрекают нас на роль пессимистов?
Мнение либеральной и «народнической» России после 1856 года было однозначно: в Крымской войне «николай-палкинская» империя потерпела сокрушительное, позорное поражение. Это мнение с радостью подхватила советская официальная историография, собиравшая свидетельства о «гнилости» режима; и полуправду о той войне, как ржавые гвозди, стали вбивать в головы школьников. Они (эти гвозди) до сих пор в наших мозгах. Совершенно не воспринимается к осмыслению тот факт, что в результате военных действий антироссийской коалиции на Чёрном, Балтийском, Белом, Баренцовом морях, на Камчатке и Кавказе врагам нашей государственности не удалось додостичь ни одной крупной цели. Только в Причерноморье они добились успеха (временного притом) по мелочам, да Петербург возвратил Стамбулу закавказский Карс.
Подробнее об этом смотрите ниже. Описания военных действий я опускаю ввиду уникальной осведомлённости сообщества сайта Завтра. А кому что невдомёк, наши признанные знатоки, например, Людмила Фёдорова или пребывающий на отдыхе(?) А. Качанов дополнят, поправят, пр.
***
Настоящая публикация является извлечением из моего эссе «Покушение на адмирала», которое размещено в двух моих книгах и в интернете. В эссе я веду полемику с неистовым русофобом Ю. Кирпичёвым, сбежавшим в США для облаивания прошлого в истории Отечества с безопасного расстояния, и с украинским изданием «Зеркало недели», которые считают адмирала Нахимова не более чем «агрессивным командиром корабля, спровоцировавшим Стамбул и его западных защитников на ответные действия за Синоп». Согласно их мнению, после сожжения турецкого флота русские вернулись-де в Севастополь всей походной эскадрой, чтобы… утопить её и другие корабли Черноморского флота, а самим отправиться копать окопы. Давайте посмотрим, как там, у других авторов насчёт «затопления кораблей» и «рытья окопов».
Французский маршал Канробер, активный участник штурма Севастополя говорил: «Чтобы понять, что такое были наши противники, вспомните о шестнадцати тысячах моряков, которые, плача, уничтожали свои суда с целью загородить проход ( в бухту. – С.С.) и которые заперлись в казематах бастионов со своими пушками под командой своих адмиралов – Корнилова, Нахимова, Истомина. К концу осады от них осталось восемьсот человек, а остальные и все три адмирала погибли у своих пушек…».
К словам неприятельского маршала добавлю несколько красноречивых чисел и фактов:
За время осады Севастополя союзники довели численность своих войск в Крыму до 170 тысяч стрелков, вооружённых штуцерами, поражавшими цель на расстоянии до километра. За этими силами вторжения стояли в Европе и в Малой Азии готовые к быстрой переброске морем и сетью железных дорог армии числом в миллион солдат и офицеров. Россия же имела разбросанные на пространстве от Бреста до Камчатки всего 700 тысяч штыков; до Крыма успели дошагать, преодолевая сотни и сотни вёрст бездорожья, не более 110 тысяч бойцов с гладкоствольными, в основном, ружьями, стрелявшими на 150-200 шагов (их буквально расстреливали из «немецких» штуцеров, не допуская ближнего боя, тем более штыкового). В отечественной артиллерии преобладали устаревшие орудия. Обстрел города и наспех, но качественно возведённых укреплений вёлся из 541 орудия (600 зарядов на каждое). Им отвечало 466 орудий, но в городе на один ствол приходилось только по 154 заряда, приём, у «вандалов новых» (по Крылову) было 130 мортир крупного калибра, а защитники располагали менее чем половиной этого числа. На пасхальной неделе 1855 года на город-крепость было выпущено 165000 снарядов, им ответили 88700 выстрелами.
На одиннадцатый месяц нечего было защищать. За спинами оставшихся в живых стрелков и канониров дымились одни развалины. Остатки гарнизона не вывесили белый флаг, не вышли за бастионы с повинной головою. Последние бойцы с достоинством перешли по наплавному мосту на северную сторону бухты. Враги не осмелились их преследовать, штурм ключевого Малахова кургана полностью обескровил штурмующих. Союзники дружно заговорили о мире…
Может быть не прав французский маршал, пленённый русской (общерусской!) славой, а правы Кирпичёвы (эти представители нетрадиционной исторической ориентации), правы профессиональные украинцы, мазепинцы, создающие акадэмии, инстытуты и музэи, школы и наукови творы, чтобы эту славу, которую по праву делят малороссы с великороссами, прочими «россами и нероссами» многонационального государства, ниспровергать всеми способами и средствами по политическому заказу? А вдруг действительно почётнее было бы морякам «драться до последнего» на кораблях и вместе с ними погибать, как положено морякам, от матроса до флотоводца?
Сравниваю союзную армаду, которая приблизилась к Евпатории 2 сентября 1854 года, с Черноморским флотом, базировавшимся в Севастопольской бухте. Первая насчитывала более трёх сотен десантных судов; 31 крупное судно новейших конструкций составляло костяк боевой эскадры, на три четверти паровой, с винтовыми двигателями. Второй, российский, располагал только 7-ю боевыми пароходами устаревшего типа; столько же кораблей полностью зависели от воли ветра, но представляли своим совершенством и размерами серьёзную силу и ещё 7 обветшавших парусников числились в строю. Итого общее соотношение сил на море 31:21 в пользу союзников, но пропорция решающая, «машинная» (в их же пользу), ещё внушительней - 23:7. Морской бой между машиной и парусом и при количественном равенстве судов однозначно решался в пользу пара, а при трёхкратном (более чем трёхкратном) превосходстве винтовых двигателей над ветровыми никакой Эол не помог бы русскому ветрилу. Да союзники и не стремились к виктории в открытом море. Гораздо надёжнее, посчитали западные стратеги, загнать русскую эскадру в бухту, прижать к берегу и расстрелять, пока десант берёт город с суши.
Вот тогда и приняли наши выдающиеся герои-флотоводцы, «севастопольская троица» (и первый из равных по воинским дарованиям, чувству ответственности перед Отечеством, по доблести – адмирал Нахимов), единственно правильное решение начать с верой в успех оборону города, сохраняя до конца в боевой готовности основное ядро эскадры. Семь ветхих парусников-ветеранов, ложась на дно Северной бухты, надёжно преграждали в неё путь врагам со стороны моря. Это было не утопление бессильных (см. выше). Семь кораблей, как одухотворённые создания, совершали подвиг – именно гибли в бою, выполняя очень важную стратегическую задачу. И вместе с тем часть их единого (моряк и его корабль) организма – матросы и морские офицеры - продолжала борьбу, посылая ядра и картечь в сторону непрошенных гостей из корабельных орудий, перенесённых на укрепления суши. Впоследствии, когда буря сделает подводное заграждение малонадёжным, ещё пять парусников присоединятся в помощь первым. Оставленные на плаву суда будут поддерживать пушечным огнём защитников бастионов из глубины бухты. Бросаться в гущу схватки, ища геройскую смерть, - красиво, но глупо; время рыцарей-романтиков, типа Роланда, давно прошло, воин стал ценен выдержкой и умом, способностью тактически мыслить.
Разумеется, Нахимов, как и многие его соратники тяжело переживали гибель любимого детища. Неординарная личность, в первую очередь - человек, ничто человеческое ему не чуждо. Не исключаю, что синопский победитель мог и поддаться на короткое время отчаянию, пустить слезу, швырнуть чайную чашку об пол, ходить «темнее тёмной тучи», даже сорваться на неуставной тон в словесном столкновении со своим начальником Корниловым. Это не умаляет его достоинств, к чему гнусно подводит читателя автор явно заказного очернения. Нахимовы не «скисают, как барышня», всегда и во всём (и в мелочах) «проявляют характер». Не из того материала эти люди, чтобы «впадать в истерику». А каков «материал», проверяет вся жизнь, до последнего дня.
Без «позорно(???) утопленных» кораблей, без 20-тысячного флотского экипажа с корабельными орудиями на бастионах, возведённых руками тех же матросов на берегу, недолго бы продержался Севастополь под огнём неприятеля с двух сторон одновременно – с суши и со стороны бухты. Вот в этом предвидении, в дальнозоркости – весь Нахимов. Послушайте ещё одно свидетельство:
«Сооружение за последнее время на Малаховом кургане и перед бастионом Корнилова выдвинутых вперёд укреплений не имеет себе равных в истории осад и характеризует их организаторов как первоклассных специалистов в своей области». Это из репортажа небезызвестного Энгельса, газетного репортёра в то время и всегда – убежденного русофоба, будто он «виховувався i вчився у Львовi». Тем и ценно для нас признание немца.
Русская история богата свидетельствами действий отечественного флота, не вписывающихся в морскую науку. Вспомним штурм моряками Ушакова укреплений острова Корфу, занятого французами, или «визит» флотского экипажа русской эскадры в Неаполь в той же военной экспедиции. Так что Нахимову было у кого брать пример.
Вот-вот вызовет снисходительную улыбку одно из «открытий» Кирпичёва, ставшего в «Зеркале недели» в один ряд с науковцями, которые в своё время добыли «вчену ступень» на разработке злачной темы «Роль коммунистической партии в развитии… (культуры, науки, искусства и т.д.):
Мол, адмирал Нахимов спровоцировал, скажу по-современному, синопским терактом вторжение союзников в российские пределы, долгую осаду Севастополя, вообще, Крымскую войну. Во, какие в России «агрессивные капитаны»! Им по силам, напав без спросу у начальства на мирные заморские города, сжечь в тихих гаванях ковчеги с пальмовыми листьями, лишь похожие внешне на боевые корабли, заодно обстрелять из пушек добропорядочных обывателей и тем самым вызвать войну европейского масштаба. Никакому Френсису Дрейку такое не по зубам, будь он трижды англичанин.
Правда, не все специалисты согласятся с такой трактовкой причин войны 1853-1856 годов. Сохранилось письменное откровение министра английского правительства Пальмерстона: «Мы поддерживаем Турцию для нашего собственного дела и во имя наших собственных интересов». Расшифрую – «дело и интересы» двух из трёх самых могущественных монархий в Европе, Великобритании и Франции, заключались прежде всего в препятствии дальнейшему усилению России, сумевшей водрузить свой флаг мщения за Москву над Парижем в 1814 году. А усиление «Северного Колосса» было реально за счёт «больного в Европе», как называл султанскую Турцию Николай I, который в обмен за признание за Петербургом права протектората над православными странами Балкан, готов был отдать Лондону на съедение Кипр и Египет, вообще весь Ближний Восток. Кусок для Уайт-Холла лакомый, да страх перед «русским медведем» на Темзе оказался сильнее. А тут и усиливающаяся Франция маленького племянника большого дяди своего куска ревниво вожделела и мечтала о реванше за водопой казачьих лошадей на Сене если не в холодной Москве, то на южном побережье Крыма, на худой конец – на иных окраинах империи.
Совсем не Черноморский флот был главной целью союзников, как уверяют нас «независимые (от истины и элементарной порядочности) геродоты», желанные гости кривых зеркал. Уничтожение пережившей своё время парусной эскадры не давало никаких выгод и преимуществ тем, кто уверенно владел океанами. Высший интерес для коалиции (исключая слабоумное Сардинское королевство) представляла Россия без Крыма (а повезёт – без всего Северного Причерноморья), без балтийского побережья, без островов Белого моря и без Архангельска, без сказочной бухты Петропавловска–Камчатского (война была неминуема, требовался предлог, не Синоп, так другой подобный конфликт). Повсюду в названные места направили форштевни своих боевых и десантных кораблей, по малому счёту, две страны-затейницы, а лишённые серьёзного флота, якобы нейтральные Австрия и Пруссия многозначительно напрягли мышцы, пугая Романовых. Турция активизировала военные действия на Дунае и в Закавказье. И везде нападающие получили отпор (кстати, на Камчатке обороной порта руководил генерал Завойко, малоросс, не украинец). Не исключено, что пал бы и Кронштадт, будь командующий английской эскадрой столь же неординарным флотоводцем, как наш Фёдор Ушаков под стенами Корфу; возможно, франки с бриттами сошли бы с кораблей и на набережную в Одессе, и на Соловецкие острова, и братались бы с коренными камчадалами. Им не дали этого сделать утопленные корабли при входе в Северную бухту, которые позволили Севастополю одиннадцать месяцев сковывать основные силы извечных недругов России.
Сначала живой Нахимов, душа обороны, затем тень убитого адмирала избавили Россию от унижения при формальном её поражении в войне. Потому формальном, что Россия, поступившись в некоторых вопросах «великодержавным достоинством», в целом, удержала при себе завоевания, начатые Петром. Город Карс с крепостью (в Закавказье) был возвращён Турции в обмен на руины Севастополя. Что до запрещения иметь в Чёрном море флот, соответствующий статусу империи, он возродится через 14 лет без спросу у Европы – паровой, в броне. Спасибо учителям за науку! И спасибо Павлу Степановичу за утопление парусных реликтов. Они выполнили задачу командования. Их «последний бой» себя оправдал. В надводном положении они не могли породить суда нового типа, вызываемые временем; ветрила препятствовали своевременному приходу машины, дерево не превращается в сталь, необходимо вмешательство грозных событий, решительное и трагическое.
Не закончилась ещё война, а кандидаты в победители уже начали вслух мечтать о её почётном завершении, торопить его. Россия была не в том положении, чтобы возражать. Первой голос подала Франция. Наполеон-племянник писал куин Виктории в Букингемский дворец: «Теперь вполне очевидно для всякого, что одними нашими силами мы не можем сломить Россию». Возможно поэтому мирный конгресс открылся на исходе зимы 1856 года в Париже. В нём приняли участие представители воевавших стран и нейтралы, что «себе на уме» в позе хапнуть под шумок. Парижский трактат Запад разочаровал сильнее, чем Россию. Французский посол в Вене барон де Буркнэ заметил: «Никак нельзя сообразить… кто же тут победитель, а кто побеждённый».
Вот именно сюда, в Париж 163-летней давности, следовало бы заглянуть, прежде чем подводить хронику Крымской войны и личную историю адмирала Нахимова (он же агрессивный капитан) к аналогии с пятидневной войной в августе 2008 года на Кавказе. Но, похоже, в планы автора такой финал не входит. Автор хочет силой писательского воображения заставить зачинателя агрессии (догадайтесь кого!) против несчастной жертвы – Грузии, увидеть себя в «Кривом зеркале недели» в образе якобы наказанного судьбой адмирала, город Цхинвал – в образе Синопа, Грузию – в образе Турции, натовские боевые суда-ракетоносцы – в образе союзного флота образца 1854 года. И ждать развитие событий по известному историческому сюжету: высадка десанта, осада некоего города, напоминающего Севастополь (?!), большая война…
Вернусь к началу настоящей статьи: «Как перекликаются времена! Нынешнее российское вторжение в Грузию навевает предчувствие очередной крымской катастрофы», - дрожит голос предсказателя. Оспаривать вероятность очередной крымской катастрофы трудно. Официальный Киев всё упорно и тупо делает, чтобы она состоялась. А вот другие параллели… Если они отражают действительность, то непременно услышим в финале: «Никак нельзя сообразить… кто же тут победитель, а кто побеждённый».
Так что не станем испытывать судьбу, всматриваясь в зеркало даже одного отдельно взятого издания.
